Комнату заполнял ослепительный холодный свет...
Юнги снова начал приходить в себя. После возвращения из бездны забытья, он почувствовал сильный холод, мурашки бегали по коже, к которой прикасалась холодная простынь. Он не мог открыть глаза, пошевелить своим телом, дрогнуть рукой, словно парализованный, Юнги лежал на чем-то холодном и металлическом. В горле застрял стойкий, тошнотворный запах медикаментов, рядом звучали приглушенные голоса и стук каких-то металлических приборов. Юнги смог немного приоткрыть глаза, сквозь темные ресницы он различил чьи-то серые силуэты в белых масках, сотни мелких лампочек на потолке. «Что снова здесь происходит?» - пронеслось в голове. Сотни мыслей и воспоминаний роились где-то в закоулках подсознания. - Сможем ли мы что-то сделать? - раздалось над ним. - Мне очень жаль, - послышалось в ответ, и все снова умолкло. - Мы бессильны… - затерялось где-то над головой. Юнги снова провалился в темное забытье, такое темное и густое, что он мог осязать его всем своим телом, словно провалился в теплую воду, так глубоко, что дневной свет не мог пробиться в это место. Он ничего не слышал, ничего не видел. В горле запершило и он услышал свой собственный кашель, такой глухой и гулкий, словно он и правда находился в толще воды. Но с каждой минутой звук становился все громче и перерос в оглушительный звон в голове. Юнги приоткрыл глаза, над головой все так же горели яркие лампочки и только сейчас до него смутно начало доходить, что он лежит на операционном столе. «Что я здесь делаю?» - просил он себя. Юнги попытался поднять голову, но она была словно налита свинцом, он попытался шевельнуться, но не мог владеть своим телом. Даже снова открыть глаза оказалось проблемой, потому что они тут же закрывались и очень хотелось спать. - Наконец-то ты очнулся, - раздался голос рядом. Юнги не сразу узнал этот голос, хотя в подсознании уже понял, что это та самая девушка-ангел, или кто-то еще. Кем бы она не была, она всегда оказывалась в такие моменты рядом. - Что со мной... - едва слышно произнес Юнги, потому что пересохло в горле, каждое слово вызывало приступ кашля, его мучила ужасная жажда. - Я не знаю, - не сразу призналась Ангел. - Это случилось, когда меня не было рядом. Я ничего не смогла бы уже сделать, ты не мог сдержать себя. Где ты был и что делал, этого никто не знает. Ты сейчас под наркозом. - По...че...му? - Я нашла тебя в одной из комнат, ты сидел без сознания у стены. Ангел замолчала, но почему-то Юнги показалось, что она снова смотрит на него своими печальными глазами. Наступила долгая, мучительная тишина. Холодная комната была молчаливой и неприветливой. Ее наполнял холодный, яркий свет, от нее веяло неприязнью и враждебностью. Юнги начал чувствовать, как путы, сковывающие его тело, начали слабеть. Он попытался встать, но это у него не вышло, затем он попытался пошевельнуть пальцами, что тоже у него не вышло. Но когда он смог поднести руки к свету, его сознание усилено начало работать. Пальцы и вся кисть, предплечье вплоть до локтя были перебинтована, из-под прозрачной ткани виднелись алые пятна. Он несколько раз сильно зажмурился, но это не помогло избавиться от кошмара. «Неужели снова?» - подумал Юнги и сразу же успокоил себя мыслью о том, что все пройдет, как и в прошлый раз. Юнги сидел на операционном столе и бесцельно смотрела на свои руки, которые бессильно лежали на белой простыне. Он понимал, что в помещении все еще находиться Ангел, но он пытался собраться со своими мыслями, которые бешено роились в воспаленном сознании. - Что со мной будет? - наконец-то спросил он. - Было уже поздно, мы сделали все что смогли, твои раны заживут… но ты не сможешь больше играть. Последние слова больно ранили. Настолько больно, что все сломанные разом кости не смогли бы сравниться с той болью, которая разорвала его сознание, все внутри. «Никогда не смогу играть», - звучало как приговор, жестокий и неоспоримый. Юнги вскочил на ноги, все еще чувствуя слабость. - Нет, этого не может быть! - закричал он. - Должен быть выход. Ангел смотрела на него печальным взглядом, в котором не было ничего утешительного. Юнги не знал куда бежать, что делать. Ему казалось, еще миг - и он сойдет с ума. Он прислонился к стене и опустился на пол, начав биться головой о холодный бетон, отстукивая определенный ритм. «Никогда не смогу играть… Никогда...» Он снова посмотрел на свои руки. «Зачем я это сделал? Я ничего не помню… Ничего». Что теперь делать, когда его пальцы больше не смогут играть? Он не хотел сейчас об этом думать, когда-то потом, может, никогда, но только не сейчас. Это было самым ужасным, что могло произойти, и все что было до этого, показалось незначительной мелочью, пустяком. По щекам потекли слезы отчаянья, он приложил ладони к лицу, словно слезы могли их исцелить. Слезы, которыми он еще не плакал. Жгучими, отчаянными, ни с чем не сравнимыми. Он молился дать ему еще шанс. Должен же быть выход. «Я никогда не смогу играть», - безжалостный вердикт, который ему пришлось принять с тяжелым сердцем. Это был конец всему, ради чего он так долго сражался, мир отступил от него, но дышать стало еще труднее из-за боли под ребрами, мир отпускал его, но эта свобода ничего не стоила, она бы превратилась в безжалостное испытание. Мир бросал его, отвернулся от него. Мир не мог его понять и принять таким, он сам не мог смириться с тем, что теперь музыка для него осталась за гранью понимания. Какой теперь был смысл во всем, что теперь ждало его впереди? Ведь у него не осталось ничего. Музыка была его всем, его жизнью, тем, что питало его и оживляло каждый раз, когда он падал с обрыва. Юнги понимал это, не ничего уже не смог сделать...Холодную комнату заполнял яркий свет, Юнги сидел у белой стены, с которой сам сливался. "Никогда не смогу играть..."