***
— Сегодня было весело, пусть и немного страшновато, — произнесла Юри, когда закончилась тренировка. На самом деле день для Кацуки прошёл почти впустую. Да, она пообщалась с Юрой и Милой; да, отработала прыжки; да, вытерпела взгляд Лилии Барановской. Казалось бы, всё прекрасно, однако японка чувствовала какую-то незавершённость. На самом деле, она хотела отработать произвольную программу, а в особенности смену элементов, которая у девушки не получалась, однако на чужом катке не так удобно, как на своём родном. В Хасецу был всего один Ледовый Дворец, и он полностью находился в распоряжении Кацуки. Конечно, иногда туда заглядывали пары постарше, дабы вспомнить молодость, однако они совершенно не мешали, потому как приходили редко и уходили быстро. А тут, в Спортивном Клубе Чемпионов, была целая куча фигуристов, от взглядов которых становилось неуютно. По сути, весь каток был наполнен духом соперничества, недовольством и раздражённостью. Некоторые российские фигуристы с сомнением воспринимали японку, а другие до сих пор не понимали, что в ней такого нашёл Виктор, раз сорвался с места и уехал в другую страну. Однако Юри с удивлением заметила, что в большинстве своём эти негативные эмоции были направлены не на неё, а на российских фигуристов. И делал это Фельцман. А взаимоотношения между русскими даже негативными эмоциями было сложно назвать: они постоянно соперничали друг с другом, пытаясь понять, кто из них лучше, у кого плавнее повороты и красивее дорожки, за что получали по голове от Якова, который буквально пылал от злости и недовольства, ругаясь себе под нос. А ответом ему были улыбки и смех. — Они просто хотят показать, что тоже не лыком шиты, — объяснила Мила после тренировки. — Не обижайся на них. На самом деле ты им просто очень интересна. Они хотят узнать о тебе побольше. Хотя, признаюсь, тут всё же есть парочка людей, которые недовольны твоим присутствием. — Д-да ничего. — Кацуки улыбнулась, расшнуровывая коньки на лавочке. — Не бойся и не стесняйся: здесь все свои. А если кто-то посмеет тебя обидеть, то я лично побью его, — заверила Бабичева. — О! А вот и Витя! Японка подняла глаза, глядя на приближающегося тренера. Он улыбался и махал им правой рукой, в левой таща на буксире какого-то сопротивляющегося фигуриста. Юрий на заднем плане громко ржал и тыкал в несчастного пальцем, за что получил оплеуху от Барановской. — Юри, я хотел бы познакомить тебя с моим другом Георгием Поповичем, — заговорил Никифоров, с довольным видом демонстрируя девушке фигуриста, будто какой-то товар в магазине. — Он хороший и не кусается, но очень влюбчивый и эмоциональный. — Хватит нести чушь! — фыркнул Георгий. — Этот придурок… — Эй! — возмутился Никифоров. — Так вот, этот придурок меня уже представил. Собственно теперь, когда он ушёл, я автоматически становлюсь лучшим фигуристом в группе Якова. — О, вот как. — Кацуки кивнула, не зная, что и сказать. Георгий был приятным на вид молодым человеком. Вообще, японка восхищалась его эмоциональными выступлениями, мечтая однажды тоже суметь так передать свои чувства через танец. И хотя Виктор в своё время замечал, что его друг излишне эмоционален, Кацуки это даже нравилось: не каждый день можно встретить такого искреннего человека. — Скажите, Георгий-сан, а это правда, что своё выступление на Гран При Вы хотите посвятить знаменитой фигуристке Анне? — спросила Юри. Ей на самом деле было это интересно, потому что девушка ни разу в жизни не видела, чтобы кто-то вот так вот рассказывал о своих чувствах всему миру. Конечно, она знала о голах и победах, которые посвящали любимым, однако всё это было где-то далеко от неё, в других видах спорта и лет десять назад в фигурном катании. А тут… Георгий был другом её тренера и, возможно, в будущем они и сами будут хорошими знакомыми. Попович находился здесь, прямо перед ней, а не призраком прошлого витал где-то на льду. Видя его выступления по телевизору и даже пару раз вживую, Кацуки знала наверняка, что всё, что он делает, он делает искренне. И чуть меньше, чем через полгода он собирался забрать первое место себе, тем самым доказав Анне свою преданную любовь. Но то, что больше всего тронуло японку — это тот факт, что Георгий собирался сделать это преднамеренно, специально, а не в порыве азарта, как это делали те же игроки в футбол или баскетбол. — Чего? Кто тебе рассказал? Неужто Виктор?! — возмутился Попович, так как о теме его программы не знал никто, кроме тренера и близких друзей — он хотел сделать любимой девушке сюрприз. — Вот ведь поганец! — Нет-нет, Георгий-сан! — Кацуки замахала руками. — Мне Мила по секрету рассказала, и я не собираюсь разглашать вашу тайну никому. Обещаю! — Что это ещё за «сан» такое? Зови меня просто Гоша. — Фигурист рассмеялся. — Ну, раз Мила, то ладно. — В смысле, раз Мила, то ладно? А если я, значит, не ладно? — Виктор упёр руки в бока, надувшись. Юри облегчённо выдохнула, с улыбкой смотря на старых друзей. Между ними не было никакой вражды или же злости, только дух соперничества, который ощущался на соревнованиях. На самом деле они были хорошими старыми друзьями — девушка видела это и невооружённым глазом. Они дурачились, как дети малые, но это было по-своему прекрасно, так как Юри ощущала особую и нерушимую связь между ними. Такая возникает только при длительном общении людей, которые вместе пережили много неприятностей и хороших моментов. Именно такие узы связывали ее саму с семьёй Нишигори. И именно такую связь она мечтала создать с Виктором и Юрием. Девушка никогда не стремилась к чему-то, что выше её головы, всегда спокойно проживала свою жизнь, не надеясь ни на кого, кроме себя. Единственное, о чём мечтала японка — это о хорошем доходе в их семье, чтобы отец с матерью не горбатились каждый день в «Ю-Топии», спокойной жизни для себя и родных и крепких уз с важными ей людьми. Однако мечта хотя бы раз стать лучшей фигуристкой горела ярким пламенем в груди, прикрытая колпаком более реальных свершений. Юри не верила в себя и в свои силы. В какой-то момент её жизни, в прошлом году, когда она шла выступать на льду, девушка сдёрнула тёмный полог ткани со своей нереальной мечты, давая ей разгореться настолько ярко, насколько только можно было. В те дни она не боялась огня… И горько пожалела об этом потом. Она проиграла, упала с вершины на землю, сломав себе крылья надежды. Она не могла подняться, потому что руки и ноги также оказались переломаны, вера в себя растоптана, а желание бороться дальше уничтожено. Лишь сила воли и Пхичит с семьёй не дали ей окончательно пасть духом, отчаяться и зарыться в себе. Они помогли подняться с колен и заново научили ходить. Но не вернули той былой уверенности. Однако это сделал Виктор. Улыбаясь, он бережно залечил её переломы, восстановил выдернутые перья и почти расправил её крылья, однако сама Юри не давала ему полностью помочь ей, зажималась и боялась вновь оказаться у разбитого корыта. Сестра Кацуки лишь качала головой и говорила, что девушке просто нужно время, что ей следует отдохнуть и понять, что начался новый виток в её жизни. Ну, а до тех пор Никифоров собирался поддерживать ученицу.Катание пятнадцатое: российская сборная
31 июля 2017 г. в 11:49
Юри чувствовала себя не очень уверенно на чужом катке — Юрий видел это даже невооружённым глазом. Девушка как-то зажималась, краснела и постоянно извинялась. У неё вообще была дурацкая привычка — извиняться. И не важно, сделала она что-то плохое или нет.
Виктор стоял в стороне и лишь качал головой, изредка ловя на себе внимательные взгляды Якова, от которых становилось неудобно. Вообще, Фельцман был Никифорову словно второй отец: он по-отечески заботился о тогда ещё мальчике, ругал за прогулы в школе, хвалил за успехи в спорте и университете, беспокоился, когда маленький Витя болел или получал травму по собственной глупости. Пожалуй, он был весьма своеобразной заменой Александру Вячеславовичу, который пропадал на подработках — в начале нулевых денег в семье было немного, и каждый всегда выкладывался на полную, чтобы получить хоть копейку.
Виктор, которому к тому времени было уже тринадцать лет, начал выступать на юниорских соревнованиях. В первый раз он забрал бронзу, потому что давление на льду оказалось невыносимым: Никифоров думал, что ему ничего не стоит взять и откатать программы, ведь он столько раз катался перед друзьями и знакомыми, выступал на школьной сцене…
Вот только школа и мировые соревнования сильно различались.
Мальчика подвела его самоуверенность — его тогда словно сильно ударили живот, выбивая весь дух. Виктор до сих пор помнил, как у него перед выступлением кружилась голова, как Мила старалась его успокоить, а Яков бил по щекам, крича что-то. И это действительно помогло, вот только частично: Никифоров не смог стать ни первым, ни вторым. Однако Фельцман после награждения не хмурил брови, как обычно, не ругал его, лишь обнял и сказал, что он великолепно справился.
Выходя на лёд в четырнадцать лет, Никифоров продолжал бояться, однако он был готов к тому напряжению и к тем миллионам пар глаз, которые были направлены только на него одного. Он представлял, что он — Александр Абт, фигурист, которым Витя восхищался с тех пор, как попал в мир фигурного катания. Мальчик катался с мыслями о том, что он должен показать своему кумиру, что новое поколение ни за что не подведёт Россию, что даже спустя десять лет после распада Советского Союза в стране остались талантливые люди.
Такие мысли помогли Никифорову сначала получить высший балл по короткой программе, а потом буквально зубами, обогнав французского соперника на ноль целых шесть десятых баллов, вырвать первое место по произвольной. Виктор никогда не забудет тот день, когда он стоял на пьедестале на первом месте и махал рукой радостным родителям. Кажется, тогда ещё вечно хмурая Лилия Барановская заплакала и прикрылась носовым платком. А Яков лишь смеялся и обнимал её.
И сейчас Никифоров как никогда мечтал о том, чтобы Юри тоже ощутила это невероятное чувство, пережила те же эмоции, что и он. Но для этого нужна была вера в себя. Вот только если она сейчас чувствует себя так неуютно на чужом катке, то что же будет во время Гран При?
— Ей бы расслабиться. — Юрий облокотился на бортик, беря бутылку с водой и отпивая немного.
— Стесняется. — Виктор пожал плечами. — Тем более, под взглядом Лилии любой будет, как на иголках.
Плисецкий повернул голову в сторону Барановской и вздрогнул. Да уж, смотри она на него таким взглядом, он бы вообще побоялся выходить на лёд. Настоящая ведьма, которая буквально дыру прожигала в спине бедной Юри. Вот только никакой ненависти от бывшей жены Якова не чувствовалось. Скорее, это был интерес и ярое желание сделать из Кацуки настоящий бриллиант.
Виктор, как и Юрий, знал, что Барановской плевать на национальность человека. Для неё главным был талант. Пожалуй, будь у неё такая возможность, она бы собрала всех фигуристов вместе и преподала бы им парочку болезненных уроков, после которых они не могли бы даже двинуться.
Одним словом, Лилия была человеком, которая желает всем всего самого лучшего. Вот только при этом хорошенько всех мучает — таков был её священный долг, как жены, пусть и бывшей, Якова Фельцмана.
К Кацуки подкатила Мила и начала ей что-то говорить. Девушка тут же перестала зажиматься, но продолжала бросать осторожные взгляды на Барановскую. Потом подруги сделали несколько кругов на катке и окончательно разговорились на английском, иногда хихикая.
— Кажется, всё хорошо, — проговорил Виктор.
— До сих пор поверить не могу, что эта Ведьма и Юри — подруги, — произнёс Плисецкий. — Кстати, может, тоже на лёд выйдешь?
— Если я это сделаю, то Яков с меня три шкуры сдерёт. — Никифоров покачал головой.
— Ну как знаешь, старикан. Надеюсь, паутиной не покроешься, пока будешь ждать.
— Мне всего двадцать семь! — возмутился мужчина вслед отъезжающему Юрию, который ухмылялся. — Ох уж эта молодёжь!
А потом ужаснулся своим словам. Он становится похожим на Фельцмана!