The Asylum For Souls

Темнеет. В городе чужом Друг против друга мы сидим, В холодном сумраке ночном, Страдаем оба и молчим. И оба поняли давно, Как речь бессильна и мертва: Чем сердце бедное полно, Того не выразят слова. Не виноват никто ни в чем: Кто гордость победить не мог, Тот будет вечно одинок, Кто любит, — должен быть рабом. Стремясь к блаженству и добру, Влача томительные дни, Мы все — одни, всегда — одни: Я жил один, один умру. На стеклах бледного окна Потух вечерний полусвет.- Любить научит смерть одна Все то, к чему возврата нет.

***

      Я поворачиваюсь назад, заглядывая в бесконечность, а тебя нет рядом. И как бы я не оглядывалась, ты не появишься, словно иллюзионист, из пустоты, которую ты сам построил в моей душе. Кажется, что с твоим уходом из мира ушли все звуки, все цвета, вкусы, запахи. Я будто окунулась в Пространство — абсолютно пустое и никому не нужное. Черт возьми, как же это больно — отпускать самого дорогого человека!       В голове вертятся миллионы слов и вопросов — мольбы об избавлении от той боли, что ты причинил, подставив меня перед всем отелем, стоны, как от самых хлестких ударов по сердцу, слезные признания, как мне плохо без твоего смеха, дурацких шуток, глупых, но таких родных привычек, гневные тирады о твоем предательстве. Кто же все-таки виноват: ты или я? А может, оба? Возможно, никто? Просто так получилось, от нас это не зависело? Но с каждым ударом часов в это верится все труднее. Разум замолкает, не говорит о любви, верности, общем сыне. Но начинает вещать сердце, говорящее только о твоей вине, обзывающее дурой. Но могла ли я поступить по-другому? Признаюсь, могла не могла. Я такой человек, о чем часто жалею.       Когда ты собрал вещи и хлопнул дверью, у меня от сердца отодрали огромный кусок. Ты так к нему прикипел, что, уходя, не смог не забрать его с собой. Вроде бы, нас больше ничего не связывает, но спросил ли ты меня, могу ли я жить без этого куска. Четыре года брака, а я все больше не верю в сказки, где муж и жена постоянно вместе. Идиллия рано или поздно заканчивается, но я так хотела верить, что у нас этого не произойдет. Что могу сказать про себя, наивная!       Как же хочется плюнуть в лицо всем врунам, твердившим, какая у нас крепкая семья. Что они понимают в счастье? Знают ли, что это? Для меня было счастьем видеть, как Костя просыпается, треплет Степку по голове, готовит свой кофе, ни на что не похожий по запаху и вкусу. Он была для меня особенным. Костя для меня особенный. Потом плюну на тех, кто утешает меня. Вам легко говорить «это пройдет», «помиритесь еще», «а я всегда знала, что он ненадежный», «другого тебе найдем», вы не были на моем месте, вы не стояли в пустой квартире, рядом с сыном, который постоянно бежит к телефону. Приносит вам трубку, прося позвонить дорогому папе. Вы не собирали осколки от тарелки, понимая, что это — все, что осталось от счастливой семейной жизни. Вы не любили так сильно, как я. И вы ничего не знаете ни обо мне, ни о Косте. Тогда к чему рассуждения? И хотя я и понимаю, что вы говорите это, желая успокоить меня, помочь, но, честно, лучше молчите. Это совсем не помогает, делает только больнее. Просто оставьте меня в покое навсегда на несколько минут.       Сейчас единственное, что мне хочется сделать — забиться в угол, исчезнуть, испариться, избавится от этой боли, съедающей мое сердце. Я бы и сделала так, но рядом Степка. Он — теперь единственная ниточка, держащая меня на этом свете. И я ни за что не умру, ради него.

***

      В тот момент мне было плевать на ту девушку, чья прическа была безнадежно испорчена, на Павла Аркадьевича, что-то говорившего про увольнение. Я не смотрела ни на Софию, которая сочувственно смотрела в мою сторону и постоянно говорила о вине Вадима в этой вакханалии, ни на Михаила Джековича, пытавшегося сгладить углы в этой неприятной истории. Даже когда прогремел выстрел, я легла на пол лишь по инерции, совершенно об этом не задумываясь. Ведь сейчас мою голову занимали совсем другие вещи — сотни повторений одного и того же слова, «Зачем?». Зачем ты это сделал, Костя? В чем моя вина перед тобой? Я смотрю на тебя, пытаюсь заглянуть в самые глаза, но ты стоишь, не шевелясь, виновато опустив голову. Тебе больно так же, как и мне?

***

      И вот, я снова здесь, в отеле «Eleon», на своем прекрасном рабочем месте. В черном, строгом костюме, который сейчас, как ничто иное, подходит к моему настроению. Все как всегда — официанты, посетители, блюда. Но как только я кидаю взгляд на барную стойку, к горлу подкатывает ком, от которого я пока не избавилась. Я больше тебя никогда не увижу. Я больше не выпью ни одной чашки твоего фирменного кофе. Я никогда не прощу тебя. После этих мыслей, которые я так старательно внушаю себе, словно от этого зависит моя жизнь, так и хочется выжечь все улыбки подчиненных, но понимаю, что это не мое право. Я не могу отнять у других счастье, хоть так и поступили со мной. Главное, мне есть ради кого жить. И мне очень больно совсем не больно. И я никогда не прощу его уже простила его.