Любовь под градусом

Юрий терпеть не может алкоголь, даже запах спирта в мед. кабинете раздражает его. Он постоянно испытывает крайне сильное отвращение, когда его одноклассники собираются на очередную пьянку, дабы казаться взрослыми, ох уж этот юношеский максимализм, правда, они не понимают, насколько пагубными могут быть последствия, а Юрий знал… Виктор любил выпить, немного, но любил, и даже небольшое количество алкоголя могло вдарить ему в голову и лишить способности адекватно мыслить. Плисецкий знал об этом, но никогда не придавал большого значения, пока их отношения не вышли на иной уровень. Никифоров подарил юноше любовь, показал что такое наслаждение, заставил его тело трепетать, в общем, показал ещё не так давно невинному мальчику рай. А затем он его разрушил. Горячие и горькие от спирта поцелуи, резкие движения и пустые ничего не выражающие глаза мужчины — это то, что предстало перед юным ангелом, когда он впервые познал всю силу алкоголя, точнее Виктора, находившегося под его влиянием. Но Юрий - он не тряпка, он не будет молчать, не будет лежать и изнывать от боли. Какой толк от отношений, если один будет терпеть боль от другого и молчать? Именно эта мысль и сподвигла русскую фею на серьезный, даже взрослый, разговор. — Виктор, ты отвратителен. — ровным тоном произнёс блондин, разглядывая своё искусанное любовником тело. — Что? — спросил мужчина, чуть не подавившись чаем. — Когда ты пьян, — Юрий резко повернулся в сторону собеседника — ты ужасен, ты абсолютно не отдаёшь отчёт своим действиям! Виктор молча смотрел на парня и, из-за неспособности найти себе оправдания, продолжил выслушивать его упреки. — Ты хоть представляешь, что я чувствую? Знаешь, насколько мне становятся противны твои прикосновения? — зеленоглазый приблизился к столу, за которым сидел мужчина — Порой мне даже кажется, что это и не ты вовсе… Последнюю фразу Юрий произнёс тише, нежели другие, и поник головой. Никифоров потянулся к юноше и взял его руку в свою, заставив того приблизиться и встать между ног старшего фигуриста. Затем он обнял Юрия за талию, уткнулся в его тихо вздымающуюся грудь и спокойно спросил: — Я правда тебе настолько противен? — Только… только когда пьян. — с таким же спокойствием ответил блондин. — Тогда почему ты все это время молчал? — Потому что люблю… — юноша приобнял Виктора за шею и уткнул своё покрасневшее лицо в макушку мужчины, будто бы пытался спрятать своё смущение в копне серебряных волос. Никифоров отпрянул от груди юноши и схватил того за лицо, заставляя смотреть прямо на него. — Делай что хочешь: бей, кричи, все, что угодно, но не терпи и ни за что не поддавайся мне! — чуть ли не приказным тоном произнёс мужчина. — Угу — единственное, что смог произнести Плисецкий. Юрий, конечно, удивился такой реакции Никифорова, но все же где-то внутри стало теплее и это тепло исходило от того Виктора, которого он знает и любит. *** Первый день пребывания Юрия в Японии. Изрядно выпив и вдоволь наевшись японских блюд, Виктор чувствовал себя расслабленно, чего нельзя было сказать о двух других фигуристах, которым пришлось тащить обмякшее тело Никифорова в его комнату. Пока они, держа с обеих сторон, несли Виктора наверх, Кацуки успел полностью удостовериться, что услышанное им на счёт русских и алкоголя — стереотип, ну, по крайней мере их устойчивость к нему, а не любовь. Юрий же, даже видя Виктора в таком состоянии не в первый раз, дивился тому, как легко небольшое количество сакэ смогло сбить того с ног. Наконец, зайдя в комнату, парни положили мужчину на футон и открыли окно, дабы проветрить помещение, да и привести новоиспеченного тренера Юри в более-менее адекватное состояние. — Ю~юри, дай я тебя поцелую! — радостно протянул подвыпивший мужчина и с распростертыми объятиями потянулся к Кацуки. — Что? Виктор-сан, п-подождите! — верещал уже поваленный на футон брюнет. Завидя это зрелище, кулаки у Юрия, или как его уже успели прозвать «Юрио», зачесались, но устроить побоище он не мог, хотя бы из-за уважения к хозяевам дома, в котором его приютили. Поэтому единственное, что он мог сделать так это оттянуть Виктора от своего соперника за ворот кимоно, тем самым оголив большую часть крепкого тела мужчины. От этого зрелища Юри покраснел, естественно, ведь не каждый день твой кумир оказывается у тебя дома, да ещё и полуголый. Даже не пытаясь скрыть своих эмоций, брюнет сидел и продолжал заливаться краской, заставляя Юрия злиться ещё больше. Но ни смущение Кацуки, ни накаляющийся гнев Плисецкого никак не повлияли на Виктора. Он все так же, пребывая в превеселом и довольно активном для пьяного человека состоянии, докапывался до Юри. — Ну, Юри~и, давай спать вместе! Мы ведь должны стать ближе! — все продолжал уговоры Никифоров и старался обнять своего ученика. Терпению Плисецкого пришёл конец и, судя по глазам, наполненным яростью и ревностью, Кацуки сейчас не поздоровится. — Кацудон, если ты сейчас же не уйдёшь отсюда, я тебя на свиные пельмени покромсаю. — ровным тоном произнёс Юрий, хотя глаза его метали искры. — Пеле… что? — не понял того Юри. — Свалил, я сказал! — на это раз уже гневно прокричал блондин. Японец обеспокоено взглянул на развалившегося на футоне Виктора, а затем снова посмотрел на Плисецкого. Будто бы прочитав его мысли, зеленоглазый, глубоко вздохнув, сказал: — Все будет хорошо, ему такое не впервые, — начал объяснять юноша — к утру будет в порядке. Поверив словам Плисецкого, Юри неуверенно кивнул и вышел из помещения, напоследок посмотрев на Виктора. Когда дверь в комнату закрылась, Юрий сел сверху на Никифорова и, схватив его лицо руками, развернул к себе. — Виктор, — нежно позвал того юноша — Виктор, посмотри на меня… — Юри, ты все-таки решил спать вместе? — не открывая глаз, спросил мужчина с такой же нежностью в голосе, с которой его звал Юрий. Глаза блондина расширились, а по телу прошлась неприятная дрожь, он потряс серебряноволосого за плечи, дабы тот вышел из дремы. — Открой глаза, Виктор! — сказал он на тон выше — Я Юрий, а не Юри! Виктор все же открыл глаза и приподнялся на локте. — А где Юри? — все не успокаивался он. — Что? Да какая разница, где он? — злился Плисецкий — Я ведь здесь… Парень обхватил своими изящными руками тонкую шею мужчины и притянул к себе, тот же уткнулся в его плечо. Юрий запустил пальцы в волосы Виктора, заставляя их тонуть в этом блестящем серебре, нос юноши слегка поморщился от ударившего в него резкий запах перегара, но это было не все, минуту погодя, после их объятий, блондин почувствовал как губы мужчины прикоснулись к его шее и начали за собой оставлять влажную дорожку поцелуев. Зная, чем все это обернётся, Юрий хотел было оттолкнуть Виктора, но не успел и был прижат спиной к футону, а запястья его были крепко зажаты руками мужчины. Хозяин голубых, не показывающих ни одной эмоции, глаз продолжил выцеловывать шею юноши, покрывая ее засосами, будто бы россыпью звёзд на небе. Он поставил своё колено между ног блондина и начал спускаться губами ниже, на грудь юноши, которая уже успела оголиться от излишне резких движений. Виктор поцеловал Юрия под кадыком, заставляя его тело дрожать, затем он прикусил выпирающую ключицу парня и облизнул ее, будто бы зализывая рану, как пёс или же волк, образ которого сейчас больше подходил мужчине. Спускаясь все ниже и ниже, покусывая и целуя каждый миллиметр стройного бледного тела, мужчина добрался до пупка и обвёл языком его контур. После, Никифоров быстро провёл языком от пупка до груди зеленоглазого, заставив его простонать от неожиданно приятных ощущений. Вернувшись к лицу Плисецкого, старший фигурист кротко поцеловал того в уголок губ, потом в губы и, наконец, углубил поцелуй. Их языки сплетались, и Юрий чувствовал будто бы пьянеет от этого поцелуя, будто даже слюна Виктора была под градусом, поэтому на вкус поцелуй казался юноше горьким. Отпрянув от губ мальчишки, голубоглазый начал ласкать его тело, как будто руками выводил на нем какие-то замысловатые узоры. Одной рукой он провёл вдоль ноги, другой же зарылся в пшеничных волосах парня. Виктор больно прикусил ухо Юрия, и тот ахнул от боли, но это не остановило мужчину. Он продолжал грубо, нелепо ласкать его. По-хозяйски касаясь тела блондина, проводя рукой в критической близости к паховой области, он заставлял юношу стонать от изнывающего ощущения внизу живота. Наконец, мужчина прикоснулся к уже возбужденному органу парня и сжал его в ладони через чёрную ткань обтягивающих боксеров. Юрий негромко вскрикнул и слегка изогнулся в спине от напряжения, но оно тут же спало, поскольку Виктор начал снимать с себя абсолютно всю одежду, заставляя Юрия ждать и жаждать прикосновений мужчины. Расправившись со своей одеждой, Никифоров избавился и от трусов юноши, стянув их одним лёгким и быстрым движением, открывая вид на все потаенные места юного тела. Перестав стесняться своей наготы перед Виктором, Плисецкий лежал и с лёгкой дрожью в теле выжидал дальнейших действий любовника, но он не ожидал, что они будут настолько стремительными.. Мужчина почти в плотную приблизился к Юрию, обхватил того руками и собирался войти в него, чем ввёл мальчика в шок. С дрожью в голосе и со сбивчивым дыханием Юрий оттолкнул Никифорова и сказал: — В-виктор, — громко позвал он его, попутно выбираясь из оков сильных рук — подожди, нет… Но мужчина не слушал и старался перехватить так усердно отталкивающие его руки. — Нет! — ещё громче крикнул Юрий, не боясь, что их услышат — Я не готов, не надо! И тут раздался звук пощечины, который послужил некой паузой, звуком, заставившим исчезнуть все остальные, оставив лишь тяжелое сбитое дыхание двух фигуристов. Юрий лежал. Лежал, боясь открыть глаза, которые зажмурил во время удара. Аккуратно выглянув из-под густых ресниц, он взглянул на лицо мужчины, чья правая щека была красной и можно было заметить лёгкое очертание небольшой ладони юноши. Удар был сильным, раз уж даже рука Плисецкого пульсировала и неприятно покалывала. Любовь — вещь странная, не зря говорят, что от неё иногда глупеют и она затуманивает разум. Наверное именно из-за любовного помутнения рассудка Юрий и кинулся к Виктору с извинениями. — Вить, прости — произнёс он осторожно, но затем повысил голос, так как не услышал ничего в ответ — Витя, пожалуйста, прости. Ответа так и не последовало, вместо этого Никифоров поднялся на локтях и сел с понурой головой — Ну же, Виктор, посмотри на меня! Очень больно? — парень потянулся к лицу мужчины, чтобы осмотреть щеку. Даже понимая, что ничего серьезного произойти не могло, юноша не мог успокоиться и утихомирить своё бешено бьющееся сердце. Юрий поднял лицо Никифорова, но тот пока не был готов к зрительному контакту, то ли из-за мук совести, то ли от отвращения к самому себе, поэтому он резко уткнулся в грудь юноши и что-то тихо и несвязно бормотал, но кое-что Плисецкий услышал довольно отчётливо. — Прости, прошу тебя, прости… Эти слова Виктор, практически в прямом смысле, шептал сердцу Юрия. Блондин обнял мужчину за широкие плечи, затем уткнулся в его макушку и по-грустному ухмыльнулся. Возможно, сейчас можно было сказать, что между ними идиллия, но всю картину умиротворения нарушали дрожащие пальцы Никифорова и капли слез, собравшиеся в уголках глаз Плисецкого. Юрий не знал, что делать, не знал как вести себя в данной ситуации, ведь такие вещи не должны происходить в жизни обычного подростка, да он бы и сам навряд ли поверил, если бы кто-нибудь сказал еще более юному Юрию о том, что ему придётся успокаивать своего пьяного любовника и бороться с такими противоречащими вещами, как желание сбежать и желание навсегда остаться рядом. Поборов свою неуверенность и страх, зеленоглазый все же обхватил лицо Виктора руками и притянул к себе, пытаясь поцеловать мужчину. Он делал это неумело, все также по-детски невинно, ведь он не так часто проявляет именно такую страстную инициативу. Правда вот сподвижником этих действий была вовсе не страсть, а страх. Страх того, что бездействие юноши может сказать Виктору вовсе не то, что мог бы высказать Юрий, если бы мог найти в себе смелость. Он боялся, что именно на этом молчании и закончатся их отношения. Вот почему он это сделал, блондин надеялся, что Никифорову станет легче и спокойнее от этих действий, даже несмотря на их нелепость. Ведь порой, в трудную минуту, Юрию, хоть он и редко это показывает, тоже становится намного лучше даже от мимолетного нежного жеста со стороны мужчины. Оторвавшись от все ещё пьянящих губ Виктора, Юра посмотрел в его глаза, туман в которых начал потихоньку рассеиваться, и тихо произнёс: — Все хорошо, просто подожди немного… Парень стал целовать тонкую жилистую шею, попутно укладывая мужчину на спину. Затем, раскрасневшийся юноша нехотя оторвал губы от разгоряченной кожи и, неуверенно глядя на Никифорова, прикрыл тому глаза ладонью. До ушей Виктора со стороны мальчика доносились неприличные звуки: вздохи, хлюпанье, постанывание. Телом Плисецкий прижался к Виктору, ногти же его впивались в бледную кожу, заставляя ее легко саднить. По всему этому можно было легко понять, что Юрий самостоятельно себя подготавливал. Тело его дрожало и, если бы мужчина мог видеть это зрелище, то, наверное, оно бы ассоциировалось у него с развращением ангела. Наконец, парень убрал руку с глаз Виктора и тяжело дыша прильнул к его груди, заставляя их члены соприкоснуться, а тела изнывать от возбуждения. Юрий тихо простонал от такой близости и, подняв взгляд на мужчину, открыл взору Никифорова глаза полные мольбы и желания. Виктор обхватил руками ягодицы юноши и с небольшим усилием протолкнул между ними свой возбужденный орган. Он делал это аккуратно, ориентируясь на то, как дышит его любовник. Юрий же все также лежал, прильнув к его груди, и стонал, напрягал своё тело, из-за чего сильно сжимал член мужчины кольцами мышц, заставляя того стонать с ним в унисон. Виктор начал с медленных не глубоких толчков, он насаживал юное тело на твёрдый член и двигал бёдрами в такт. С тел обоих фигуристов тёк пот, заставляющий их кожу блестеть. Через недолгий промежуток времени, когда Юрий начал привыкать, мужчина стал входить все глубже, практически до упора. Движения становились все размашистее и быстрее. Виктор тяжело и коротко вздыхал, а мальчик простанывал каждый раз, когда член мужчины входил в него. Затем, Никифоров в порыве перевернул Юру на спину и, нависнув над ним, ускорился, полностью входя в возлюбленного и задевая ту самую чувствительную точку, от прикосновения к которой Юрий надрывно стонал в полный голос. Юноша обхватил шею Виктора одной рукой, другую же он прикусил, дабы заглушить собственные же вскрики. Вскоре под белоснежными острыми зубками показалась кровь, настолько сильно он закусывал кожу. И, быть может, Юрий сам этого и не заметил бы, но Виктор взял его руку в свою, слизнул с неё маленькие капли алой жидкости и поцеловал поврежденный участок нежной юношеской кожи. Наконец, отвлекшись от «зализывания ран», Виктор прильнул к искусанным губам Плисецкого и неизвестно кто их так истерзал, то ли Виктор в порыве страсти, то ли Юра в попытке сдержать стон. Юрий заключил мужчину в крепкие объятия и плотно прижал к себе, не разрывая при этом поцелуя. Их языки сплетались, руки обвивали друг друга, а воздуха катастрофически не хватало. Никифоров чувствовал, что приближается к разрядке, поэтому выпустил прядь золотых волос из руки и обхватил ею член Юрия. Резкими движениями он доводил юношу до оргазма. — Вик-викт… — запыхаясь, пытался произнёсти имя возлюбленного Юрий — Витя! — Сейчас, котёнок, сейчас… — Виктор поцеловал мальчика в висок и сделал последние глубокие толчки и движения ладонью. Юноша протяжно простонал изливаясь в руку Никифорову, по телу прошла приятная волна удовольствия и удовлетворения, мужчина же кончил внутрь и, подрагивая всем телом, пытался восстановить дыхание. Виктор буквально свалился с мальчика и «приземлился» рядом с ним на бок. Руки его сами потянулись к лежащему неподвижно изящному телу и заключили его в объятия. Из-за пота тела липли друг к другу и становилось прохладно, поэтому Никифоров накрыл их одеялом. Какое-то время они молча лежали в обнимку, но затем Юрий решил нарушить эту нагнетающую тишину: — Я снова поддался, да? — как-то удручённо произнёс он. — Нет… — тихо произнёс Виктор и поцеловал мальчика в лоб — Это я снова поддался твоим чарам… Лицо Юрия, ещё не успевшее избавиться от следов бурной ночи, побагровело от смущения, но все же он потянулся к желанным губам Виктора и кротко поцеловал его. — Я люблю тебя, Виктор. — произнёс Плисецкий, утыкаясь мужчине в грудь. — И я тебя…