Признание

Юри прячется от всего мира под одеялом. Лишь только он снимает свой костюм для выступлений и возвращается к повседневному образу, как его самообладание исчезает без следа. И справиться с неожиданно подступающим приступом паники не удалось бы, даже чувствуй он себя сейчас также уверенно, как на катке. Впрочем, Виктора не останавливает препятствие, которое Кацуки возвел вокруг себя. Юри слышит смешок, следом ощущает чужой вес на спине и руки, пытающиеся обхватить кокон, в который он превратился с помощью одеяла. — Я знаю, что ты меня слышишь, — мягко проговаривает Виктор около уха Юри, а затем его голос неожиданно становится полным жалобы и обиды. — И, честно говоря, это жестоко. Ведь вот он я, говорю, как восхитительно ты выглядишь, а ты сбегаешь и прячешься. — Кто тебя просил это делать? — недовольно произносит Юри, заранее зная ответ на свой вопрос. Просто ему хочется, чтобы Виктор перестал говорить настолько смущающие вещи. — Ты же сам недавно признался в своём страхе. Что я оставлю тебя... — А ещё я сказал, что знаю: ты не оставишь! — Тем не менее ты до сих пор недостаточно в этом уверен. Как же хочется, чтобы мои слова как можно глубже проникли в твоё сердце и не оставили места ни для единого сомнения. И почему Виктору удаётся говорить подобное с такой лёгкостью? — Итак, на чем я остановился? — спрашивает Виктор, ведя рукой по одеялу там, где находится спина Юри. — Хотя без разницы. Давай лучше поговорим о твоих замечательных волосах... В попытке скрыть захлестнувшую его неловкость Юри закрывает своё лицо руками, пусть под одеялом этого всё равно не видно. — Д-дразнить меня — не выход! — запинаясь, вскрикивает он. Наступает тишина. Никифоров не отпускает очередную беззаботную реплику в ответ. Его руки замирают над одеялом. — Значит, ты думаешь, я шучу? — вопрос задан полностью серьёзным тоном. Да, — соглашается часть сознания Юри, отвечающая за неуверенность. Нет, — слышится ответ другой, пока ещё крошечной, но уверенно набирающей силу. В итоге Кацуки ничего не говорит. Виктор в свою очередь тоже не добавляет ни слова. Юри чувствует, как вес со спины исчезает, и любопытство заставляет его высунуть голову из-под одеяла. Виктор сидит спиной к нему на краю кровати и обувает свои туфли. — Куда ты идёшь? — интересуется Юри растерянно, но без страха в голосе: он знает, что Виктор не откажется от него из-за такого пустяка. — Ты думаешь, что слова о моих чувствах к тебе — шутка, — всё ещё серьёзным тоном отвечает Виктор. — Но, может, если я признаюсь всему миру, как безумно я в тебя влюблен, ты наконец поверишь мне. На «безумно влюблён» сердце Юри подскакивает и едва не останавливается, но чувство самосохранения обращает внимание на одну важную деталь. Он торопливо садится на кровати и эхом повторяет: — Всему миру? — Да. Когда репортёры спрашивали меня о наших отношениях, я проигнорировал их вопрос, потому что мне больше хотелось рассказать о твоём выступлении. Но теперь я точно знаю, что нужно им ответить. Юри замирает, и его шокированный взгляд устремляется на Виктора. Обувшись, Никифоров начинает подниматься, а Юри осознаёт, что тот правда намеревается воплотить свои слова в жизнь. В ужасе он прыгает на Виктора и прижимается к его спине, крепко обхватывая руками за грудь. — Не надо! — почти умоляет он, упираясь лбом чуть ниже чужой шеи. — Юри, — с беспокойством окликает Виктор. — Тебе не понравилось, когда я тебя поцеловал? Юри сглатывает комок в горле. — Нет! — Даже если это произошло перед множеством зрителей и камер? Боже, обязательно надо напоминать? Юри до сих пор не прочитал сообщения, которые ему прислали родные. Ему не хочется открывать их сегодня. Не хочется открывать их когда-либо вообще. — Тогда меня это не беспокоило, — признаётся Юри. — И я действительно не жалею о произошедшем, хотя практически умер со стыда, когда Пхичит об этом упомянул. Виктор оборачивается к нему с нечитаемым лицом. — Тебе стыдно быть со мной? — Что? Да как Виктор может такое спрашивать? С чего он решил... Ох. Конечно. При всем поведении Кацуки. — Всё не так! Я хочу быть с тобой. Но ты же знаешь, какой я стеснительный. — Знаю. Но после того поцелуя люди увидели — между нами что-то есть. Своими поступками я лишь пытаюсь доказать всем и особенно тебе, что это не очередная моя прихоть. Что ты значишь для меня так же много, как и фигурное катание. Юри отворачивается, ощущая, как загорелись щёки. Несправедливо, что он, при всех его чувствах к Виктору, не способен также легко и свободно выражать свои эмоции. Будто сказать значимые слова не труднее, чем вздохнуть. Но всё-таки Виктор прав. Разговоры уже ходят среди людей, и новые действия вряд ли подольют масла в огонь. Значит, нет причин его останавливать. Кольцо рук Юри становится слабее. Действительно, почему бы не позволить Виктору открыться общественности и поделиться своими чувствами? Разве страхи и сомнения не уйдут раз и навсегда, когда Виктор официально сообщит всем, кем он занят? Должны уйти. Но... Непонятное чувство, медленно разливающееся в груди, заставляет Юри вновь схватиться за Никифорова. — Расскажешь ты или нет, я всё равно буду смущён, — признаёт Юри. — Но, кажется, есть и ещё одна причина, по которой я не хочу ничего афишировать. — А? — славу богу, голос Виктора снова окрасила привычная лёгкость и теперь еще с примесью любопытства. — Почему? — Я пока не уверен. Дай минуту подумать. Виктор усмехается. — Сколько угодно минут, — мягко произносит, накрывая ладонями руки Юри, — пока ты меня так обнимаешь. — Это думать не помогает! — Прости, прости! — со смехом отзывается Виктор. Юри фыркает и слегка пододвигается, пристраиваясь к Виктору удобнее. Что же получается... Мысль об объявляющем на весь мир о своей непоколебимой любви Викторе определённо делает Юри счастливее. К тому же удовлетворяет его собственнические чувства. Но всё-таки некоторая эгоистичная часть его сознания выступает против этой идеи. — Думаю, — в конце концов произносит он, закрывая глаза, и, чтобы набраться уверенности, представляет, будто катает свою программу. — Я хочу, чтобы все понимали, что ты мой, но не потому, что ты им сказал. — Хм, да? — спрашивает Виктор сосредоточенно, и Юри испытывает облегчение, слыша в ответ не шутку. — Как ты тогда хочешь, чтобы они это поняли? — Так, как было, когда ты меня поцеловал. Ты сделал это не для того, чтобы покрасоваться или доказать что-либо публике. Я хочу, чтобы ты настолько был зачарован мной, что никому бы не понадобились никакие заявления — весь твой вид и поступки говорили бы без слов, что мне никто не соперник. Его признание встречает тишина. Но прежде чем приходит чувство сожаления о вырвавшихся словах, Юри ощущает, как Виктор вздрагивает. В ответ по спине Кацуки пробегают мурашки. Разомкнув кольцо рук Юри, Виктор поворачивается к нему лицом. На бледной коже заметен лёгкий румянец. Если он всегда будет так выглядеть, стоит мне заговорить о своих чувствах, лучше делать это почаще. — Юри, — прикрыв глаза, с придыханием произносит Виктор, заставляя дрожь снова прокрасться по телу. Прежде Юри ловил такие взгляды от него только после победы на соревнованиях. Большим пальцем Виктор проводит по линии его челюсти. — Я уже совершенно покорён тобой. Но если ты считаешь, что этого недостаточно, что ты способен захватить меня ещё больше, чем сейчас, на льду и на земле... Тогда я весь в нетерпении. Кацуки не может произнести ни слова, его мозг плавится, как восковая свечка. Их лица слишком близко, а Виктор так призывно смотрит. Инстинкты одерживают вверх, Юри начинает наклоняться вперёд... — Однако, — излишне громко восклицает Виктор, останавливая приближающиеся губы пальцем. — Наша проблема всё ещё не решена. Как мне достучаться до тебя и заставить понять, что я тебя ни за что не покину? Нахмурившись, Юри отводит ладонь Никифорова в сторону. — Столько сомнений у меня не по твоей вине, — говорит он, а затем в приливе смелости подносит руку Виктора к своим губам и целует. Но его порыва не хватает, чтобы посмотреть на ответное выражение лица Никифорова. — Благодаря тебе их стало меньше. — Даже если так, — мгновение голос Виктора звучит смущённо, но после снова возвращается к своей обычной интонации. — Разве я не могу ничего сделать? Юри всерьёз задумывается над его словами, а потом прижимается лбом ко лбу Виктора. — Будь собой. Не только Виктором-кумиром или Виктором-тренером, но и просто Виктором. Ошибайся, как ты уже это делал. Покажи мне грусть и неуверенность, злость и радость. Покажи те стороны, которые ты всегда пытаешься скрыть, и те, которые выставляешь напоказ. Просто... открой мне всего себя. Признание Юри, судя по лицу, Никифорова не трогает и не забавляет. Вместо этого его губы складываются в прямую линию. — Мне не хочется обременять тебя сильнее. Я здесь, чтобы помочь. А как это можно сделать, если переложить на тебя ещё и мои проблемы? Юри коротко усмехается. — Знание того, что ты не идеален, снимет груз с моих плеч и заставит любить тебя ещё больше. А это сделает меня ещё счастливее. Виктор растерянно моргает пару раз, а затем в миг преодолевает расстояние между ними и прижимается поцелуем к губам Юри. — Даже хорошо, что ты слишком стесняешься, чтобы часто говорить такое, — шепчет он между невесомыми поцелуями. — Иначе я бы не смог этого выдержать. — Теперь ты понимаешь, как я себя чувствую! — негодующе восклицает Юри. Со смехом Виктор надавливает на плечи Кацуки, пока спина того не касается кровати, и забирается сверху. — Кстати о твоих чувствах. Мне продолжить с того места, где я остановился? Юри замирает. — Но разве мы уже не разобрались?.. — С чего именно мне начать открываться перед тобой? — спрашивает Виктор с лукавой улыбкой. — Пожалуй, с рассказа о том, что мне нравится в тебе. Например, твои пальцы... Юри снова накрывается одеялом.