Сизые сны

      По-питерски влажный, но не холодный воздух, каким он всегда бывает после дождя, — или же перед ним? — ворвался в комнату, обдавая Ларина прохладой. Это определенно именно то, что нужно человеку, не спавшему тридцать или сорок, или даже больше часов, с головой уйдя в работу. Процесс поглощал полностью, но тело все-таки оставалось человеческим, потому мужчина все чаще отключался, засыпая, сидя перед монитором и, порой, зажимая клавиши на клавиатуре, из-за чего после пробуждения приходилось переделывать большой пласт работы, если и не вовсе начинать с нуля.       В моменты, когда сознание отключалось, погружая Дмитрия в состояние полусна, не было сновидений. Слишком большое количество кофеина не давало возможности разуму полностью абстрагироваться от реальности. Но в какой-то степени это было маленьким плюсом во всей этой ситуации — слишком уж часто во снах стал мелькать один пранкер. Сказывался так называемый конфликт, конца которого не было видно, с этим ютуб деятелем. Честно говоря, Ларину было глубоко плевать на Соболева и его откровенное ребячество, все же их сетевая перепалка приносила немало хайпа обеим сторонам, но с каждым разом, с каждым новым упоминанием в роликах «Жизни ютуб» выходило все более притянутым за уши, глупым.       Голова мужчины казалась ему самому невероятно тяжелой. Оперевшись обеими руками на подоконник, Ларин попытался вспомнить, что было сказано Николаем в последний раз, но все «ответки» скатывались в голове в один большой ком, точно Дмитрий собрался построить в своем сознании снеговика. «Верхний ком» — самый маленький, но при том наиболее значимый, ведь именно он играет роль головы. Это вызов на versus. То, что оставило в памяти самый большой отпечаток.       Критик бросил взгляд на наручные часы, надеясь увидеть неприлично ранние цифры, говорящие, что еще не время назначать встречи. Стрелки указывали, что уже одиннадцатый час. Дмитрий глубоко вдохнул, давая легким наполниться свежим воздухом. Это, конечно, не кружка кофе, но разум-таки стал яснее.       Номер Соболева был в контактах ларинского телефона с самого начала конфликта. Черт его знает, как он туда попал и с какой целью. Теперь же такая предусмотрительность была на руку, и вместо десятков звонков нужно сделать всего один.       — Доброе утро, Дима! — отозвался почти моментально Николай на том конце провода. Очевидно, не только Ларин был расчетлив. А номер должно быть остался с того выпуска ЖЮ еще до баттла с Хованским.       — Надеюсь, что у тебя — нет, мразь, — лучшего приветствия уставшая голова просто не смогла придумать. — Нам нужно встретиться. Часа через полтора, например.       Соболев хмыкнул, что тут же выдал, чуть треща, динамик Ларину в ухо, но все язвительные комментарии решил оставить при себе, принимая приглашение.       Дмитрий умел быстро собираться и точно знал, сколько займет дорога из дома до пункта назначения В, коим он выбрал небольшое кафе. Времени было оставлено даже слишком много. И дело тут не в Коле, которому Ларин якобы хотел дать возможность успеть без опоздания. Это был его собственный перерыв на кофе, когда, сидя на кухне, можно обдумать предстоящий разговор.       Его доводы вроде: «Ты же нормальный парень, и должен понимать, что продолжать это просто глупо…» или «Мы оба словили достаточно хайпа, но пора прекращать…», казались весьма логичными в отличие от возможного контраргумента Соболева. Мол, делаю, что хочу, и запретить у тебя не выйдет. Кажись, дело дрянь — не стоило принимать решение о такой встрече, не поспав нормально перед этим.       Решив, что слишком засиделся, Ларин посмотрел на часы и, нахмурившись, отправился приводить себя в относительный порядок. Если бы кто-нибудь спросил в тот момент у критика, который час, тот бы не смог дать точного ответа, не бросив еще пару взглядов на циферблат, что расплывался перед глазами. Но Дмитрий был абсолютно уверен, что может опоздать, если не выйдет из дома прямо сейчас.       Черную рубашку, которой было отдано предпочтение, мужчина не стал гладить, то ли из-за спешки, то ли от похуистичного состояния, что никак не желало исчезать. А ведь даже такая маленькая оплошность, как примявшийся воротник или карман, могли сыграть не в пользу Дмитрия, когда имеешь дело с таким всегда идеально ухоженным нарциссом, как Николай Соболев.       Кафе со множеством деревянных столиков встретило Ларина тихой музыкой и теплом. Посетителей — кот наплакал: всего два стола где-то в глубине заведения были облюбованы группами подростков, которые, благо, не узнали блогера-миллионника.       Соболева видно не было, и Дмитрий, заказав воды без газа принялся ждать. За мыслями о множестве вещей течение времени казалось незаметным. Даже подростки успели покинуть кафе, и теперь в зале, там же вдалеке, сидела лишь девушка, увлеченно говорящая по телефону. Сидение на месте Ларину порядком надоело, и тот, расплатившись, вышел на улицу. Мужчина обратил взгляд наверх, смотря, как сизые тучи расползаются по небу, точно кровь по мокрой рубашке. Будет дождь. Или он уже идет? Дмитрий опустил глаза на асфальт, желая рассмотреть, окропили ли его уже холодные капли.       Тогда-то сознание и решило отключиться, разрывая связь Ларина с реальностью и оставляя критика стоять, замерев. Людей на питерских улицах было не так уж и много, большинство сидело в офисах, — это, кажется, был вторник — да и вообще эти создания не раз доказали, насколько прогнили изнутри, а потому ни одна мразь не обратила внимания на стоящего неподвижно мужчину, что, возможно, нуждается в помощи.       — Неужели ты встречаешь меня? — голос Соболева сработал, как выключатель. Раз, и Дмитрий снова на улице, а не где-то среди тех сизых туч вместе с птицами.       — Вообще-то, я уже собирался уходить, потому как кому-то не хватило полутора часа, чтобы притащить сюда свою задницу, — Ларин посмотрел прямо на собеседника.       — Не знал, что критик вся ютуба живет по собственному времени, отличному от московского, — Николай поднял смартфон, находящийся все это время у него в руке, вровень со своим лицом, зажигая экран, как бы в доказательство, — я пришел на двадцать минут раньше.       Соболев перестал улыбаться, смотря, как изменяется взгляд Ларина на какой-то отстраненный… или же просто усталый? Дмитрий нахмурился, потирая переносицу, позволяя безумной, гложущей усталости на несколько секунд проступить в чертах его лица.       — Идем уже внутрь, а то ты реально слишком давно тут стоишь, — пранкер кивнул на промокшее пальто критика, а после махнул на дверь кафе, ожидая, когда мужчина действительно пойдет ко входу в заведение. В конечном итоге Соболев, устав стоять под дождем и смотреть на абсолютно инертного Ларина, первым двинулся к хоть какому-то, но помещению. — Знаешь, никак не ожидал, что ты позвонишь мне и предложишь эту встречу. Я приятно удивлен, Дима, и…       За его спиной послышались хрипы, заставившие Николая обернуться, прервав свой монолог. В нескольких шагах от него Ларин, схватившись одной рукой за шею, старался побороть приступ кашля, что буквально огнем раздирал горло. Второй рукой мужчина пытался схватиться за воздух, удержать хоть маломальское равновесие. Но с каждым хрипом, с каждой попыткой сделать глубокий вдох становилось лишь хуже. Картинка перед глазами плыла, силуэт Соболева превратился в большое черное пятно. Мысли одна за одной исчезали из головы, а разум желал наконец получить отдых и цеплялся за хоть какую-то возможность передышки.       — Ларин? — не знав, как поступить, пранкер в два шага преодолел расстояние, пытаясь как-то подхватить критика, который начал заваливаться на спину. — Дима!       Эту картину вполне можно назвать странной. На асфальтированном тротуаре лежит мужчина, вполне прилично одетый, в котором некоторые петербуржцы и гости Северной столицы могли узнать известного ютуб критика — Дмитрия Ларина, радует, что на конкретно этой улице не было фанатов этого человека. Рядом, присев, находился второй мужчина, тоже весьма известный в интернет среде. Он что-то говорил, пытаясь привести в сознание Ларина. Николай Соболев — пранкер, не медик, даже если что-то и могло прийти ему в голову, то даже банального нашатыря у него с собой не было. Зато в автомобильной аптечке его вполне реально найти.       Дождь продолжал идти, более того он усиливался. Соболев чувствовал, как промокшие пряди прилипали к вискам, а достаточно теплая толстовка на плечах промокла едва не насквозь. Еще немного, и блогеру придется несколько дней отпаивать себя самого горячим чаем, а может, и чем-то покрепче.       В голове царил полный хаос. При мысли о возможной простуде мужчина перевел взгляд на критика, который все еще не пришел в себя и рвано дышал. Нужно было что-то делать. Все же сетевой конфликт конфликтом, а здесь настоящему человеку плохо.       Вызвать «Скорую»? Так себе вариант — она и приехать не успеет, а Ларин либо в себя придет, либо просто загнется. Поэтому Соболев принял решение, которое посчитал единственно верным. Пранкер поднял Дмитрия с земли, перекинув его руку через свою шею, и понес к автомобилю, что был припаркован метрах в двадцати. В этой ситуации можно развеять последние сомнения, если таковые имелись, по поводу того, что мускулы у ютубера были не только для красоты — несмотря на то, что критик на несколько лет старше, особой тяжести, неся тело, Коля не испытывал.       Осторожно разместить на переднем сидении Ларина, дыхание которого более-менее пришло в норму, не вышло. Усаживая бессознательного мужчину, Соболев случайно приложил его головой о крышу машины. Человек, чьи жизненно важные системы функционируют нормально и без сбоев, обязательно пришел бы в себя, но это вряд ли распространяется на того, кто не спал уже несколько суток. Услышав сдавленное шипение, интернет деятель решил, что Дмитрий сейчас придет в себя. Это оказалось ошибочным предположением. Веки были еще сильнее зажмурены, отчего во внешних уголках глаз появились складки, прибавляя Ларину еще года два.       Аптечка должна была находиться где-то в салоне, возможно, под сидением. Небольшой черный чемоданчик, который закон едва ли не насильно обязует приобретать, запугивая штрафами — пусть не большими, но регулярными, но пригождается данный набор единицам. Коля никогда бы не подумал, что в итоге станет одним из таких. По последним нововведениям иметь противовоспалительные, обезболивающие и прочие медикаменты иметь не обязательно, хватит лишь бинтов и лейкопластырей, коих в обязательном перечне действительно немало, жгута, да еще пары мелочей. Должно быть Соболевская аптечка попадала под старый образец, потому как там обнаружились и перекись, и аспирин, и, наконец-то, маленький флакон нашатырного спирта. Даже если укомплектовано все это было довольно давно, выдохнуться пузырек не успел. Пранкер поднес нашатырь к носу Дмитрия.       Видимо, Коля не внимательно слушал учителя или просто забыл какие-то детали: он помнил, что при обмороке человеку нужно дать подышать парами водного раствора аммиака, но то, что близко к органам дыхания эту едко пахнущую подносить нельзя, должно быть вылетело из головы. Ларин зашелся в хриплом кашле, а тело, руководствуясь инстинктом самосохранения, на автомате вытянуло левую руку вперед, желая убрать ядовитый раздражитель.       — Ты как? — спросил Соболев, убирая флакон обратно в аптечку, лежащую на заднем сидении.       — Нормально, — отозвался Дмитрий, когда ютубер сел на водительское сидение, захлопывая дверцу. Машина, до этого будто пропитанная влажным, пахнущим озоном дождевым воздухом начала теплеть изнутри от дыхания двух блогеров. Критик коснулся головы в том месте, где она повстречалась с крышей Соболевского авто, и скривился от вспышки боли пусть не большой, но неожиданной. — Хотя до встречи с тобой я чувствовал себя куда лучше.       Ларин повернулся к Соболеву, надеясь получить объяснение, но лицо собеседника неожиданно стало размываться перед глазами, словно кто-то решил убавить показатель резкости, как это часто делают на фотографиях. Сказывались те двое суток, — или же больше? — в течение которых он был занят работой. Еще раз отключиться — мало радостная перспектива, особенно если при этом ты находишься в машине человека, которого почти со стопроцентной уверенностью можешь назвать своим врагом, хоть и не заклятым. Но что же он зря тратил свое время, которое имеет самую большую для Дмитрия цену? Нет, разговор все же должен состоятся, как и было задумано.       — Я хотел поговорить, как ты понимаешь, — начал Ларин, складывая руки в замке на приборную панель и подаваясь вперед, ближе к стеклу. Он старался не смотреть на пранкера, потому что искажение его черт заметно куда больше, чем размытие контуров дождевых капель. — Думаю, пора поставить точку в нашем конфликте, Николай. Мы оба словили достаточно хайпа, но продолжать этот театр абсурда просто глупо.       — То есть ты хочешь принять мой вызов на versus? — предположил Соболев, кажется, перебивая при этом собеседника, и про себя отметил, что ему очень даже нравится, как Ларин расставляет логические ударения в словах. Особенно акцент на его, Колином, имени. Лучше по звучанию выходило лишь в выпусках «Жизнь ютуб».       — А ведь ты производил впечатление неглупого человека, — пауза между словами критика заполнилась его кашлем, который уже к слову не был таким хриплым, как в прошлые разы. Мужчина шумно выдохнул, отчего лобовое стекло перед ним запотело. — Я говорю о том, что пора обменяться взаимными любезностями в реальной жизни и прекратить весь этот цирк в интернете.       — Допустим, я подумаю, — усмехнулся пранкер. — Но заметь, если соглашусь с тобой, то не получу в итоге ровным счетом ничего.       — Время, Соболев, вот что ты получишь, — презрительно скривился Ларин, откидываясь на спинку сидения и готовясь выйти, — а это действительно дорогая штука.       Слова критика звучали странно, как казалось Коле. Да, Дмитрий старше на несколько лет, и про истинную стоимость времени Соболев знал, но то, как критик говорил обо всем этом, наталкивало на странные мысли. А в купе с его кашлем и вовсе на дикие.       — Давай я тебя хоть до дома подброшу, а то говоришь так, словно у тебя этого времени действительно мало осталось, — ответом стал усталый взгляд Ларина. — Ну серьёзно, Дим, что ты, как девочка, ломаешься?       Дождь шел со страшной силой. Какой-нибудь человек мог бы сказать, что это все божий знак, но Дмитрий был атеистом до мозга и костей и предпочитал мыслить рационально. Неровен час, сознание вновь решит покинуть критика где-нибудь на подходе к метро, а то и с самом вагоне. Так и обчистить могут, а денег не так уж и много. К тому же вокруг будет множество людей, что тоже нельзя назвать положительным аспектом ситуации. Соболев, конечно, стоит не одного десятка мразей, враг как-никак, но все же его предложение хоть и с натяжкой, а назвать выгодным вполне можно.       Произнеся «ладно» на выдохе, Ларин ровнее сел в кресле, распрямляя ссутуленную спину и пристегивая ремень безопасности. Коля на это фыркнул, поворачивая ключ в замке зажигания.       — Не доверяешь моим навыкам вождения? — по стеклу задвигались дворники, борясь со льющейся с неба водой. Дмитрий решил ограничиться лишь адресом новой съёмной квартиры, куда предстояло ехать.       Тихо заиграла музыка: что-то иностранное, может, джаз или нечто иное. Двигатель издал звук, похожий на урчание кошки, и машина тронулась с места. И вроде все ничего — минут через пятнадцать-двадцать Ларин будет дома, сможет закончить работу и после сможет отдохнуть, если не подвернется какое-то еще важное дело. Если бы только он учел фактор случайного стечения обстоятельств, как например послеобеденная пробка.       Соболев шумно выдохнул, постукивая пальцами по рулю под своеобразный аккомпанемент из ларинского кашля. Они минимум на полчаса встали в этой гудящей колонне, это если учесть, что машина с двумя блогерами уже провела там минут десять. Коля перевел взгляд на своего пассажира, который перестал заходиться в приступах жуткого кашля и шипения от, должно быть, головной боли, что с каждым хрипом буквально раскалывалась. Ларин откинул голову на подушку-подголовник и умудрился задремать.       Машина продолжала стоять на месте, сдвигаясь лишь на пару метров и то очень редко, а потому пранкер улучил момент, чтобы посмотреть на иного Дмитрия Ларина. Человека на соседнем сидении никак нельзя было назвать тем самым критиком всея ютуба, который ненавидит едва ли не всех и каждого. Соболев поймал себя на том, что уже несколько минут наблюдает за спящим блогером, рассматривает расслабленные черты лица и буквально борется с желанием поправить налипшую на лоб мокрую челку. Это было чем-то настолько глубоким, что парень едва успел одернуть себя от столь странного поступка — все это происходило словно в оцепенении.       Послышался гудок. Водитель машины, что стояла в импровизированной очереди за Соболевской, явно был недоволен. Пробка, наконец-то, пришла в движение, и через пару десятков метров появилась возможность свернуть в один из ближайших дворов и попытаться объехать этот гудящий кошмар, благо желающих сделать то же самое было не так много, как могло бы.       Когда пробка осталась позади, расстояние до дома Дмитрия далось куда лучше, чем вся поездка в целом. Соболев заглушил двигатель, припарковавшись у поребрика. Критик по-прежнему спал. Почему-то Коле совсем не хотелось его будить, чтобы после вновь терпеть его колкие замечания и видеть в свой адрес презрительные взгляды. Конечно, такая форма общения, особенно с недругами, была вполне обыденна, но таким, спокойным и расслабленным, Ларин казался лучшим человеком.       Пранкер, выключив музыку, просто молча наблюдал за тем, как под закрытыми веками двигаются глаза. Прокашлявшись, критик проснулся, или он только притворялся большую часть времени? Нет, он действительно позволил себе отдохнуть, пока машина стояла в пробке, но, когда до дома оставалось квартала два, Ларин проснулся.       — Ты хоть представляешь, насколько странно выглядит то, как ты на меня пялишься, Соболев? — ну вот опять. Картавый голос, хриплый от кашля, и смысловое отделение обращения. В этом есть своя эстетика. Коля не отвел взгляда, когда пара зеленых глаз посмотрела прямо на него, и лишь пожалел, что ни в его имени, ни в фамилии нет той самой восемнадцатой буквы. Боже! Эти мысли были еще более дикими чем те, в которых отведенное Ларину время почти истекло. Соболеву определенно нужно проводить больше времени с Полиной, но в последнее время он слишком загружен и, когда приходит домой, девушка уже спит, и будить ее совсем не хочется. Да и сам парень слишком устает. — Ждешь, что я дам тебе на чай?       — Дим, могу я к тебе заскочить? Мне, ну, надо, в общем… в туалет надо, — прежде непонимающий взгляд критика сменяется на насмешливый, а на губах заиграла саркастическая ухмылка.       — Изъясняешься, как зажатый школьник, — Ларин открыл дверь, позволяя дождевым каплям упасть себе на пальто. — Неужели твоя машина, которой ты так восхищаешься, не успеет доставить вовремя на место?       — Ты же знаешь, на какую пробку я могу нарваться. К тому же дома ремонт, и нет воды, — Соболев нагло врал, смотря прямо на Дмитрия. Им двигало чертово любопытство: в каких условия живет «его любимый блогер», сколько комнат в его квартире или банально какой вид открывается из окна? Вопросы так же глупы, как и желание попасть в ларинскую квартиру.       — И, какого хера, ты решил, что я пущу тебя к себе? — пранкер вышел следом за Лариным, нажимая кнопку блокировки на брелоке сигнализации. — Ладно, похуй, только отвяжись.       Это решение было похоже на самый большой абсурд, произошедший с критиком за последние двое с половиной суток. Быстрее будет пустить Николая в дом на пару минут, чем потерять в разы больше, ведя какую-либо словесную перепалку.       Железная дверь домофона с писком открывается. Второй этаж. Ключ в замке. Подъезд показался Коле самым обыкновенным. Серым, но ни коем образом не сравнимым с тучами, что по-прежнему затягивали питерское небо.       — Тебе за ту дверь, прямо по коридору, — кивнул Ларин, бросая ключ на небольшую тумбу и вешая пальто, ботинки были небрежно отодвинуты ногой. — Будешь уходить — захлопни дверь.       Соболев должен был уйти вскоре, так что первое, что решил сделать Дмитрий перед возвращением к работе, выпить кофе. Вдыхая пары при насыпании кофейного порошка, критик почувствовал, как голова становится тяжелой, и что-то внутри словно давило на важные мыслительные центры. Чайник вскипел довольно быстро, а за спиной критика послышались мягкие шаги, будто тот человек не хотел быть замеченным.       — Что тебе еще надо, Соболев? — Ларин налил кипяток в чашку. — Нужду справил? Теперь проваливай!       — Мы, кажется, не пришли к соглашению в одном вопросе, — Коля сел на табурет, протягивая руку к Диминому кофе, наглым образом отпивая из кружки. Выругавшись сквозь зубы, критику пришлось достать еще одну. — Дай сахар, а.       Перед пранкером появилась банка с опущенной туда чайной ложкой, а Ларин сел напротив собеседника, отхлебывая из своей чашки и прислушиваясь к ощущениям, надеясь, что голова вот-вот пройдет. Из комнаты потянуло холодным воздухом. Соболев, который сидел в теплой толстовке, понял это, когда волосы на голове затрепетали.       — Как ты живешь в таком холоде? — две ложки сахара растворились в горьком напитке, а Дмитрий проигнорировал вопрос даже после личного обращения. Он вообще выглядел так, словно находился где-то в другом месте. Чайная ложка соприкоснулась с керамикой, издавая громкое звяканье, тут же заполнившее прежде тихую кухню. Ларин нахмурился, желая коснуться виска, чтобы усмирить боль, и смахнул собственную чашку.       Она бы непременно разбилась, если бы Соболев не поймал ее. Вот только сделал он это не очень-то ловко: кружка остановилась на краю стола, оставшись лежать на боку, отчего кофе из нее оказался на столешнице и полу. Коля ждал тихой благодарности или хотя бы кивка от столь немногословного блогера, но услышал лишь шипяще-картавое: «Мразь!», вряд ли адресованное ему.       — Эй, Дима, — Соболев провел рукой перед вновь отсутствующим взглядом критика, — ты в норме?       Ответа не последовало. Дмитрий чихнул, лбом ударяясь об ладонь пранкера. Сколько длилось то касание? Три секунды? Пять? Но этого хватило, чтобы в голову Коли закралось одно, вполне реально обоснуемое предположение. Не нужно быть гением или первоклассным медицинским специалистом, чтобы сопоставить обморок, отсутствующий взгляд, апатию и жуткий ларинский кашель.       — Ты больной, Ларин, — подытожил парень, что, несмотря на полный отвращения взгляд критика, вновь приложил руку тыльной стороной ладони ко лбу мужчины.       — Могу сказать, что тоже порой сомневался в твоем здравомыслии, особенно когда смотрел вызов на versus, — ответил Дмитрий, сбрасывая Соболевскую руку и поднимаясь с места, как бы намекая пранкеру, что пора бы уже на выход, а самого критика ждет незаконченная работа.       — Послушай, — Коля вовсе не собирался уходить, а потому направился следом за хозяином квартиры. Последний сел в кресло-мешок, водружая на колени ноутбук и быстро щелкая по клавишам, игнорируя блогера, что отошел к окну. Его уже не столько интересовал вид из окна, как было недавно. Парень собирался закрыть окно, потому как сквозняк проникал сквозь Соболевскую толстовку, что говорить о рубашке Ларина. — Давай мы будем играть во врагов в другой раз, например, завтра, а сейчас услышь мои слова о том, что ты заболел.       — Иди нахуй, Соболев, — холодно произнес Дмитрий, стирая напечатанный текст, потому что выходил, откровенно говоря, бред. — Есть кроме тебя личности, которые, в случае чего, помогут мне, да и сам я не маленький. Где дверь, ты знаешь.       Но пранкер не был бы Николаем Соболевым, если бы не продолжал настаивать на своем. Состояние здоровья критика неожиданно получило первое место в списке приоритетов. В их интернет конфликте был свой огонь, и сколько бы парень не отшучивался по этому поводу, перед собой он не мог, да и просто не хотел, отрицать того, что даже ответные сообщения Ларина про себя зачитывал его картавым голосом. Даже противный многим образ интроверта казался эстетичным при этом.       В конец концов, Соболев сделал то, что по идее должно было дать самый продуктивный результат: он просто выхватил у Ларина ноутбук, захлопывая и откладывая подальше. Уже вскочив и собираясь выволочь за дверь так называемого гостя, бросив ему вслед ботинки, Дмитрий в нескольких шагах от оппонента согнулся пополам в сильном приступе кашля. Мужчине буквально казалось, что легкие хотят выйти наружу, не желая оставаться в этом, как говорили многие, прогнившем теле. Коля помог критику опуститься на диван. Ларин спрятал лицо в ладонях, вжимая подушечки пальцев в надбровную дугу и пытаясь восстановить сбившееся дыхание. Лопатки ломило, и хотелось расправить ссутуленную спину, что Дмитрий и сделал, но столь резкое движение тут же отдалось неприятной пульсацией в голове.       Думать было тяжело, но мужчина все же усиленно старался вспомнить, где аптечка, в которой можно найти пару спасительных таблеток, что усмирят на время боль. Присутствие Соболева в квартире, на диване около, раздражало еще сильнее. Вместе с этой эмоцией росла и головная боль. Лучше было бы перестать думать о Николае и направить мысли всецело на поиск препарата.       — Соболев, и без тебя плохо, и я прошу, уберись уже нахуй из моей квартиры, — фраза произнесена шепотом, потому как любое неосторожно сказанное слово может словно мотком ударить.       — Просто прими помощь, Дим, — так же тихо говорит Коля, пытаясь уложить Ларина на диван, даже подушку незаметно для этого кладет на один из подлокотников. Ларину было хреново. Нет, он и раньше болел: была и ангина, и ветрянка, и что-то еще, но настолько опустошённо и в то же время неуместно в собственном теле Дмитрий себя не чувствовал никогда. Большего объяснения, почему он поддался словам пранкера искать не пришлось. Голова коснулась подушки, а на плечи опустилась Соболевская толстовка, потому что одеяло, должно быть, было убрано в короб дивана, на котором лежал болезненно бледный критик. Пришлось импровизировать, все же под теплой кофтой был еще и свитер. — Я тебе сейчас крепкий чай заварю, а то своим кофе только хуже сделал.       На пару секунд задержав взгляд на удаляющейся спине Коли, Ларин закрыл глаза, думая о том, что именно в этом свитере пранкер иногда появлялся во снах критика. Цвет шерстяной материи мужчина мысленно сравнивал с тучами, что частенько затягивали собой небо. Питер, как-никак. Да-да, сизый, как Дмитрий любил его мысленно называть, с незатейливым геометрическим принтом. Хотя нет, свитер Соболева на деле был больше серым, а иначе Ларин называл его потому что в собственно гардеробе имел похожий. Именно сизый. Да и вообще, стоило парню появиться в сновидении, как все вокруг там становилось именно такого цвета. Словно воздух, заполненный сигаретным дымом, откуда-то подсвечивался, добавляя темной синевы. Может, дело в том, что Ларин знал, какого цвета глаза пранкера? Зачем ему эта информация, он понятия не имел, но именно такого, серо-голубого, — разве что темнее из-за времени суток — цвета был туман, что застилал глаза критика.       Ларин лежал на диване, иногда с кухни доносилась какая-то возня, и ему казалось, что и сейчас такая дымка заполняет комнату. Едва закрыв глаза, желая сбросить наваждение, мужчина провалился в темноту, забываясь тревожным сном. Что он в нем видел? Все тот же туман и лицо Коли в паре десятков сантиметров от себя. Глаза, как казалось уставшему мозгу, с каждой секундой становились все ярче, словно старались заглянуть в душу. От этого взгляда становилось не по себе, а по коже то и дело проскакивали слабые электрические разряды, отдающие неприятной пульсацией по всему телу.       Вот она, причина, по которой за прошедшую неделю Ларин выпил кофе больше, чем за полгода. Это его личный ад, несмотря на то, что в существование такого места мужчина в принципе не верил, и в нем ему придется до самого конца — вот только конца чего? — наблюдать не особо приятную личность в лице пранкера, ощущая, как при этом по коже пробегают мурашки из-за электрических импульсов, а легкие заполняются сизым туманом, что не имеет вкуса, но существенно затрудняет дыхание, делая голову чугунной, а мысли абсолютно несуразными.       Кто бы мог подумать, что с некоторых пор кошмаром Дмитрия Ларина является Коля-хейтер-Соболев. Мужчина мечется где-то на границе между сном и реальностью, должно быть, желая сбросить сон. Когда взгляд пранкера становится слишком тяжелым, критик просыпается, резко садясь на диване и разражаясь хриплым кашлем, будто в легких все еще остались частички того тумана.       Перед ним с кружкой в руке стоит Соболев, чуть наклонив голову набок, молча задавая все тот же вопрос, который Ларин слышал от него уже раза три за этот день. Это беспокойство во взгляде, забота, готовы были вывести ютубера из себя. После кошмара, воспоминания о котором еще живы, видеть Николая хотелось еще меньше. Ларину бы по сути выспаться, и все бы вернулось в норму, ведь какая разница, что здесь Соболев, что во сне. Но в реальности все же нет странных электрических разрядов и туманной дымки, потому блогер все еще здесь.       Коля протянул кружку с горячим напитком, которую Дмитрий тут же обхватил двумя руками, смотря, как на поверхности что-то плавает. Заварка, должно быть. Крепкий чай по цвету напоминал коньяк в граненой бутылке. Такое странное сравнение могло прийти на ум разве что какому-нибудь алкоголику, но никак не Ларину. Он в прочем и не сравнивал цвет принесенного чая, а просто сделал большой глоток, тут же ощущая, как жидкость обжигает язык и горло. Хочется сплюнуть обратно в чашку.       Проглотив все же чай, Ларин высунул кончик языка, желая избавится от саднящей боли. И даже во время этих манипуляций критик умудрялся шепотом осыпать матюками этот день, чай и Соболева, но из-за высунутого языка получалось так же шепеляво, как когда мужчина пародировал Хованского. Пранкер, севший рядом с Лариным на диван, просто не мог не улыбнуться.       — Что это? — Дмитрий указал на осевшую на стенке чашки заварки, которая почему-то имела не характерный для листов чая белый цвет.       — Тебе не говорили, что пить один только кофе — вредно для сердца? — вопросом на вопрос ответил Коля. Ларин хотел было съязвить по поводу того, что лучше глушить кофе и умереть от инфаркта, чем бухать, не просыхая, и загнуться от цирроза печени. — Это единственный чай, что я смог у тебя найти. Надеюсь, что это именно чай.       — Психоактивные вещества запрещены на территории Российской Федерации и этой квартиры в частности, — невпопад отозвался блогер, делая второй, более мелкий глоток. По телу разлилось приятное тепло. Мышцы расслабились, и спина стала болеть меньше. Он вспомнил, как в туре кто-то из фанатов подарил ему чай, какой-то молодой парень. Кажется, это было где-то под Москвой. Или нет? Да и не важно это, зато Дмитрий вспомнил, что вот эта странная белая штука — сушеный жасмин.       Через три глотка в ушах тихо зазвенело и начало клонить в сон, но Ларин старался держать глаза открытыми, чтобы как можно дольше держаться в реальности. Надо было отдать должное Коле, дышать стало легче.       — Вот, — Соболев протянул критику градусник, найденный в шкафчике на кухне в аптечке, которая стояла за двумя банками кофе. Коле действительно нравилось проявлять такую заботу по отношению к Ларину. Ведь перед пранкером реальный человек, а не просто картинка с монитора, интернет-образ. Пусть от мужчины по-прежнему можно услышать множество колкостей, но это не отменяет того, что этот Дмитрий Ларин — настоящий, каким его видят немногие. Безумно уставший, болезненно бледный. Коля бы сам поставил ему градусник, смотря, как Дмитрий, точно маленький ребенок, морщится и вздрагивает от соприкосновения с холодным термометром. Но эту черту, пожалуй, не стоит переступать. То, что критик принял помощь, не означает, что они друзья.       — Ты ко мне в мамочки записаться решил, Соболев? — Ларин кашляет, а Коля хмурится. Не только от столь нелестного отзыва о собственной заботе, сколько от мысли, что критик мог заболеть действительно серьезно. Бронхит — первое, что пришло на ум, но лучше бы это была просто простуда.       Блогер расстегнул две верхние пуговицы черной рубашки, ставя себе градусник. Соболев улыбнулся, поднимаясь с дивана.       — Я у тебя в аптечке видел какие-то антибиотики, сейчас принесу, — он скрылся в коридоре быстрее, чем Ларин как-то прокомментировал сей порыв. Найти блистер какого-то противовирусного препарата не составило труда, ведь открытая аптечка, из которой неприятно пахло медикаментами, стояла на кухонном столе. Еще пару минут Соболев потратил на то, чтобы забить в поисковую строку забить «бронхит» и узнать симптомы. Прочитанное ему не понравилось, потому что сходились едва ли не все клинические проявления. Пришлось еще немного почитать о лечении и профилактике. Только после изучения десяти страниц различных сайтов пранкер вернулся в комнату, где сидящий на диване Ларин внимательно изучает показания ртутного градусника.       Со словами «выпей» Коля протянул критику две маленькие белые таблетки, которые предварительно выдавил себе на ладонь. Уж слишком Ларин завороженно смотрел на термометр, потому Соболеву пришлось самому вложить в свободную руку приготовленный препарат, забирая градусник и подавая чашку с недопитым уже остывшим чаем для запивания. Серебристая ртуть поднялась до отметки тридцать восемь.       — Ларин, ты куришь? — благодарности за таблетки ждать не стоило, поэтому Коля решил проверить свою догадку о ларинском недуге. Быть может, ответ на этот вопрос был в одном из видео на канале критика, и если бы только Соболев смотрел все, что выкладывал Дмитрий, то может, и знал бы ответ.       — Я бросил несколько лет назад, — Ларин смотрел, как Соболев откладывает градусник на стол.       — Думаю, у тебя может быть бронхит, который из хронического перешел в острый, — именно так писали на одном из сайтов. Это прозвучало так глухо и тихо, словно пранкер сообщал о смертельной болезни, Дмитрий даже усмехнулся, прокашлявшись. — А еще твоя аптечка почти пустая, так что из всего лечения могу предложить перекись и аспирин. Может, у тебя картошка есть?       — Так ты не только видеоблоггер, но еще и медик, Николай, — сказал Ларин и, помолчав, добавил: — Нет у меня картошки. Так что можешь с чувством выполненного долга ехать домой и уже там играть со своей девушкой во врача.       — Ты можешь принимать помощь молча? — ответа не последовало. — Я просто не могу оставить дело незаконченным, поэтому ложись спать, а то в твоих мешках под глазами можно ненароком миллион найти. Серьезно, Дим, тебя с таким внешним видом только в гроб класть.       — Я не могу уснуть, — ложь вышла так себе, потому что, едва посмотрев в глаза критика, можно было увидеть, как тот из последних сил борется с сонливостью.       Одеяло было найдено за креслом-мешком, а вовсе не в коробе дивана, как сначала предполагал Соболев. Ларин понял, что переспорить пранкера у него не выйдет, а потому сдался почти сразу, вновь укладываясь на диван и чувствуя, как на плечи опускается одеяло.       — Могу спеть, если хочешь, — усмехаясь, предложил Коля и мог бы поклясться, что критик закатил глаза. Глупо было бы просто уйти и надеяться, что входная дверь будет гостеприимно открыта, и если бы парень не горел столь сильным желанием вылечить Ларина, то ни за что бы не стал класть ключи от ларинской квартиры в карман толстовки.       Дождь продолжал лить, когда Соболев вышел из подъезда. Кусок красной вывески аптеки можно было заметить на одном из домов на другом конце двора. Такой путь не стоит того, чтобы заводить автомобиль, да и Коля не сахарный, не растает. Вот только мысли повернули в другую сторону едва дверь не поддалась манипуляциям мужчины. Бумага, прикрепленная к стеклу, сообщала о ремонтных работах. Вот вам и шаговая доступность. Пришлось иди пешком пару кварталов до следующей аптеки, которую подсказал поисковик. Соболев даже про машину забыл, проклиная себя самого за нездоровое рвение помочь Ларину.       Болеть в две тысячи шестнадцатом — привилегия для богатых, определенно. Иначе как объяснить тот факт, что на кассе пранкеру пришлось отдать несколько тысяч за, казалось бы, стандартный набор медикаментов. Требовать эти деньги с Ларина — глупая мысль, и причин тут много, выбирай любую. Так что теперь Соболев во что бы то ни стало собирался вылечить блогера. Тот факт, что у Дмитрия теперь вряд ли получится послать Колю, — хотя у него и до этого выходило не очень — приподнял настроение. И если бы не дождь, парень так и остался бы в хорошем расположении духа.       На обратной дороге он промок насквозь. Толстовку теперь хоть выжимай, а свитер неприятно прилипал к телу. Из-за мокрых пятен на джинсах можно было подумать, что Соболева окатила приезжающая мимо машина, но брюки вымокли так просто от безмерного количества воды, падающей с неба.       В ларинскую квартиру пранкер вошел, как к себе домой, хлопнув при этом дверью. Правда после этого он вспомнил о человеке с больной головой и мысленно окрестил себя идиотом. Что увидел Соболев, войдя в комнату? Ларин, укрытый одеялом, лежал на спине и смотрел в потолок.       — Разбудил? — спросил Коля, ставя пакет с кучей препаратов на стол. В ответ Дмитрий отрицательно покачал головой и даже немного улыбнулся. Для критика реальный Соболев был более живым, чем тот из снов, от которого несло каким-то холодом. Настоящий же Николай куда приятнее, он не смотрит молча, ожидая невесть какой реакции, а старается втянуть Ларина в диалог. Пусть и безуспешно. — Ладно, Ларин, вставай. Будем лечить твой бронхит.       — Хочешь услышать мое мнение о тебе, как о враче? — критик сел на диване, потирая глаза.       — Можешь озвучить, если тебе так хочется, — скрываясь на кухне, намекнул Соболев на то, что от картавых возмущений блогера вряд ли что-то изменится.       Ларин даже усмехнулся такой наглости в его собственной квартире. Раз уж вытолкнуть за дверь Колю вовремя не вышло, то теперь Дмитрий даже с неким интересом направился на кухню, откуда слышался шум воды. Картина его взгляду предстала следующая: Николай Соболев по-хозяйски расположился в чужом пространстве, зажигая газ под конфорками с чайником и кастрюлей.       На столе, за который сел блогер, не переставая следить за манипуляциями пранкера, по-прежнему красовалась лужа пролитого кофе. Как, собственно, на полу. Повернувшись, Коля посмотрел на скривившееся лицо Дмитрия и, едва до него дошло, принялся убирать беспорядок.       — Знаешь, а ты не так уже бесполезен, Соболев. Может, еще что-нибудь полезное по хозяйству сделаешь, раз уж ты взял на себя роль заботливой жены?       Предпочтя не комментировать данное высказывание в свой адрес, Коля поставил на стол перед Лариным кастрюлю, в которой пару секунд назад закипела вода, перед критиком. К потолку взвились клубы горячего пара. В воду капнула еще какая-та жидкость из флакона, купленного Соболевым, и кухню наполнил запах эвкалипта. Дима втянул носом новый аромат, закрыв глаза, и на его плечи опустилось махровое полотенце.       Сначала процедура дыхания над паром показалась Ларину простой, но позже он понял свою ошибку. Горячий воздух обжигал слизистую глаз, отчего их пришлось закрыть, а успокаивающий запах эвкалипта клонил в сон. Пару раз ларинский нос едва не столкнулся с кипятком на дне кастрюли.       Когда Соболев стянул полотенце, лицо Димы выглядело менее болезненно — хотя бы щеки от жара покрыл румянец, что было даже особенно мило: раскрасневшийся Ларин — редкое зрелище. Перед блогером поставили еще одну кружку с чаем, которая тут же была отодвинута им на противоположный край стола. Не хочу, мол, и не заставишь. Коля вздохнул, говоря: «пойдем» и направляясь обратно в комнату.       «Если он сейчас опять предложит мне лечь спать, то, может, действительно попросить его спеть? „Колюхейтера“, например», — думал Дмитрий, вновь опускаясь на диван.       — Расстегни рубашку, — странно то, что прозвучала данная фраза без какого-то пошлого контекста, так ровно и спокойно, что Ларину даже шутить на этот счет расхотелось. В руках в Соболева появилась какая-то баночка. — Сейчас будет холодно.       Прямо, как с маленьким ребенком. Тут Дима не мог не хмыкнуть, но моментом позже он вздрогнул, когда холодные пальцы пранкера коснулись груди. Или холодной была только мазь? Круговые движения казались слишком нежными, не правильными для такой ситуации. Чересчур интимными.       — Пытаешься меня возбудить, — Ларин склонил голову на бок, смотря в глаза Коли, что поднял взгляд.       — Вот я не понимаю, — уже в который раз за этот злополучный день Соболев решил не отвечать на едкие подколы, — ты же строишь из себя интеллектуала, но все же продолжаешь шутить на такие пошлые темы.       — Все для того, чтобы тебе было понятно и не пришлось сыпать определениями незнакомых слов.       — Мы можем поговорить на какую-нибудь интересную на обоим тему, обсудить новости, «коллег», в конце концов. Ты же говорил, что я не стою твоей ненависти, так почему бы нам не стать друзьями и не пообщаться о чем-то кроме ютуба, скажем.       Повисла пауза, в течение которой Ларин не переставая смотрел на Колю. Нет, он ни в коем случае не обдумывал предложение дружбы. Просто в какой-то миг Диме показалось, что глаза этого Соболева стали ярче, совсем, как во сне. Это было лишь наваждением, конечно. Но все эти заскоки начинали порядком надоедать. Хотелось банально выспаться, а не просыпаться от колючего взгляда Николая Соболева.       — Ты мне снишься, — произносит Ларин, сам не понимая, хочет он, чтобы Коля знал об этом или нет. На лице пранкера, который тут же прекратил манипуляции с мазью, застыло изумление. Дима решил так, раз уж он начал, то нужно хотя бы донести свою мысль до конца. — И меня это достало. Мало было того, что ты засыпал меня обращениями и вызовами в сети, так теперь я и поспать нормально не могу. Так что, очень прошу тебя свалить, Соболев, и хотя бы в реальном времени дать отдохнуть от тебя.       Закончив, Ларин, лег на диван, натянув одеяло до подбородка и отвернувшись от собеседника, прямо намекая, что больше Коле в этом доме не рады. Следующие действия показались странными обоим медийным деятелям.       Неразложенный диван — штука достаточно узкая. Так что, когда Соболев решил составить Диме компанию, последнему пришлось едва ли не вжаться в спинку. Ларин уже не мог бороться со своей усталостью, которая словно стала еще больше, когда Соболевская рука опустилась на талию. Главное, что пранкер молчит, не пытаясь втянуть в очередную глупую беседу.       Веки словно налились свинцом, и где-то там, на задворках сознания, Дмитрий услышал у самого уха полушепотом фразу, которою, возможно, и не вспомнит.       — Ты прекрасен, Ларин.       Тучи за окном даже не думали расходиться, но сутки брали свое. Стало темно. Небо уже нельзя было назвать сизым, скорее черным. Вряд ли теперь можно сравнивать его цвет с палитрой снов Дмитрия Ларина.       Ведь теперь они исполнены в совершенно другой гамме.