cuts

      Впервые Криденс неаккуратно разрезает кожу на запястьях в пятнадцать лет, когда мать первый раз ударяет его по лицу кожаным ремнём, оставляя тонкую красную полосу и желание растереть щеку, чтобы избавиться от жжения.       Второй раз это происходит в шестнадцать — он режет запястья, потому что мать, узнав, что он сдал математику на плохой балл, исполосовала ему всю спину. В тот момент ему хотелось кричать от своей боли, выплескивая все эмоции бурным потоком в физическую боль, и тихо молить о прощении Господа, ибо до ужаса хотелось случайно разрезать кожу сильней и не успеть остановить кровь. Да, он хочет, но не может.       И так продолжается, кажется, целую вечность. Это происходит в третий, четвёртый… седьмой раз… Он сбивается со счета, привыкает к такой жгучей боли, что уже не чувствует ее почти, а режет просто так, по привычке.       Ему восемнадцать, но он продолжает смиренно сидеть и ждать, когда мать накажет его за очередную ошибку. И ошибку ли?       Наверное, да.       В этот раз, совсем далекий от начала раз, она видит его порезы на руках, где многие тонкие линии превратились уже в шрамы, совсем не красивые шрамы.       Миссис Бэрбоун оголяет руки сына и бьет по ним, по свежим шрамам ремнём, замахиваясь так сильно, что из глаз Криденса катятся обильные слезы. И он снова молится, чтобы этот раз был последним в его жизни, чтобы его, наконец, отпустили. Он просит, умоляет, чтобы его душу забрали навсегда, спрятав ото всех, где никто не сможет навредить ему. Где он никогда больше не увидется со своей матерью.       И, о Боже, это происходит через пару дней, когда он падает со скользких ступенек у входа в школу и ломает свою руку, даже не поняв этого из-за морального опустошения.       Криденса везут в больницу и пихают в травматологию, где сидит много людей и ждут своей очереди.       Мать говорит с ним по телефону об учебе, о том, чтобы он попросил быстрей наложить ему гипс и после этого пошёл в школу. Ему ведь нельзя пропускать уроки, а миссис Бэрбоун не хочет таскать его на шее всю жизнь.       Криденс чувствует себя бесполезным.       — Итак, Криденс, верно? — спрашивая, врач поднимает свои уставшие глаза на Криденса и улыбается так искренне, что парня прошибает. Ему никто так ещё не улыбался.       — Да, — кивает Криденс, придерживая свою руку. В этот момент он чувствует, насколько сильно болит его рука.       — Что с твоей рукой?       — Сказали, что перелом.       — Давай посмотрим.       В тот день Криденс не идёт в школу, прогуливает. Он остаётся в больнице и целый день разговаривает с доктором Саламандером, который хмурится и ругается из-за того, что Бэрбоун режет свои руки. Он сетует на его подростковые гормоны и бунтарство, а потом краснеет от того, что узнает откуда эти порезы и порывается поговорить с миссис Бэрбоун. Но Криденс его останавливает.       Они будто знакомы вечность, и Криденс бы поговорил с ним ещё столько же, но…       Он не возвращается домой. Не хочет.       Он тает от искренности, радости, печали и всех тех эмоций, что ему не удавалось заполучить от других людей. Всем было его жалко, так жалко, что сочувствие исходило из них за километры. Парень всегда хотел перед этими людьми извиниться, не зная за что. Теперь он больше не хочет извиняться, бежать ото всех, плакать и биться в немой истерике. Теперь ему хочется любить. Хочется быть любимым. И разве это плохо?       Совсем нет.       Поэтому он остаётся у Саламандера и говорит с ним всю ночь, не обращая внимания на то, что мать звонит через каждые пятнадцать минут. Пусть звонит. Сейчас он хочет тепла и нежности, хотя бы в эту ночь.

* * *

      Криденс сидит на кухне Саламандера и пьёт горький кофе, потом кривится и сыпет туда пару ложек сахара. Он не любит горький кофе с утра. Особенно в хорошую погоду.       Его шею обвивают родные руки, а в макушку утыкаются носом, вдыхая любимый запах.       — Криденс, ты перестал резать свои запястья? — тихо смеётся Саламандер, — который знает, что такого больше не будет, — сплетая свои пальцы с пальцами Криденса.       — Просто из-за гипса было не удобно это делать, Ньют, — Бэрбоун говорит это мягко, со всей присущей ему нежностью и улыбается, подаваясь навстречу тёплому поцелую.       Криденс любит и любим.       Ему больше не хочется резать свои руки.