Синигами и Небо

Переведенный ученик чем-то отличался от остальных. Не внешностью, нет, хотя та и не была полностью японской. Волосы были более светлого оттенка, чем у японцев, разрез глаз – чуть шире. Черты лица были более резкими, чувствовалась примесь европейской крови. Впрочем, не Ичиго говорить об этом. Так вот, новенький чем-то отличался. Что-то цепляло в нем, в душе что-то скребло и голосом Пустого завывало: «Смотри! Он другой. Не такой! Не похожий…» Движения были экономными, плавными. Не хищными, нет – именно плавными. Вся неуклюжесть не была наигранной – но она была естественной. Казалось, только так и должно быть. Через неделю Куросаки понял, чем его так зацепил этот паренек. Глаза. Карамельные, со вспыхивающими по краям радужки янтарными искрами, глаза. Удивительно холодные и пустые глаза. Такие же, как у самого Ичиго. Глаза того, кто всеми силами пытается снова войти в рамки нормальной жизни. Так же, как и сам Ичиго, Миура Тсуна изредка вздрагивал и начинал судорожно оглядываться, напрягаясь всем телом. Точно так же бросал настороженные взгляды на улицу. Тянул руку к сумке, стоило услышать подозрительный шум. Замирал, прислушиваясь к малейшему шороху. И точно так же резко расслаблялся, несколько растерянно прикусывая губу. В жизни Миуры Тсуны тоже чего-то не хватало. **** Миура Тсуна хорош в драках. Неуклюжесть мгновенно уходит, сменяясь четкими и уверенными движениями. Для многих гопников такая перемена наверняка оказалась шоком. Но не для Ичиго. Куросаки ожидал чего-то подобного. Правда, даже это не помешало ему вмешаться в драку и отправить парочку особо ретивых придурков отдыхать. - Куросаки Ичиго. - Миура Тсуна. Заминку перед именем Ичиго проигнорировал. - Скоро начнутся занятия. Шатен пожал плечами и поднял сумку с учебниками. - Пропущу. Такой подход Куросаки определенно нравился. **** Рядом с Тсуной хорошо молчать. Нет жалостливых взглядов, как у Иноэ, Чада и Исиды. Нет неловкости и попыток лживого подбадривания. Миура не лезет в душу. Он просто растягивает губы в подобии улыбки и сидит рядом, не пытаясь ничего узнать. Через месяц Ичиго рассказывает все сам. О том, что с детства видел духов. О смерти матери. О Рукии и Сейретее. О том, что пожертвовал своей силой – своим занпакто ради других. О дикой боли в груди, что теперь часто будит его по ночам. О криках душ, которые он не видит, но слышит. О тихом, печальном голосе, что изредка что-то тихо шепчет у него в голове. О том, что его жертва ни к чему не привела. Герой сделал свое дело – герой может уходить. Готей-13 оказалось абсолютно плевать на потерявшего все силы ради их же защиты парня. И Ичиго мог бы их простить. Простить то, что оставили одного, без поддержки, даже не сказав банального «спасибо». В конце концов на самого себя Куросаки было давным-давно плевать. Вот только ради них он практически уничтожил свое занпакто. Часть своей души. И старик, и Пустой были частью его самого. Они были гораздо важнее самого Ичиго. То, что синигами наплевали и на это, оказалось на удивление… больно. Друзьям тоже оказалось все равно. Они жалели его… Как смешно. Ему не нужна была жалость или сочувствие. Ему нужно было знать, что его спину прикроют в драке. Тсуна это понял гораздо лучше тех, кто знал его с самого детства, тех, с кем он прошел столько испытаний и сражений. Через три дня Тсуна, печально улыбаясь, рассказывает о себе. О неудачах и неуклюжести в детстве. О садисте-репетиторе. О первых друзьях. О сражениях за их жизни. О жутком будущем и смерти, что ждала их там. О битве представителей, в которой ради своих Хранителей он принял удар проклятия на себя. Все семь разноцветных пустышек. Проклятие, усиленное в семь раз. Нельзя умереть. Ради них – потому что тогда проклятие вернется к ним. Потому что Тсуна чувствует, как это больно. Каждое движение – боль. Каждый вздох – боль. Все пламя уходит на поддержание жизни и баланса системы Тринисетте. Вонголе не нужен босс без пламени. Хранителям не нужно выгоревшее Небо. Его жертва им совсем не важна. Не всем, правда. Вот только Рокудо Мукуро мертв. Как и его медиум, впрочем. Тсуна со смешком говорит, что голос Рокудо в голове вполне сойдет за занпакто у Ичиго. Единственное, что смог сделать непокорный Туман прежде, чем новый наследник приказал его убить – стереть все упоминания о Саваде Тсунаеши и создать Миуру Тсуну. Миура – в честь единственной верной подруги. Тсуна – потому что это имя дала ему мама. **** - Миура, как думаешь, - Ичиго щурится, глядя на багровое небо. – реацу и пламя – это одно и тоже? - Не думаю. – Тсуна покачал головой. – По твоим словам, те, у кого ее достаточно много, видят души умерших. Я ни разу их не видел. - Те, кто постоянно готовы умереть… Как думаешь, у меня получится? - А у меня? Две одинаковые усмешки зеркально отражают друг друга. **** Глаза Ичиго вспыхивают янтарным огнем через неделю. Тсуна видит маленькую девочку с цепью в груди через две. **** - Куросаки, будь добр, оторвись от телефона на минутку. – насмешливый голос раздается прямо над головой Ичиго. Разноцветные глаза лукаво щурятся. - Рокудо. – констатировал парень, отвлекаясь от игры. Рокудо Мукуро – вторая часть искалеченной системой Тринисетте души Тсунаеши. Осколки личности Тумана собрала реацу и превратила в своеобразный занпакто. - Почему ты? - Тсуна спит. Ему тяжело даются переходы. – Туман поднял голову, разглядывая облака. – У нас новости. Божки зашевелились. Кажется, они собираются вернуть тебе силу. - У них что-то случилось и снова нужен герой? – сарказм в голосе Ичиго при желании можно потрогать. Рокудо пожал плечами. - Подробности спросишь у Тсуны. Ичиго подхватывает падающего Саваду и укладывает на кровать. Савада не стал полноценным синигами. Впрочем, на Иноэ и Чада он тоже мало походил. Странная смесь, как и сам Куросаки. Впрочем, это не мешало Тсуне ходить в Сообщество душ как к себе домой. Новости он всегда приносил разные. Но суть была одна – Куросаки не слишком вспоминали за эти полгода. Так что новость о том, что синигами зашевелились была очень уж неожиданной. Впрочем, учитывая их мышление… Раньше, чем через год они не припрутся. Кинув взгляд на часы, Ичиго хмыкнул. На занятия завтра надо было вставать рано, а идти в соседнюю комнату за футоном лень. Впрочем, ему за последний месяц не привыкать. Да и реакция отца каждый раз поднимает настроение с утра. Не особо заморачиваясь, Ичиго пододвигает шатена ближе к стенке и растягивается рядом. Глаза сами по себе закрываются, и рыжеволосый парень проваливается в сон. Без боли. Без кошмаров. **** Спать рядом с другим парнем… Звучит довольно двусмысленно и жутковато. Но только не для них. Они оба мерзли. Изнутри расходился жуткий холод, заполняющий пустоту. Реацу Тсунаеши тянулась к Куросаки, согревая мерзнущего синигами. Пламя Ичиго окутывало Саваду, распаляя его вечно пустой источник. Для них обоих это многое значило. Всего на мгновение суметь увидеть душу. На одно короткое мгновение почувствовать потоки реацу в воздухе. Заставить огонь вспыхнуть. На секунду снова почувствовать нити связи, идущие к кольцам. Во сне они обменивались пламенем и реацу. Ради того, чтобы снова услышать голос старика и скрежет своего Пустого Куросаки был готов абсолютно на все. Как и Тсуна ради того, чтобы жить без угрозы стать Оборванным Небом. Существом, что безжалостно разрывает связи между Хранителями, выпивая Пламя ради только одной цели – перестать ощущать пустоту в груди. Учитывая силу Савады, это было бы равно апокалипсису. Абсолютный симбиоз. Тело Ичиго просто не могло вырабатывать реацу. Истощенное духовное тело с трудом создавало крохи духовных частиц. Реацу Тсуны его душа воспринимала как свою собственную. Система Тринисетте выпивает Пламя до самого конца, забирая и часть жизненных сил. Проклятие рассчитано на семь человек, а не на одного. Пламя Ичиго заставляет источник гореть, не затухая. Когда их в первый раз увидела Карин, то она промолчала. Только в глазах появилось странное выражение. Позже она объяснила. - Вы не были похожи на… «этих». – сестра сделала кавычки в воздухе. – Это было похоже на двух мерзнущих псов, жмущихся друг к другу в попытке согреться. Ну, или волков. Такое сравнение им вполне подходило. Никому нахрен не нужные и отчаянно ищущие тепла, получая вместо него удар. **** Ичиго честно хочется расхохотаться, но нельзя. Потому что так уйдет весь пафос ситуации. Нет, не получится. Тсуна укоризненно смотрит на ржущего Куросаки. Меч в груди рыжему уже-снова-синигами парню ничуть не мешает. - Ичиго. Куросаки фыркает и успокаивается. Шокированные взгляды синигами и Подчиняющих его мало волнуют. - Ну что, теперь поиграем? То, что Куросаки сам смог дозваться до своего занпакто и почти полностью восстановить реацу около двух месяцев назад, им знать не надо. **** Через год ситуация зеркально повторяется – теперь хохочет Тсуна, а Ичиго укоризненно качает головой. *** Им по сути на все плевать. Дом Савады в Каракуре теперь один на четверых, иногда – пятерых. В отличие от Зангецу и Хичиго, Мукуро не может материализоваться в любое мгновение. Ей-богу, если бы квинси не заявились в тот момент, когда окончательно осатаневший от наглости Вонголы Тсуна пил чай, все было бы нормально. Это была их первая ошибка. Не фатальная, но ошибка. Зато вторая стала решающей. Нападать на Хичиго, приняв его за обычного арранкара, явно не стоило. Сам Пустой не был кисейной барышней и навалять мог будь здоров. Вот только об Ичиго забывать тоже не стоило. Куросаки ненавидел всех, кто пытался причинить вред его частичкам. С поры Финальной Гетсуги ненавидел. Взбесившийся Ичиго – это страшно. Вот только холодная ярость в янтарных глазах гораздо страшнее. Что Куросаки, что Саваде плевать на Сообщество душ и Хуэко Мундо. Но нападение на семью непростительны. Если в Семье ДВА Неба – какая это семья? А если вся Семья только и есть – Небо? **** Спустя месяц после Последнего сражения и Тсуна, и Ичиго снова дома. Вот только надолго ли?