Ожидание

      Время уходило. Золотой диск солнца тонул в море изумрудных холмов далеко на западе. По стремительно синеющему небу плыли алые перья облаков, а местами уже можно было разглядеть первые звёзды. Вампир дожидался женщину на крыше самой высокой башни, если, конечно, можно было назвать башней те развалины, в которые время превратило Тесхам Мутна. Взгляд его был прикован к петляющей ленте дороги, что сбегала вниз по холму и скрывалась в лесах. Дальше она дугой изгибаясь на восток и вела на север к метиннским вратам. Отсюда это был самый короткий путь к Боклеру и именно на нём он более всего ожидал увидеть Рену. Однако солнце закатывалось всё больше, удлиняя чернеющие тени и знаменуя исход третьего дня, а дорога оставалась пустой. Чуткий слух не ловил шелеста крыльев ни мышей, ни воронов коим он велел стеречь два других пути и присматривать за округой и чем ближе приближалась к нему ночь, укрывая землю покрывалом из тишины и запустения, тем больше он чувствовал себя брошенным и тем сильнее в нём вскипал гнев.       Эта женщина играла им. Предала, используя самые дорогие чувства, что связывали их вместе, вынудила убивать, заставила считать себя похищенной, поверить в то, что её жизни угрожает опасность, заставила… В то время как сама спала на мягкой кровати и пила вино, в уюте и безопасности. Едва он представлял себе это, как мысли его начинали путаться от ярости, сейчас, глядя на всё ещё пустую дорогу, в сердцах он начинал жалеть, что не убил её при первой встрече в Дун Тынне, когда всё вскрылось, судя по всему, всё к этому и шло. Но правда была в том, что несмотря на всё это он продолжал испытывать к ней те самые дорогие чувства. Именно они и уберегли Ренавед от смерти в ту злополучную ночь, но тыне его интересовало лишь одно. Всё упиралось в один единственный вопрос от которого зависело дальнейшее – было ли это игрой изначально? Любила ли она его хоть когда-нибудь или он всегда был для неё никем? Вещью, которую можно было использовать. И у этого вопроса был один единственный правильный ответ – уверенное «да» в ответ на: «испытывала ли ты ко мне хоть что-нибудь?».       Он жаждал это услышать. Он отчаянно хотел знать, что их близость не была фальшью, что, хотя бы их прошлое не было иллюзией и обманом, что, хотя бы тогда, когда он доверил ей свою душу и сердце она не играла им. Зная это, он готов был услышать и всё остальное, возможно, даже нашёл в себе силы просить эту женщину, женщину которую до сих пор любил. Но без этого прочее теряло всякий смысл. Даже от одного вида возникшей на дороге всадницы ему стало бы легче, это означало хотя бы то, что она считает, что он заслуживает хоть каких-то объяснений. Что после всего произошедшего в ней осталось ещё достаточно чувств, чтобы потратить на него своё время. А в след за этим в нём могла зародиться надежда на счастливый исход. Пусть он и не мог представить себе причин, оправдывающих её поступок, но он всё же надеялся, что таковые могли найтись. Что всё совсем не так как кажется. Отсутствие же было знаком полного безразличия.        «Рена, - звал он её про себя, неотрывно следя за поворотом дороги, - приди ко мне. Докажи, что я хоть что-то для тебя значу.» Однако дорога оставалась пустой, а на Туссент уже успели опуститься сумерки, знаменуя конец третьего дня. Краски покинули солнечный край, словно сама жизнь, и вместе с тем, тьма и запустенье приходили и в душу вампира. Разум подсказывал: «что-то могло задержать её», но он уже не желал слушать его доводов. Он расставил соглядатых далеко на пути и позаботился о том, чтобы никакие бандиты или твари не задержала её. У Ренавед было достаточно времени, чтобы прийти к нему, но она попросту не пожелала этого. Охваченный не сколько гневом и яростью, сколько горечью и обидой он, впервые за много часов, оторвал взгляд от дороги, осмотрел наполовину обрушившуюся крышу и найдя себе жертву в лице замшелой массивной баллисты разнёс её на куски парой ударов. «Вот значит каков твой ответ, - думал он. – Ты даже не пожелала ко мне явиться! А может ты думаешь, что я шутил? Полагаешь, что мне не хватит духа? Или считаешь, что высокие стены и разряженные в железо идиоты смогут тебя защитить?! Если так – то ты совсем меня не знаешь! Да и хотела ли ты меня знать?...» Последняя мысль послужила острой стальной шпорой, впившейся в его душу. Предан. Он оказался предан той, кому доверял без остатка, той ради которой был готов на всё и той которой отдал всё.       Охватившая его боль была сокрушающей, она одновременно и отнимала силы и будила ярость которая переполняла энергией. Запертый между этими двумя крайностями, терзаемый болью, желанием действовать и всё ещё не могущий поверить, что всё для него обернулось именно так, он метался по крыше, не находя себе места и не находя ничего, на что можно было бы обрушиться. И лишь слабые осколки схоронившейся в его душе надежды порой проглядывали на свет, заставляя его бросать взгляд на дорогу, непроглядную для человека во мраке спустившейся ночи. «Мы поговорим, хочешь ты этого или нет, - решил он. – Я заставлю тебя прийти ко мне. У тебя просто не останется выбора!» С этой мыслью он истаял, обернувшись алым туманом и спустился вниз по стене.       Это не было ни началом истории, ни её концом, но мигом, когда умерло нечто ценное. Та львиная толика терпения и понимания, которую вампир был ещё готов уделить ей, вырвав из когтей сожалений, горечи и злобы. Толика надежды, на существующую ещё в женском сердце любовь. Вера в нечто ещё не до конца понятное ему самому. Ведь молчание и отсутствие способны были передать даже больше, чем слова. Слова, как оказалось, могли бы крайне лживы, взгляды – поддельны, объятья – не искренни. А молчание было простым, как и он сам, оно не лгало. И в какой-то момент ему показалось, что её отсутствие – единственная правда, которую преподнесла ему Ренавед.