Говорят, если чего и стоит бояться, так это самого страха. Страха и мотивированного Нару.
***
Chiaroscuro — chi·a·ro·scu·ro (произношение: kēˌärəˈsk (y)o͝orō, kēˌarə-/) — светотень имя существительное 1. Распределение света и тени в рисунке или живописи; эффект контраста света и тени, обусловленный неравномерностью светового потока или его направления на какой-либо объект. 2. Противопоставление света и тьмы или теней. множественное число: chiaroscuros — светотени Пример: «the chiaroscuro of cobbled streets» — светотень мощённых улиц***
— Шикаку! Ну почему ты всегда такой? — Какой такой? — Ты знаешь, о чём я говорю, Шикаку! Ленивый — ленивый — ленивый! Я готова мириться с твоей занудливой, наводящей скуку личностью, но я НЕ позволю влиять подобным образом на Шикамару! — Я никогда не мешал Шикамару… — Тогда почему же ты так против его… Мой отец вскочил со стула, его искажённая, покоробившаяся тень возвысилась над моей мамой и растянулась на всю кухню, и на этот раз моя мать, которую я всегда считал более сильной из них двоих, не могла найти слов. Я никогда не видел его таким сердитым прежде. Ками, я вообще никогда не видел его сердитым в какой-либо степени. Раздражённым, да — и то единственным признаком его раздражения было то, что он засовывал голову под подушку и переворачивался на другой бок. С этим я мог справиться. Но этот человек был чем-то совершенно другим, чем-то, что, несмотря на весь свой богатый для шестилетки словарный запас, я не мог описать. Но я знал, что это существо было явно опасно, и в этот самый момент мой так называемый «гениальный» разум наконец-то полностью осознал истинное значение шиноби. Откуда-то из-под всей этой сонной внешности вдруг проявился со всеми своими шрамами и прочим человек, который убивал и убивал на своём пути к выживанию на протяжении всей целой мировой войны шиноби. За всю свою шестилетнюю жизнь я ещё никогда не был так испуган. Одну вещь я знал наверняка — я мог злить мать, как угодно, и всё, что я бы получил, это относительно безболезненную ругань и пару минут в углу, но доводить моего отца до его предела прочности было бы неразумным действием и, вероятнее всего, оно было бы последним в моей жизни. Знаете, как там говорят о гневе терпеливого человека. Лицо моей матери застыло, мертвенно-бледное в свете мерцающей лампы; она не могла говорить. Я всё ещё прятался за стеной, отделявшей кухню от гостиной. Они ещё не заметили меня, мои родители были очень уж погружены в свой спор, и в любом случае я был Нара. В отличие от большинства детей я не боялся темноты — наоборот, скорее я любил её из-за укрытия и спокойствия, которые она предоставляла. Я был склонен перемещаться в тени и всегда был хорош в прятках. Кроме того я был так мал, даже в сравнении с детьми моего возраста, как и мои резервы чакры, что вероятней всего моё присутствие поблекло на фоне всё разрастающейся ослепительной ауры моего отца. С каждым произносимым им словом его гнев увеличивался, как росло и облако тёмной энергии вокруг него, приводя его в ярость, о которой я никогда бы не подумал, что он способен на такое. Мой отец — такой серьёзный, тихий, спокойный мужчина — и этот человек, который был прямо сейчас на нашей кухне и кричал на мою мать, это просто не мог быть один и тот же человек… И всё-таки это был он. Фотографии на нашем семейном алтаре сейчас дребезжали от его рокочущего голоса и вспышек чакры. Я представлял, как двухмерные предки моей семьи смотрят своими глянцевыми сфотографированными глазами из-за стёкол и деревянных рамок и трясутся с тем же страхом, что и я. Если отец и мог услышать, как они дрожат, перекрывая звук его воплей, его это, похоже, не волновало. — Троица Саннинов: один — своенравный извращенец, вторая — погрязшая в наслаждениях пьяница, третий — Ками знает где, из-за собственного гения стал абсолютно бесчеловечным! — С каждым предложением голос отца набирал обороты. — Четвёртый Хокаге: слава, величие, награждён таким количеством прозвищ и титулов, что он утонул бы в чернилах, необходимых, чтобы все их записать! И всё ради чего? Мёртв, не справив и тридцати лет! — Он всё продолжал и продолжал, и не мог остановиться. — Какаши Хатаке: с абсолютно поехавшей крышей, так что это даже не смешно… и не смотри на меня так, Йошино, ты и я, мы оба знаем, что это правда, и что этот бедный парень — самый наихудший из возможных случай, который видел когда-либо кто-нибудь, кто хоть что-нибудь понимает в психологии, он близок к настоящему безумию… а кто не был бы, если бы потратил всю свою жизнь, с тех самых пор, как научился ходить, рискуя своей головой ради деревни, которая, кажется, только и делает, что разбивает вдребезги всё и всех, о ком он когда-либо заботился… поэтому-то он и носит десять масок, одну на другой, и избегает любых личных вопросов как чумы, и читает эту грязь под названием Ича Ича на публике, и специально опаздывает абсолютно везде, и тратит часы, и часы, и часы, стоя перед этим проклятым камнем и в жару, и в дождь, и в снег, в любую погоду, и при любой возможности ебёт мозги всем окружающим так, как будто ему на всех всё равно, потому что это такой очевидный механизм адаптации, чтобы справиться со всем этим дерьмом, что жизнь преподносит ему, и никто, даже Иноичи хренов Яманака, ничего не может с этим поделать! Моя мама никогда не плакала. Она была смелой, закалённой женщиной, совершенно не похожей на слабых принцессочек из сказок. Она никогда не ждала, что кто-то придёт и спасёт её. Всё, чего она достигла, от её первой миссии до безраздельного внимания моего отца, было полностью её собственными заслугами. Так почему сейчас по её щекам струилась вода? — Шикаку, пожалуйста… Мой отец не слышал её, он просто продолжал безжалостно перечислять абсолютно каждого предшественника из числа гениев Конохи, пока, наконец, он не выделил свой аргумент таким громким голосом, что я задавался вопросом, почему вся деревня ещё не проснулась и не пришла к нашему дому, чтобы выяснить, что же такое тут происходит. Может быть, они знали, что, если из всех возможных мест шум доносится из дома Нара Шикаку, лучше держаться подальше. — А хочешь, я начну с блестящего, непобедимого, печально известного Итачи Учиха — генин в 7, чунин в 8, и уже убивающий взрослых людей прямо в кроватях в должности капитана АНБУ, когда ему было лишь 13? Полностью сломался и съехал с катушек, оставив только любимого младшего брата собирать осколки! Но я полагаю, мы не должны удивляться, о нет, отправим маленького ребёнка сломать его первую шею и перерезать его первую глотку до того, как его возраст будут записывать больше, чем одной цифрой, и всё будет в порядке, не так ли? Я удивлён, что он не выкинул подобный фокус ранее! Просто подумай, Йошино! Вся его семья, самый большой клан во всей Конохе, УБИТ, хладнокровно ЗАРЕЗАН, уменьшен с сотни людей до двух за ОДНУ ночь! Я БЫЛ ТАМ, ЙОШИНО! Я БЫЛ ОДНИМ ИЗ ПЕРВЫХ, ВЫЗВАННЫХ ДЛЯ ПРЕДВАРИТЕЛЬНОГО РАССЛЕДОВАНИЯ, ПОСЛЕ ТОГО, КАК РЕЗНЯ УЧИХ ЗАКОНЧИЛАСЬ, И ЗНАЕШЬ, ЧТО Я УВИДЕЛ? ЦЕЛЫЕ РЕКИ КРОВИ, СТЕКАЮЩИЕ С КРЫЛЕЦ, СО СТУПЕНЕК НА УЛИЦУ! И ЗНАЕШЬ, ЧТО ЕЩЁ Я УВИДЕЛ? СЛЕДЫ ИТАЧИ УЧИХИ В МОРЕ КРАСНОГО! И НИ ОДИН ИЗ ОТПЕЧАТКОВ НЕ БЫЛ НЕЧЁТКИМ ИЛИ ЗАБРЫЗГАННЫМ! ОН НЕ КОЛЕБАЛСЯ, И ПРИ ЭТОМ ОН НЕ БЕЖАЛ ОТТУДА! ОН ШЁЛ СПОКОЙНО И НЕВОЗМУТИМО, КАК БУДТО ПРОГУЛИВАЛСЯ ПО ПАРКУ В СЧАСТЛИВЫЙ, ЯСНЫЙ ЛЕТНИЙ ДЕНЬ, КАК БУДТО НИЧЕГО НЕ СЛУЧИЛОСЬ… — Шикаку! И тогда ярость растворилась, и зверь исчез, оставив после себя человека достаточно старого, чтобы быть моим дедом. Постаревшего не только с мудростью, но и с болью… Его крики прекратились, сменившись чем-то медленным и скорбным вместо этого. И всё-таки эти чувства породили ещё раз зверя, отличного от моего отца, это был зверь страха, а не гнева, но он пугал меня больше, чем любая ярость. Даже годы спустя, когда я буду сталкиваться с врагами, моя память будет возвращаться к этому самому моменту, и я буду вспоминать его болезненные вздохи… — И что дальше, Йошино? Какую судьбу мы предназначим следующему? Сделаем ли мы его, Шикамару Нара, самим монстром, страшилищем? Предостерегающей сказкой для всех последующих поколений нашего клана о том, кто ходил в тенях так долго, что сам превратился в одну из них? Моя мама не сказала ни слова. И я тоже. Я просто сидел на полу, застыв, не в силах даже дышать, и смотрел, как тёмные силуэты на стене складываются в самую знакомую мне форму. В меня.***
Позвольте мне объяснить мою историю с самого начала. Моё имя — Шикамару Нара, как вы уже могли догадаться. Я — сын Шикаку Нара и Йошино Нара, в прошлом просто Йошино из незначительного рода, и наследник клана Нара в Конохагакуре но Сато. Я единственный ребёнок в семье, хотя, скорей всего, у меня есть дальние кузены со стороны моей матери, которые живут где-то ещё. Я не буду о них много говорить, и, как мне кажется, их это устроит, поскольку они из числа гражданских, что предпочитают мирную и тихую жизнь как можно дальше от вероломства и жестокости жизни шиноби. Я не виню их в выборе такой жизни, и я не думаю, что они также обидятся на меня, когда я скажу, что считаю своих товарищей по оружию братьями и сёстрами гораздо больше, чем моих кровных родственников. Кровные черты, кажется, сильно передаются в семьях шиноби. Возьмём меня, например. С первого взгляда я выгляжу в точности как мой отец. Колючие, тёмные волосы, ленивые, прикрытые глаза, овал лица и форма носа, мимика в разных ситуациях, сверхъестественный интеллект, подобающий только кому-то из клана Нара. Даже наши повседневные привычки от того, как мы зеваем, до того, как закатываем глаза, если раздражены, в точности совпадают, хотя это может быть и из-за того, как меня воспитывали (дети, в конце концов, подражают своим родителям), а вовсе не из-за генетики. Но учителя Академии, которым достаточно не повезло пострадать больше, чем от одного поколения моей семьи, включая тётушек, дядюшек и дальнюю родню, они сразу сказали бы вам, что в глубине души я — вылитая мать. Говорят (иногда — с признанием, а иногда и с жалобой), что Нара страдают от влияния большого количества инь. От нашего ума до наших тел, и даже в нашей фирменной теневой технике мы представляемся как тихие, размышляющие личности, умные, но не склонные к действиям. Слишком умные, возможно, и поэтому Мать Природа должна была сбалансировать игровое поле, забрав у нас кое-что другое. Во всяком случае так было, пока не появился я. Хокаге-сама винит во всём мою мать. Он, конечно, никогда не говорил этого вслух, но я могу утверждать, потому что каждый раз, когда мой отец решал поучаствовать в дне «Приведи своего ребёнка на работу» для Центрального Командования Конохи, Сандайме при каждом взгляде на меня хмурил свои седые брови и сжимал переносицу с тихим вздохом: «Ох, Шикаку, ну почему ты женился на ней из всех женщин?». Конечно, это говорилось в шутку, а не со злости, так что, наверное, мне не стоит так много жаловаться. Моя мама не была Нара по рождению, хотя и выглядела как клановая: у неё тоже было довольно овальное лицо, особенно заметное, если волосы собирались сзади. Но это было не так. Она была из семьи гражданских, хотя возможно с её стороны у меня и был один дедушка генин, не уверен; в общем, ей пришлось потом и кровью зарабатывать своё звание чунина, как и большинству среднестатистических сверстников, в отличие от «специальных команд», созданных исключительно из клановых детей (кстати говоря, практически всем наследникам всех важных кланов случилось учиться в одном классе со мной). Возможно, она продвинулась бы и дальше по карьерной лестнице, но родился я, и она уволилась. То есть по бумагам. По духу она всегда оставалась шиноби, и каждое утро, без перерывов, она доказывала это, вытаскивая меня из постели на рассвете, чтобы выполнить утренние упражнения. (Она давно отказалась от попыток заставить моего отца проснуться так рано, так как к тому моменту, что ей удавалось вытащить его из постели, положенное время так или иначе заканчивалось. Что не мешает ей до сих пор пилить его, пока он, наконец, не проснётся.) Был бы я похож на моего отца, она бы сдалась в обоих случаях. Но я не был похож на отца. Я был похож на мать, и на этот раз инь клана Нара был сбалансирован с ян моей матери, с новой свежей кровью, что родилась из естественной социальной несправедливости сложившейся клановой системы, взросла из ничего, кроме чистой воли и решимости, горячей и нетерпеливой, и готовой действовать. Да, я родился с умом отца и с сердцем матери, с сердцем, закалённым в череде испытаний и невзгод не только жизни шиноби, но и политическим миром шиноби в целом, не с помощью чуть более чем посредственного инструктора и обычной фамилии, но со всем своим мужеством и свирепостью. Я поступил в Академию около 6 лет, также, как и все остальные в моём классе. В начале разница между моими одноклассниками и мной не была настолько огромна или очевидна. Первые несколько дней была, в основном, теория, для того, чтобы дети из числа гражданских, по крайней мере, не убились, схватившись за кунай неправильным образом, так что у меня не было много возможностей для демонстрации, кроме ответов на базовые вопросы. Конечно, я отвечал верно, но также отвечало и большинство детей, потрудившихся хотя бы заглянуть в учебник накануне. Даже одна из гражданских — Сакура Харуно — могла отвечать на такие вопросы в совершенстве. Даже после того, как, наконец, началась базовая подготовка, я казался абсолютно нормальным в сравнении с остальными клановыми детьми. Конечно, благодаря тренировкам с мамой я мог метать оружие и выполнял все мои ката прекрасно и даже занял относительно высокое место по итогам спаррингов, но это и ожидалось от кого-то с моим происхождением. Было и много других студентов, например мои друзья Ино Яманака и Чоуджи Акимичи, которые также получили клановое воспитание и поэтому выступали также хорошо. В этом году в нашем классе было наибольшее количество клановых детей за достаточно большой период, и все мы оказались клановыми наследниками. Должно быть, это было запланировано, поскольку, с моей точки зрения, не было никакой возможности подобному произойти случайно, но я ничего не сказал, поскольку это, в любом случае, был бесполезный факт, а мой отец всегда говорил мне, не тратить время на бесполезные факты. В общем, первые несколько недель мало что могло отличить меня от остальных моих одноклассников, особенно от той трети, что имела те же преимущества, что и я. Если бы не было известно, что я — Нара, который не спит по полдня за партой, я был бы одним из менее значимых клановых наследников и был бы классифицирован в ту же группу, в которой был Шино Абураме, учитывая, что существовали такие дети, как Саске Учиха и Киба Инузука, которые были гораздо более склонны к показушничеству, чем я. Но я не мог прятаться вечно. Хотя мой отец пытался изо всех сил привить мне сильное чувство скромности, в основном через догму о том, что хорошего шиноби не должно быть ни видно, ни слышно, моя мать, вроде как, отменила это положение и вывела другую, идеальную со своей точки зрения, версию о том, что следует всегда пытаться сделать всё возможное и выкладываться по полной. Учитывая мой прирождённый интеллект, это значило, что у меня было много того, что я мог бы показать. В конце концов, всё это вылилось в компромисс. Я никогда не вызывался делать больше, чем требовалось, в отличие от Саске, который демонстрировал сложные броски в тайдзюцу перед инструкторами всякий раз, как выпадал шанс, но всё, что с меня спрашивали, я выполнял таким образом, что вне всяких сомнений было ясно, что я способен на гораздо, гораздо большее, чем я показывал. Таким образом я выполнил оба условия сделки. Я прятал 75% моих способностей, как и хотел мой отец, но ёкай меня побери, если я хоть на секунду сдерживался в оставшихся 25%. Оглядываясь назад, я могу предположить, что я делал это из собственного эгоизма, точно так же, как я это делал из послушания родительским принципам о хорошем шиноби. Я, как и любой другой ребёнок, хотел быть признанным за собственные заслуги. Это был мой собственный, немного сомнительный способ показать себя. Конечно, в возрасте 6 лет никто, на самом деле, не думает о реальности моральных последствий своих действий. Я просто убедил себя, что я делаю всё правильно, безо всяких эгоистических побуждений, потому что все взрослые вокруг меня верили в это. Мой отец получил то, что хотел, и моя мама получила то, что хотела. Конец истории. Лишь в середине первого семестра появились знаки того, что я больше чем просто отличался от остальных. Каждый письменный тест я заканчивал первым и получал отличную оценку. И не просто на одну-две минуты раньше следующего ученика, нет, иногда разница была даже в полчаса, в зависимости от того, сколько требовалось писать и насколько подробными должны были быть вычисления. Если это был тест на выбор между несколькими вариантами, я мог закончить его за секунды. Большинство этих вопросов основывались на здравом смысле, так что, даже если я не знал ответа, я легко мог вывести его. Я дам себе кредит доверия и скажу, что я поступал так не с целью доказать собственное превосходство над одноклассниками, как большинство детей, но для того, чтобы подтвердить свои способности себе и родителям. Мне нравились игры, и для меня любой тест был игрой, в которой счёт определялся тем, сколько времени я потратил. Кроме того, чем больше времени у меня оставалось, тем больше времени я проводил снаружи на детской площадке Академии, тренируясь самостоятельно. Я знал, что трата нескольких минут на то, чтобы проверить свою работу, не помогла бы мне больше, чем если бы я совсем не проверял тест, а вот тренировка могла помочь моим мышцам. В конце концов, одно из философствований моего отца было в том, что тот, кто был благословлён от рождения превосходным умом, должен работать, как и прочие, над тем, чтобы разработать превосходное тело. И как учила меня всегда рабочая этика моей мамы, надо брать всё от каждой секунды — чем я и занимался. Моя грубая сила была точно такой же, как и других учеников, но когда дело дошло до таких вещей, как техники, как наиболее эффективно распределить силу, у меня было преимущество. Я схватывал знания на лету, быстро двигался и прекрасно ориентировался в пространстве, поэтому физически я наносил больше урона, чем большинство моих друзей, хотя все мы были примерно одинаково сильны. И поэтому независимо от того, сколько сюрикенов Саске Учиха, идущий вторым, метал в цель, независимо от того, от скольких АНБУ Наруто Узумаки, плетущийся в самом хвосте, ускользнул, учителя Академии вскоре объявили, что догнать меня никому не по силам. Что не было правдой. Я знал, что я был умён сейчас, но, если мой отец когда-либо предостерегал меня против чего-либо, так это против высокомерия, потому как ни одному человеку не дан абсолютный контроль над будущим. Но это неважно. Несмотря на то, что я был Шикамару Нара, я всё ещё был обычным шестилеткой, и какие бы мудрые слова не находил мой отец, все они игнорировались в пользу так называемого опыта, когда звучали из моих уст. В этом-то и была причина первой — и, к счастью, последней — ссоры моих родителей. Всё началось достаточно невинно. К концу первого оценочного периода семестра учителя Академии и некоторые другие должностные лица Конохи проанализировали мои оценки и, осознав, что мои результаты росли как на дрожжах и значительно превосходили результаты всех, кого они когда-либо видели, включая всех вундеркиндов до меня, решили перевести меня на несколько классов старше. Я был молод и наивен несмотря на весь свой ум. И к тому же не имел своего мнения по этому вопросу в то время. Я был просто ребёнком. Пока у меня были друзья и похвалы от моих родителей и учителей, я был счастлив. Смутно я осознавал, что я — умный и особенный ребёнок, поскольку все говорили мне это, но я не мог с точностью сказать, как далёк я был от своих одноклассников. Когда тебе шесть лет, ты — это ты, а они — это они. Ну и что, что у меня было больше золотых звёзд, чем у остальных? Ино была Ино, а Чоуджи был Чоуджи, как Саске был Саске, а Наруто был Наруто, и вообще, с точки зрения биологии, мозгу требуется время, чтобы полностью развить ощущение себя. С другой стороны, моя мама была абсолютно за. И тогда мой отец вмешался и спас меня. — Нет, — сказал он твёрдо, так что даже Хокаге, который выступал в пользу этой идеи, отступил. — Просто нет. Одно из преимуществ Нара в том, что независимо от того, как тихо они говорят (и я имею в виду, действительно говорят, а не жалуются), люди слушают. Но моя мама тоже была Нара, хоть только и по имени, а не по рождению, и у неё были другие идеи. Упёртая женщина, она не могла понять, почему кто-то не воспользуется такой грандиозной возможностью, когда она прямо тут, только руку протяни. Поэтому тем вечером она спросила — вернее сказать, потребовала, поскольку это всё-таки моя мать — причины, по которым мой отец приостановил моё образование. Конечно, он ждал этого вопроса и поэтому подготовил целый список причин. И, таким образом, мы возвращаемся ко мне, шести лет от роду, скрючившимся у стены, скрытом тенью и получившим, наконец, представление о том, какова может быть судьба ребёнка вроде меня. — Ни один ребёнок-гений никогда не имел хорошую жизнь. Не в мире шиноби. Шикамару может получить известность и славу, если захочет, но только не как вундеркинд. С такой работой его жизнь и так будет достаточно сложной, когда он повзрослеет. Пусть будет счастлив, пока может. Мою мать многие считали слишком властной женщиной, но никто не мог бы сказать, что она отрицала правильность выводов, если они таковыми были. Когда наконец наступил следующий день, не было больше этих «дурацких разговоров» (слова моего отца, а не мои) о моём выпуске экстерном. Я остался там, где был, с детьми своего возраста, и рос нормально, ну или настолько нормально, насколько было возможно в условиях разрастающейся пропаганды войны и снижения чувствительности, начиная с шести лет. Тем не менее, моя мама смогла убедить моего отца в том, что он должен помогать мне развивать мой талант, пока тот совсем не зачах, поскольку было ясно, что в школе я начал скучать. С этим мой отец мог согласиться: его не особо волновало, как далеко я продвинусь в обучении до двенадцати лет, до тех пор, пока я не надел хитай-ате раньше этого возраста. Я думаю, в его идеальном мире дети официально не заканчивали своё образование, пока им не исполнялось лет восемнадцать, но, когда бы они выпускались, это были бы ученики уровнем не ниже джоунина. С его точки зрения, никто не становился чунином, сдав экзамен на чунина, нет — тот, кто шёл сдавать этот экзамен, уже должен был быть на высоком для чунина уровне. Не было никакого смысла браться за потенциально летальный тест только для того, чтобы провалиться или, ещё хуже, умереть. Я полагаю, всё это закончилось для меня наилучшим образом. У меня были друзья в моём классе — Чоуджи и Ино, с которыми я был знаком ещё до Академии (хотя больше Чоуджи, чем Ино, поскольку Ино предпочитала играть с другими девочками), и я не хотел покидать их. И даже если Саске имел привычку дуться и обижаться без видимых причин, а Наруто и Киба были немного чересчур шумными, они всё ещё были моими друзьями. В любом случае, мои учителя были прекрасно осведомлены о моей ситуации (учитывая то, что они и принесли всю эту идею «перевести на шесть классов старше» на рассмотрение моему отцу и Хокаге) и обычно позволяли мне заниматься моими собственными делами, пока они помогали остальному классу с тем, что я давно усвоил. Кроме того, вечерами, в отличие от большинства моих сверстников, я засиживался допоздна, иногда всё ещё не спал даже после полуночи, а сидел у костра с отцом и наблюдал мелькание света и тени на земле. За исключением обычных детских испытаний и невзгод, моё детство было достаточно приятным. Но время летит быстро, и достаточно скоро я уже смотрел в своё отражение на моём отполированном протекторе, удивляясь, когда мне успело исполниться двенадцать. Может быть, именно поэтому моему отцу и нравилось неспешное движение вещей. (Но я никогда не забывал о монстрах моего отца, и на протяжении всей моей жизни его слова — слова, о которых он даже не знал, что я их слышал, — будут преследовать меня.) («Те, кто ходят в тенях, вполне могут стать едины с ними.»)