Взошедший на трон

Все кончено...

Спустя бесчисленное количество времени (прошел ли день, неделя, месяц, год, вечность — Юнги не мог сказать, потому что ему было безразлично) руки зажили, но пальцы еще не оправились, и он не мог играть. Воспоминания о музыке причиняли неистовую боль, поднимали дикий шторм внутри. Обычно в сопровождении Ангела он гулял по помещениям, о которых ничего не знал и даже не мог ответить, где находиться, это его не волновало совсем. И сегодня он так же ходил по комнатам с безразличным, отсутствующим взглядом, а рядом бесшумно и молчаливо шла Ангел. Юнги остановился у одной двери, которую не узнал, ведь каждый раз проходил мимо и не замечал. «Что за ней?» - проскользнуло в мыслях. И не долго думая, он толкнул дверь ногой, которая тут же распахнулась, но за ней были еще одни двери, большие и белые. Юнги попытался открыть их, но они оказалась закрытыми. Он несколько раз пытался налечь плечом, но дверь даже не дрогнула. «Ну и пусть», - подумал Юнги и решил уйти, но тут его ярость, которая не находила долгое время выхода, вылилась на дверь, которая вздумала ему перечить в такое время. Вообще приступы внезапной ярости в последнее время становились привычным делом, он даже не отдавал себе отчета в том, что порой ненавидел все, что его окружало. Юнги ударил дверь, которая не захотела и во второй раз поддаться. Тогда он собрал все силы в один удар и дверь с треском распахнулась. Пыл Юнги сразу же остыл перед этой победой. Он вошел внутрь и замер. Через полу открытое окно просачивался дневной свет, в углу стоял знакомое белое пианино, только целое и сверкающее. Не могло этого быть. Резкая боль пронзила все внутри, ему захотелось бежать, закрыв эту дверь навсегда и больше не входя в нее никогда. Слезы вот-вот хотели сорваться с влажных, покрасневших век, ком подступил к горлу, судорога свела все внутри. Юнги уже хотел было развернуться и решительно уйти, но тут он заметил маленькую тень, которая мелькнула под фортепиано. - Кто там? - просил Юнги у тени, но ответа не последовало. В комнате стоял полумрак, поэтому разглядеть ничего не удалось. Юнги подошел ближе, тень вжалась в промежуток между пианино и стеной. Юнги подошел к окну и сорвал с нее тяжелые шторы, которые подняли в воздух немало пыли, которая вызывала сухой кашель. Когда она немного улеглась, Юнги снова вернулся к пианино и присел на корточки, заглянув за стену. Его глаза удивленно расширились, ведь там сидел маленький мальчик, который обнял колени и спрятал в них лицо. - Кто ты? Выходи! Мальчик только отрицательно покачал головой и сильнее пытался вжаться в стену. - Вылезай я сказал, - повысил тон Юнги, начиная выходить из себя. - Нет, боюсь, - сжато произнес мальчик дрожащим голосом. Юнги отшатнулся, услышав эти слова. Кто этот ребенок? Он хотел просить это, но тут комната поплыла перед глазами. «Нет, только не снова», - подумал он, ведь последнее время он все чаще и чаще терял сознание, которое потом сопровождалось неприятной тяжестью в голове и слабостью. Когда Юнги снова открыл глаза, вокруг было светло, свет напоминал солнечный. Юнги полностью пришел в себя. Рядом стояло белое пианино. Но почему-то комната превратилась в клетку с толстыми прутьями. Юнги жмурился от света и осматривался вокруг. Когда глаза привыкли к яркому свету и он мог видеть, то снова заметил ребенка с другой стороны фортепиано. Юнги встал и решил подойти к нему, но мальчик снова попытался спрятаться, но было некуда. При дневном свете Юнги мог разглядеть его: черные волосы, которые смешно топорщились, густая челка спадала на белый лоб, темные как ночь глаза, бледная кожа. Он казался таким испуганным и одиноким. «Кто он?» - мысленно спросил Юнги и тут же услышал рядом ответ Ангела: - Это ты. «Я? - не сразу понял Юнги. - Но как?» Хотя в этом месте он ничему уже не удивлялся. Он снова посмотрел на мальчика, он и правда был похож… но заглянув в его глаза, он понял, что перед ним и правда маленький он. И этот ребенок боится его. -Эй, что ты здесь делаешь? - как можно дружелюбнее спросил Юнги, но мальчик не ответил. - Почему ты боишься меня? - в ответ снова тишина. Юнги понял, что дальнейшие расспросы не имеют смысла, и опустился на пол, облокотившись о пианино. - Ты знаешь, что я? Конечно нет, откуда тебе знать, кто я теперь. Я тебе дам совет, только ты послушай его: никогда не делай ничего, не подумав о последствиях, не ври себе, не смей скрывать от себя свои чувства, иначе… - он многозначительно посмотрел на свои руки. - Тебе очень больно? - спросил мальчик, который теперь сидел на корточках возле Юнги. - С чего ты решил, что мне больно? - Когда я не играю, то я слышу, что происходит за дверью, и я все слышал, как тебе было одиноко и больно, поэтому снова садился играть очень уставший, чтобы тебя хоть немного подбодрить. Почему ты меня не слушал? Я ведь очень старался. - Ты играешь здесь? - Угу, - кивнул мальчик, - я здесь живу, здесь мой дом. На глазах Юнги появились слезы раскаяния, ему стало обидно за этого ребенка. Он был тоже пленником этой комнаты. - Тебе снова больно? - спросил мальчик, наклонившись ближе. - Тогда я снова сыграю. И он подбежал к клавишам и начал играть. Такую музыку Юнги давно не слышал, от этих нот все перевернулось внутри. "Почему я не слышал этого раньше, я бы не совершил эту ошибку. Не стал бы так поступать". Вскоре Юнги просто лежал и слушал как играет мальчик, этот ребенок ответил на столько вопросов, которые он разгадывал годами. Он тихо в душе благодарил, что он смог услышать эти ноты, эту мелодию. Он сожалел лишь об одном: что не смог ничего сделать со своими руками, что не смог сдержать себя, что был глух ко всему. - Тебе пора, - внезапно раздался голос в комнате. Юнги оглянулся — за стальными прутьями стояла Ангел. Вокруг была та же темная комната. - Куда? - просил Юнги поднявшись и подошел к прутьям. Ангел молча подошла к клетке и коснулась ее ладонью. Стальные прутья в тот час рассыпались сотней осколков на пол издавая кристальный перезвон. Эти осколки казались стальными бабочками, которые бессильно и медленно опускались на пол. Ангел указывала на проем, который был закрыт тяжелыми темно-фиолетовыми шторами, которые напоминали кулисы. - Твоя сцена ждет тебя, - сказал Ангел улыбаясь. - Но мои руки, - возразил Юнги, но тут ребенок дернул его за футболку. - Ты сможешь. Мы сможем. Юнги раздвинул шторы, за которыми оказалась блестящая поверхность сцены, такая родная и большая, огромная толпа кричала внизу, миллионы рук ворошили воздух, тысячи огней зажглись в темноте. - Теперь тебе нужно лишь решить, что ты будешь делать. Останешься здесь или пойдешь туда. "Что я выберу? Еще спрашиваешь, я незамедлительно брошусь на сцену, но мои пальцы... Я не могу играть, значит не смогу больше быть с музыкой, к тому же из-за этого мой голос стал тихим и хриплым. Я хотел бы бежать, но теперь все кончено". Юнги развернулся, чтобы уйти, но тут наткнулся на чье-то тело, когда он поднял взгляд, то отшатнулся. Перед ним, словно отражение в зеркале, стоял он. Бледная кожа, светлые взъерошенные волосы, подведенные черным глаза, сжатые губы. Это был он. - Куда ты? Какое ты имеешь право тебе сбегать? Я, - он сделал акцент на этом повышением голоса, - тебя спрашиваю, какое ты имеешь право сбегать? - Но... - растерянно начал Юнги. - А когда тебя это тебя останавливало? Когда тебя вообще что-то останавливало? - Но я не могу, - в ярости закричал Юнги. - Заткнись и забудь эти слова. - Я здесь выбираю, - не унимался Юнги, начиная снова выходить из себя. Юнги-отражение внезапно разразился смехом. - Здесь решаю я, - перестав смеяться, сказал он и толкнул Юнги. Последний почувствовал толчок такой силы, что, казалось, он способен сломать все ребра, сдавило грудь, стало трудно дышать, потемнело в глазах. Когда Юнги пришел в себя, он стоял на сцене, новое чувство зародилось в груди. - Здесь все решаю я, - крикнул он, но его голос потонул в крике толпы. - Это моя сцена и моя толпа, это моя музыка. Он увидел пианино и с замиранием сердца подошел к нему. "Или я сейчас смогу или это конец". Но его пальцы снова смогли играть! Его пальцы снова забегали по клавишам с былой ловкостью. - Это мой выбор, это моя музыка, - крикнул он в микрофон. Теперь он снова взошел на свой трон, который ждал его, манил, которому он принадлежал, он снова надел свою корону с ее тяжестью. Но эта сцена дарила ему свободу, чувство полета. Эта сцена, которая его сбрасывала в пропасть, раз за разом снова спасала его и дарила крылья. Эта сцена снова приняла его и признала, склонилась перед его силой и его музыкой. Теперь ничто не смогло его остановить. Теперь это это мир.