Опьяненный им

— Юрий! — кричу я, поднимая руку вверх, чтобы привлечь внимание. Журналисты, наконец, отступили, и теперь я могу его поздравить. Плисецкий поворачивает голову и, словно в замедленной съемке, спешит ко мне, пока я расставляю руки в стороны, чтобы крепко его обнять. С его щёк срываются жемчужинки слезинок, падая и разбиваясь о лед, но улыбка, такая искренне счастливая, говорит о том, что и слезы его — это тоже от счастья. И я очень рад. Юрий почти влетает ко мне в объятья, легко, как снежинка, его руки крепко сжимают мою шею, а на плече я чувствую влагу. Он такой эмоциональный всегда. А вот я не умею выражать своих чувств, а потому просто обнимаю его и сжимаю настолько крепко, насколько могу. Юрий уже заметно повзрослел внешне, немного вытянулся, даже волосы его стали значительно длиннее, однако, несмотря на это, он по-прежнему оставался маленьким, худым мальчишкой, который с каждым днем кружил мне голову все больше и больше… — Ты молодец, — шепчу я ему. — Я очень рад за тебя. В этот момент Юрий чуть отстраняется и, широко улыбаясь, глядит мне в лицо. — Спасибо… *** Новенькая золотая медаль гордо блеснула в тусклом свете пары настенных ламп, а ее обладатель, разглядывая очередную награду, до сих пор как будто бы не осознавал, что и она теперь тоже принадлежит ему. Я аккуратно налил в бокалы ещё шампанского, краем глаза наблюдая за тем, как блестели изумрудные глаза Юрия, с которыми, как я давно заметил, никакое золото не сможет сравниться. Жаль только, что он уже распустил свои волосы, которые закрыли часть его лица, и я не могу разглядеть его полностью. — Вот, — тихо сказал я, подавая ему бокал. Юрий улыбается мне, а на моих щеках проступает румянец, и виной тому совсем не алкоголь, на который я так отчаянно пытался сетовать в своих мыслях, убеждая самого себя в том, что это вовсе не улыбка Юрия заставляет меня краснеть, нет. Это алкоголь. Хотя мы и выпили-то с ним всего пару бокалов, ведь не отметить победу было бы довольно странно, да? Однако, ничего крепче шампанского я не посмел бы ему налить. Да и себе — тоже…, а то сорвусь еще… Мы расположились в номере отеля, где я остановился на время соревнований, и решили немного отпраздновать. Как я уже сказал: выпили, совсем чуть-чуть, ведь, как говорят в России, медаль нужно «обмыть». Но… ох, честно признаться, даже то ничтожное количество алкоголя меня заметно расслабило, заставляя все дольше и дольше задерживать глаза на молодом светловолосом победителе. Плисецкий полулежал на светлом широком диване, оперевшись спиной о подлокотник и положив под пояс подушку, а я сидел рядом, нагнувшись над низким передвижным столиком, на котором стояли какие-то закуски. Золотой свет настенных ламп красиво падал на лицо Юрия, и не смотреть на него было чертовски сложно, но я старался, хотя и понимал, что зря. И когда я передал ему тот самый бокал, и чужие тонкие пальцы коснулись моей руки, чтобы его взять, и когда взгляд таких счастливых глаз устремился прямо на меня, я не смог сдержаться. Я наклонился и крепко его обнял, зажмурившись и думая, что выгляжу сейчас, наверное, глупо, но ничего не мог с собой поделать. Кажется, от неожиданности Юрий пролил немного шампанского на пол, после чего потянулся к столику возле дивана, чтобы поставить сосуд на него, так и не притронувшись губами. Я же просто замер и почему-то совсем не хотел разжимать руки, зная даже, что Юрий может просто не понять этот жест. Но в момент, когда внезапно его рука легла мне на голову и пригладила волосы у меня на затылке, я, не поверив, сжал руки только сильнее. — Отабек, — звонко воскликнул он, судя по голосу, широко открыв рот и улыбаясь. — Раздавишь же! И я отпустил, завороженный его смехом. Отпустил, чтобы в тот же момент поцеловать его в теплые губы и услышать удивленный вдох и глухое звяканье медали, уроненной куда-то на пол, забытой в одну секунду. Я сладко укусил Юрия за нижнюю губу, крепко прижав его к себе за талию, сводя все попытки отстраниться к как можно меньшему проценту, ведь в глубине души я слишком боялся, что он меня сейчас оттолкнет. …, а он обнял меня в ответ. Юрий совсем неловко разомкнул губы, пытаясь отвечать на поцелуй, и что-то глухо промычал, прильнул чуть ближе ко мне. Думаю, именно в этот момент мои тормоза окончательно перестали работать. — Отаб-бек… — произнес он, когда я отстранился, чтобы заглянуть в его лицо, но через пару секунд наши губы слились вновь. Я целовал его уже совсем без стеснения, с каким-то нечеловеческим удовольствием понимая, что получил награду в бесконечность дороже, чем какая-то там железка. Я чувствовал, как Юра гладил своими руками мою спину, взволнованно вздыхал, но прекращать не хотел — это я понял точно, ведь когда я отпрянул от его лица, он на удивление смело потянул меня обратно, обхватив ладонями мои щеки и возвращая меня к своему рту. В это же время у меня по телу прошла легкая дрожь, а брюки стали страшно тесными. Боже, как же я хочу этого мальчишку. Спокойно, только без грубостей… Я рваным движением убрал его светлые волосы ему за ушко, ведь я так люблю, когда его красивое лицо открыто, а следом за это же самое ушко и укусил. Юрий вздрогнул, обхватывая меня за плечи руками, словно выискивая опору, а я жаркими поцелуями спустился к его шее, опять же такой, мм… невероятно тонкой, мальчишеской шее, с нежной и ароматной кожей. Чувствовать его тело своими губами оказалось даже слишком приятно. Я слышал учащенное, глубокое дыхание где-то выше уха, а после того, как оставил на шее яркое алое пятно, Юрий и вовсе кротко простонал. Его голос разрядом тока прошел по моему организму, отдавая болезненной пульсацией в штанах, к слову, я чувствовал, что мой любимый победитель тоже был возбужден. Я помню, как избавил себя от одежды, как стянул ее и с Юрия. Как тот покорно поднял свои чуть дрожащие руки вверх, чтобы мне было удобнее снять с него водолазку. Помню его розовые, припухшие от поцелуев губы и слегка помутневшие глаза, в которых читалось полное доверие и, — мне бы хотелось, — счастье. — Ты такой… — я не знаю, как сказать о том, что Юрий напоминает мне необычайной красоты куклу с белой кожей, светлыми мягкими волосами и пушистыми ресницами. Я не могу заставить себя сказать даже что-то банальное, а потому я просто снова целую его, глубоко и с придыханием, скользя своим языком по его горячему рту, ощущая пальцами, как бьется его сердце в груди и как он ерзает подо мной, не зная, куда себя деть. — Отабек, мне так, ах… хорошо. Я хочу… Он закусил губу, а я смотрел в его лицо, на прикрытые глаза и заалевшие щеки, вернее даже скулы. Больше слов мне не требовалось. Я сжимал руками его тело, наверное, даже оставляя синяки, оглаживал грудь и впалый живот, а Юрий еще больше дразнил меня своими стонами, хотя сам наверняка не догадывался об этом. — Ах, а-а-ах… Я прикусил его сосок, и развратно мазнул по нему языком, провел им дальше вверх, по груди. Укусил за выступающую ключицу, пальцами, тем временем, пробегаясь по ребрам, оглаживая руки и сжимая ломкие запястья. Его руки, по сравнению с моими, кажутся такими маленькими, и я всеми силами сдерживаюсь, чтобы не сдавить их сильнее. Вроде бы стоит уже приступать к более решительным дальнейшим действиям, да и того же требует и весь мой организм, но мне почему-то так не хочется прекращать его целовать ни на минуту. Я честно не знаю, что происходит со мной, но его тела так хотелось касаться губами, жарко и ласково… я почти захлебывался его тонкой атласной кожей, а он сжимал пальчиками одной руки волосы у меня на голове, а второй рукой вцепился в обивку дивана. Когда мы направлялись ко мне в номер, я не думал о таком развитии всех событий, что происходят с нами сейчас, а потому никакой смазки под рукой у меня не было. Благо я вспомнил, что оставил крем для тела на нижнем ярусе того самого столика, где сейчас приходило в негодность разлитое шампанское. Юрий оказался очень узким внутри, что я поначалу даже усомнился, стоит ли продолжать то, что я начал, я видел, как ему было больно, и старался всеми силами отвлечь его от неприятных чувств, зацеловывая шею, щеки, собирая языком его слезинки. Однако Юрий явно не хотел, чтобы я останавливался. Он притянул меня к себе, желая, чтобы я поцеловал его в губы. Должно быть, он ощутил солоноватый вкус собственных слез на моих губах, но все равно судорожно сжимал руками мои плечи и тихо поскуливал в поцелуй. Вскоре я заметил, что он сам начал поддаваться в сторону моих пальцев и нетерпеливо сжимать ногами мое колено, которое я устроил между них с самого начала. А потом я вошел в него. Сквозь сладостную пелену в глазах я видел, как по белому лицу потекли слезы, скрываясь где-то в растрепанных волосах. Я крепко прижал к себе юное тело Юрия, просто заставляя себя двигаться медленно и не сорваться хотя бы в первую минуту. Юрий прерывисто выдохнул, впиваясь в мои плечи своими ноготками, а я в очередной раз нашел его нежные губы своими и увлек во влажный и совершенно пошлый поцелуй, от которого были в восторге мы оба. — Быстрее… ах, Отабек, быстрее, — услышав его лепет, я готов был кончить сразу. Я люблю его. Скорость моих движений возросла. Я закинул стройные длинные ноги себе на плечи, и склонился над Юрием, сжимая его руку, лежащую на маленькой подушке, на уровне его головы. Сейчас, когда я смотрел на него сверху вниз, такого запыхавшегося и растрепанного, с раскрытыми и пошло припухшими губами, он казался мне еще меньше, словно действительно маленькая фарфоровая кукла, врученная мне в руки в качестве самой дорогой на свете награды. — Я люблю тебя… Юра… Опьяненный им, я вновь ускорил темп, размашистыми толчками входя в его тело и целуя стройную ножку на своем плече, слушая, насколько Юрию хорошо со мной… Горячий воздух, казалось, можно было даже потрогать руками, комната потонула в его громких стонах и в нашем удовольствии. А где-то под диваном ликующе блеснула золотая медаль, забытая нами в тот миг чуть больше, чем полностью.