Часть 1
20 декабря 2016 г. в 23:11
Йеннифэр проспала. Солнце уже выглядывало из-за горизонта, а должна чародейка встать еще до рассвета. Разница в пятнадцать минут — небольшая разница, но это ведь Йеннифэр. Придется чем-то пожертвовать. Она сама пунктуальность и никогда не опоздает без веской причины. Чародейкам нельзя портить сложившееся впечатление, даже перед своими собратьями.
Она осторожно вылезла из-под простыни, стараясь не разбудить спящего рядом ведьмака. Йеннифэр специально жертвует еще несколькими мгновениями, потому что не может жертвовать Геральтом. Она не выдержит его немого взгляда, умоляющего остаться с ней на все утро. Ведь чародейка не сможет отказать в этой маленькой просьбе. А если останется, то не сможет выдержать разочарованного, печального взгляда мягких серых глаз Истредда на следующий день, или через год. Поэтому она пожертвует еще минутой, но не разбудит дремлющего рядом мужчину.
Но перина под миниатюрным телом чародейки все равно скрипит. Йеннифэр замирает, свесив только одну ногу на пол, чувствуя, как рядом начинает ворочаться Геральт. Но нет, он не открывает глаз, хотя наверняка услышал ее тихий шорох, если бы не эликсиры, что он выпивает перед каждой дракой.
Чародейка мягко спрыгивает на пол, словно кошка, и морщится от холода. Нырнуть в постель хотя бы ради того, чтобы забрать белую ночную рубашку, хотя так хочется прижаться к полной уродливых шрамов спине ведьмака, украсть капельку тепла, но Йеннифэр уже все решила еще тогда, когда сказала Геральту о временном переезде в Аэдд Гинваэль.
Она жертвует еще несколькими минутами, чтобы петли шкафа не скрипели, пока она не наденет свою привычную одежду, полною двух цветов: черного и белого. Пальцы предательски дрожат, когда Йеннифэр застегивает каждую пуговицу рубашки, каждую молнию на юбке, каждую заклепку на жакете. Быстрее. Она отказывается от одного, чтобы успеть другое. Сейчас чародейка вновь становится похожей на декабрьский рассвет, но остается еще одна деталь.
Она спешит к дверцам трельяжа, рисуя себя в зеркале, нанося косметику. Чуть не ломает шкатулку с расческой, открывая дергаными движениями. Расчесывает свои черные кудри как можно быстрее, выдирая клочки спутанных волос, но, никак не выдавая боли, лишь болезненно кривит лицо. Отлаживает щетку для волос и кисточки для краски в сторону, даже не попытавшись поставить флаконы на свои места. Но задерживается у зеркала, уже вскочив со стула, рассматривая себя, ища недочеты.
Выглядит чародейка так, словно просидела возле зеркала не десять минут, а целый час.
Она на носочках крадется к двери, одевая туфельки на каблуке, в последний раз глянув на спящего Геральта и черную пустельгу, сидящую на оленьих рогах, перед тем как закрыть дверь и быстро спуститься по лестнице.
Чародейка выскальзывает на улицу, где люди еще не успели начать свою будничную жизнь. Аэдд Гинваэль только просыпался. Не было ни навоза на дорогах, ни спешащих горожан. Город только лениво начинал отходить от сна, но Йеннифэр бодра в отличие от окружения. В груди начинало быстрее колотиться сердце, предвкушая заветную встречу. Оттого она ускорила шаг, едва сдерживаясь, чтобы не побежать. Но времени у нее было еще достаточно, хоть Йеннифэр и думала вначале, что опоздает. Но она же чародейка, а чародейки никогда не опаздывают.
Йеннифэр застывает перед дверью, не решаясь постучаться, глубоко дыша, но все тщетно. Сердце от волнения уже готово выбежать из груди. Только куда именно бежать, оно не знает. Наверняка разделилось на две части: одна бы удрала к ее чародею, перед дверьми которого чародейка стояла, а другая вернулась к ее ведьмаку, завернувшись в одеяло рядом с Геральтом. Но выбор она сделала еще давно, перед отъездом, когда писала послание о скорой встрече.
Но чародейка все равно не может постучать в дверь, так и стоит, согнув костяшки пальцев, приподняв руку. Слишком давно она не видела своего Валя, слишком много дней не писала ему письма, слишком больно предавать своего ведьмака. Но боль тоски перевешивает угрызения совести и она неуверенно стучит в дверь. Стук громко разносится по всему дому и улице, ведь никто еще не проснулся и стоит мертвая тишина, если не считать гула крови в ушах чародейки от волнения. Ведь она скучала. Сказки лгут, королева льда может чувствовать.
И двери через несколько секунд отворяются, и ее встречает Истредд. Словно он стоял под дверью с другой стороны и дожидался, когда она решится постучаться. Чародей действительно ее выжидал, ведь он одет так, словно собирается идти на прием короля, а не встретиться со старой подругой. Но эта встреча гораздо важнее для них обоих, нежели званый вечер у монарха.
— Йенна, — едва выговаривает Истредд, с выдохом улыбаясь. И она улыбается в ответ. Искренне. — Ты как всегда пунктуальна.
Естественно. Она же чародейка. Йеннифэр пренебрегла многим, чтобы успеть к назначенному времени. Чтобы успеть постоять перед дверью, словно девчонка в юности, решаясь на долгожданную встречу.
Они заходят вовнутрь, и дверь захлопывается за ними. Нет типичной прихожей, сразу идет мастерская с высокими книжными шкафами, с устрашающими чучелами, сундуками и огромным столом с кипой бумаг и пустых колб. Он ждал ее, но ничего не изменил в окружении. Йеннифэр не любила, когда из кожи вон вылезают ради одной единственной встречи.
Чародейка разворачивается на каблуках, чтобы начать разговор, но чародей не разрешает, мягко накрывая своими губами ее. Ощущая сладковатый привкус помады на ее губах, вдыхая аромат сирени и крыжовника. Она улыбается, не в силах ответить, наслаждаясь неподдельной нежностью. Они ждали друг друга слишком долго, но сейчас понимают, что дождались. Йеннифэр с жаром отвечает, не веря происходящему. Слишком давно она не ощущала прикосновения Истредда, а сейчас он касается ее талии, прижимая к себе, ближе, гораздо ближе, нежели простые объятия при встрече.
Сердце бьется еще быстрее, когда тело начинало отвечать на ласку. Чародейка прикрывает глаза, чувствуя на шее горячие поцелуи. Его руки едва касаются ее тела, даже нет, остается расстояние в миллиметры, но его прикосновения чувствуются гораздо сильнее того, если бы он до синяков сжимал ее руки. Словно он боится притронуться к ней, как к магическому артефакту, но уже чувствует пьянящее ощущение возрастающей силы, но оттягивает момент касания, дразня. Но этого достаточно, чтобы вызвать мурашки вдоль позвоночника и внизу живота.
Слишком давно они не были друг с другом. И пожертвовать еще минутой они не могли. Йеннифэр прерывисто выдыхает, когда ее сажают на рабочий стол, по неосторожности сбив на пол несколько стекляшек. Это всего лишь мелочи декора. Это была одна из их чудачеств — даже рабочий стол возбуждал гораздо сильнее обычной кровати. Одно из их чудачеств, коих было невообразимо много.
Как же неудобно задирать ее юбку, когда чародейка рвано расстегивает его штаны. Они слишком давно не виделись, чтобы тратить время на пустую болтовню. Голова Йеннифэр кружится, когда она ощущает его твердость между своих ног. Комната на мгновение окрашивается в другие цвета, но лишь когда Истредд входит в нее жестким толчком. Это не больно, возникло ощущение блаженного наполнения. Они оба застывают на несколько мгновений, привыкая. Чародейка вцепилась ногтями в его спину, а чародей судорожно сжимает край стола побелевшими пальцами. Время сбавлять обороты.
Юбка мешается, не позволяя сосредоточиться на чувствах. Все началось быстро, но перешло в медленный темп. Мужчина двигается спокойно, плавно, тягуче, заставляя приятную тяжесть в животе Йеннифэр растекаться на ее бедра горячими потеками, обжигая изнутри. Оба извинялись друг перед другом, что так давно не виделись, не чувствовали, не ощущали тепла…
Тепла друг друга. Голову чародейки опять посетила та сказка об истории этого города. Сани королевы эльфов. Она не понимает, почему человеческий городок носил столь изысканное эльфское название. Но с ускорением толчков, что снова перерастали в грубые, Йеннифэр нашла ответ. Она же снежная королева, которая хочет чуточку тепла, но каждый лишь замерзает вместе с ней, не может ей дать желанного, разве что на краткое время. И пусть, зато на сладкий миг она получит то, что хочет.
Сердцебиение полностью зависело от каждого движения. Йеннифэр задыхалась, пытаясь вдохнуть еще один лишний глоток воздуха. Уже не тепло, а жарко. Вновь все перед глазами плывет, словно она рассматривала комнату сквозь мутный магический кристалл. Истредд двигался жестче, руководствуясь только своими желаниями. Словно хотел наказать чародейку за долгое молчание и отсутствие. Все быстрее и быстрее, все сильнее чувства. Так же грубо, как и в начале. Чародей сквозь все услышал, как падает со стола человеческий череп. Его любимая игрушка, по которой он любил постукивать пальцами. Но этот треск ничтожен по сравнению с шлепающим звуком, что создавали тела двух чародеев.
Йеннифэр никогда не выдает партнеру того, что для нее все закончилось. Лишь глухо постанывала, прикусив бледные губы. Она ощущала блаженное наполнение, слишком глубокое, чтобы игра имело право продолжаться. Истредд же всегда резко останавливался внутри любовницы, закрыв глаза, с жадностью вдыхая ее запах. Ни у кого не было такого парфюма. Он вбивался в подкорки головы, запоминаясь на долгие года, напоминая о себе даже когда обладательница столь дивного запаха далеко. Этот аромат сложен, один запах поочередно перебивает другой, но это полностью характеризует Йеннифэр.
Чародейка с непозволительной жадностью упивалась блаженным теплом, несомненно, разрушающим ее. Ее магию, ее таинственность, что делало ее столь желанной для многих. Она чувствует, как Истредд поднимает ее со стола, несет в свою комнату, на кровать, где можно будет отдохнуть. Йеннифэр вздохнула, ведь знала, что в постели ведутся самые трудные беседы.
— Йенна, — и она была права, когда услышала севший голос любовника. — Ты решила?
— Нет, — холодно отвечает чародейка, прижимаясь к нему, позволяя стаскивать для ласки со своего плеча рубашку. — Слишком трудно.
— Но почему? — его пальцы нежно поглаживали ее руку. — У нас с тобой так много общего. Общие интересы, увлечения, профессия. Мы понимаем друг друга без слов. А твой ведьмак…
— Не нужно, Валь, — еще тише шепчет чародейка, представляя, как Геральт с печальным вздохом замечает ее отсутствие. — Не сейчас.
— Ах, да, я забыл. Ты ведь снежная королева.
Она мрачнеет, припоминая это сравнение. Йеннифэр понимала, что оно самое точное, какое только можно к ней подобрать, оттого так больно. Каждую зиму кто-то новый, к кому она приходит в отчаянной надежде почувствовать запретное тепло. Но оно столь мимолетное, что королева вновь стеганет свои сани в новых поисках старого. Когда находит, как ей кажется, то, что нужно, она понимает, что каждый всегда лишь будет ранен ее осколком. Никто не может суметь не получить это ранение, эту отметину холода и разочарования, обязательный пункт каждых отношений. Никто не сможет растопить ее лед.
— Если я королева эльфов, — спрашивает чародейка, — то почему все замерзают возле меня? Почему никто не может убрать иллюзию? Почему никто не может мне сказать правду?
Истредд молчал, обдумывая это. А она знала, что он не ответит. Но понимала, почему не может выбрать между чародеем и ведьмаком. Тот, кто видит ее настоящую сквозь обман чувств и тот, кто любит ее, даже не смотря на мираж, что навсегда остается вокруг нее дымкой.
— Поэтому я всегда между вами двоими, — тихо шепнула Йеннифэр, садясь на кровати, поправляя на себе одежду. — Потому что вы те единственные, кто остается со мной до утра, несмотря на холод. Но я не останусь. Просто не смогу, ведь если я не уйду, то растает та льдинка, что связывает нас.
— Йенна, постой…
— Прости, Валь. Я думала, что одной пустельги будет достаточно, но нет. Я не смогу решить, кому из вас отдать ее. Несмотря на это, я все еще подумаю над твоим предложением — жить вместе. Всегда буду думать.
Она быстро покинула его дом, словно ее там не было. Чародейкам нельзя показывать свои чувства, но она ощущала ту обиду, что испытывал Истредд. Она невольно понимала, что использует его, но и дать того, чего он жаждет, она не сможет. Он решился искать тепло у снежной королевы, а Геральту вовсе и не нужно это тепло. Ведьмаку плевать на холод и тепло, ему нужна лишь она. Настоящая Йеннифэр, даже если вся она — чары, иллюзия и красивая ложь.
Поэтому она убежит от них обоих, оставив каждому по черной, как смоль, птице. Потому что она сама как осколок льда — если его сжать в кулаке слишком сильно, он протечет сквозь пальцы, оставив после себя абсолютно ничего. Лишь горькое послевкусие, обиду и горечь.
И она вновь стеганет свои сани, сани королевы зимы, чтобы найти того, кто сможет выдержать ее отметину — ледяной осколок — в своей груди. Но снежная королева всегда будет лишь гоняться за теплом и мечтой, такими же невозможными, как и настоящие черные пустельги.