А в голове огнем сплетаются два слова: дождись меня…
Колеса стучали до боли громко, но Кристина давно перестала вслушиваться. Для нее растворился весь мир: она почти утонула в своей тоске. Она совершенно потерялась среди придуманных ею миров. Она очнулась от грез, стоило ей покинуть Париж. Страх рассеялся так же легко, как утренний туман, оставив от себя лишь тень. Швеция перестала быть такой, какой Кристина ее представляла. Даже тихий домик на берегу моря, давно заброшенный и пустующий — тот самый, где они с отцом иногда проводили лето; даже он перестал хранить в себе то невероятное очарование детства. События последнего года заставили Кристину повзрослеть, и теперь она сожалела лишь о том, что не смогла сделать этого раньше. Неужели нужно было пройти через весь этот ужас и причинить такую боль любившим ее людям, что от одной мысли об этом сжимается сердце, чтобы лишь стать мудрее? У Кристины ушли два долгих месяца на то, чтобы понять слишком многое. Рауль был слишком живым для нее. Его воспоминания обо всех ужасах и вовсе растаяли, и он не хранил их в своем сердце. Его душа осталась так же чиста и невинна, и он так же жаждал приключений и экспедиций, и Кристина слишком быстро это поняла. Ему не нужна была жизнь в глуши, куда она увезла его в бессмысленной попытке вернуться домой. Ему не нужна была она сама. Ему не нужна была жена. Рауль вернулся домой в апреле, уверил всех, что он в порядке, и уехал подальше из Европы. Кристина была рада — отчего-то на сердце у нее стало совсем спокойно. Она вновь осталась одна — напуганная девочка, нуждающаяся в ангеле и желающая чуда. Только теперь она не хотела, чтобы чудо случилось с ней. Кристина хотела сотворить чудо сама, и в мае она купила билет на обратный поезд. Она лишь хранила в сердце одну бессмысленную надежду на то, что он захочет и сможет ее видеть. Кристина надеялась, что он еще не умер, как грозился ей всегда, когда она покидала его хоть на день… Она хотела все изменить и наконец-то не ошибиться… Лишь позови, и я первым поездом сорвусь к тебе… Поезд уже подъезжал к самому Парижу, а Кристина считала минуты до прибытия. В вагоне было душно и жарко, и цветы, которые она сорвала на последней станции, немного завяли, несмотря на то, что она поставила их в вазу. Девушка не могла отделаться от ощущения, что она опаздывает с каждым мгновением все сильнее. Она не могла спокойно сидеть, и она ходила по коридору, обмахиваясь веером и совершенно не заботясь об оставленном в купе багаже — и отнюдь не потому, что там не было ничего ценного. Дождись меня… В Опере было тихо и прохладно, но Кристина тут же свернула в потайные коридоры, углубляясь все ниже и ниже. Она помнила дорогу к нему и не боялась ее больше. Я умоляю тебя: будь живым. Кристина нашла Эрика у фонтанчика слез. Он лежал без движения на полу, в одной тонкой и некогда белой рубашке, сжимая изрезанную маску в руке. Она перевернула его на спину, тряся за плечи. Ее вдруг объял страшный ужас, что он не очнется и никогда больше не посмотрит ей в глаза… — Нет-нет-нет, Эрик! Вы не можете так поступить со мной… слышите? Не можете! Очнитесь! Она прижалась щекой к его груди, пытаясь уловить биение его сердца. Слабый и редкий стук послужил ей ответом, и Кристина вздрогнула. — Никогда не любил запах цветов, — послышался тихий и хриплый голос. — Вы, наверное, забыли об этом… Девушка смущенно убрала цветы, которые сжимала в руке, от его лица. Она провела ладонью по его лбу, ощущая едва заметное тепло под пальцами, и взъерошила его спутанные волосы. Эрик не открывал глаз, но она чувствовала, как напряжено его тело, словно бы он боялся ее больше, чем кого-либо в целом мире. — Сможете встать? Вам нужно лечь поудобнее, чем здесь. — Эрик хочет умереть, — отрешенно прошептал он, наконец открывая глаза и устало глядя на нее. — Эрик и Кристина же договаривались, помните? Вы придете к нему и наденете кольцо… или вы потеряли его и думаете, что у Эрика найдется еще одно? Нет, это невозможно… он вложил в это кольцо всю свою жизнь, понимаете? В кольцо, как и в любовь к вам, маленькая глупенькая девочка… Господи, какую чушь Эрик говорит! Эта сбивчивая речь не произвела на Кристину никакого эффекта. Она мягко погладила его по плечу. Если бы она верила всем его безумным словам и боялась бы их, то не смогла бы вернуться. Кристина лишь хотела найти в себе силы смотреть на него по-другому, потому что он все равно оставался самым близким ей человеком. Она не хотела больше его бояться. — Я приехала к вам первым поездом, который шел в верном направлении… Он, видимо, понял, потому что вдруг как-то нервно вздохнул и, с трудом сев, уткнулся ей в плечо изуродованным лицом, на котором Кристина заметила яркие свежие шрамы. Его всего трясло, и он едва ли мог дышать в попытке удержаться от слез. — Все хорошо, Эрик, — ее руки гладили его по спине и голове, словно бы она могла успокоить его своим присутствием. — Все будет хорошо… я приехала. Я выбрала свое направление… Эрик сдался. Он плакал еще долго, ища в ее объятиях защиты, а она только шептала что-то глупое и совершенно бессмысленное. Кристина отвела его в дом, где царил страшный хаос. Ты сможешь снова любить меня? После всей той боли, что я причинила тебе? Она уложила его в постель и укутала одеялом. Эрик закрыл глаза и погрузился в какое-то забытье, из которого Кристина его все-таки вырвала. — Вы тут вообще хоть немного ели?! У вас в кладовой даже мыши не вешаются! — Отвратительный способ смерти, между прочим, — хмыкнул он, открывая глаза. — Эрика на такое не хватило… А есть ему не хочется… совсем. Он пожал плечами и снова закрыл глаза. Кристина смотрела на него, и весь его вид причинял ей почти физические страдания. Вся жажда нормальной жизни, что томилась в нем до их прощания, растаяла, оставив лишь безразличие и глубокую апатию. — А чего вам хочется? — Чтобы Кристина дала Эрику спокойно умереть! — неожиданно зло вскрикнул он, садясь в постели и покачиваясь от слабости. — Черт возьми, ну за что ему все это?! Ну ведь вы не любите его?! Не любите… но вы мучаете его, вы продолжаете! — Я не позволю вам умереть. Хотите вы или нет, вы будете жить! — Зачем? — Я увезу вас на берег моря… в Швецию, ко мне на родину. Там вы сможете творить, мечтать, дышать, делать что угодно… как вам эта мысль? Это будет нормальная жизнь, о которой вы грезили… вам этого хочется, признайте! — Сейчас Эрику хочется лишь одного — тишины. — Мы поговорим об этом позже. — Да, вот только позже может и не быть… — побормотал он, снова ложась. Мир, разломанный на миллионы кусочков, не может быть склеен заново… Она накормила и напоила его, надеясь, что легкий куриный суп не повредит ему, но придаст сил. Эрик ел без аппетита, лишь чтобы она отвязалась. Он все лежал и лежал, даже не шевелясь. Эрик не был болен, он просто не желал жить… — У меня куплены два билета на поезд через три дня, — заметила она, сидя возле его постели с вязанием. — Надеюсь, вам хватит сил подняться. Мы с вами уезжаем отсюда. Вам нужны свет, тепло и уход. Я заставлю вас захотеть жить… — Как можно заставить захотеть? Эрик не нуждается в жизни… — Я солгала вам, когда сказала, что приехала первым поездом. Я планировала это все с самого отъезда. Эрик, послушайте, мы оба были напуганы, но мы правда можем начать все сначала. Эрик, господи, ну пожалуйста, дайте мне еще один шанс! Вы же должны меня понять… — Эрик ничего и никому и не должен! И хватит об этом… он очень устал и хочет отдохнуть. Она осторожно поцеловала его в лоб. — Отдохните, мой ангел. Я буду рядом… Впереди будет новая жизнь… — Я собрала ваши вещи. Немного, но на первое время вам хватит. Из инструментов я взяла только вашу скрипку, сами понимаете… Он хмыкнул. — Вы это серьезно? Вы и о документах подумали? — Прощальный подарок от Рауля. Он постарался сделать для меня как можно больше. Ну все, хватит лежать. Не верю, что у вас не хватит на это сил. Вы же всесильный Призрак… — Я Призрак. А они не живут в реальном мире… так что вам пора бы повзрослеть. — И не подумаю. И кстати, примите ванну — пока что у меня есть одно неприятное доказательство вашей реальности. Кристина никогда не думала, что он может так краснеть — до самых ушей, так, что бледная кожа, казалось, пульсирует красным. Он поспешно поднялся и, держась вполне уверенно, отправился приводить себя в порядок. И пусть случится чудо… На памяти Кристины Эрик никогда не нервничал так сильно, как когда они садились в поезд. Когда они наконец очутились в купе, он облегченно выдохнул. Соседей у них не было — поезд был почти пустым, и поэтому Эрик мог ощутить себя вполне в безопасности. — Вам не идет эта маска, — едва слышно прошептала девушка ему на ухо. — Эти усы слишком смешные… и вы совершенно не правы — она не делает вас симпатичнее. Я понимаю, что это лучшее для поезда, но не носите ее при мне, пожалуйста, когда мы приедем. Уж лучше черную… хотя вы явно пытались ее уничтожить! Вы же знаете, что я не боюсь вашего лица… — Ради всего святого, вы не могли сказать что-нибудь поприятнее?! — но по его смешку Кристина поняла, что он отнюдь не злится на ее слова. — Я просто проверяю, остались ли в вас эмоции… интересно наблюдать за тем, как вы вновь и вновь их проявляете, что наводит меня на мысли о том, что вы раздумали умирать. — Эрик ничего не обещает. Эликсира бессмертия у него нет, а все люди смертны. — Возможно, — она положила голову ему на плечо. — Но я верю, что вы проживете со мной еще долго… Он вздохнул и вдруг стиснул ее в объятиях, боясь отпустить. — Спасибо, Кристина… Спасибо! Я вернусь к тебе и увезу с собой — туда, где ты сможешь быть счастлив… Они гуляли ночи напролет — июньское небо в Швеции не становилось темным ни на мгновение. Кристина с каждым днем видела, как Эрик набирается сил, и она втайне радовалась этому. Сама она устроилась на работу учительницей в небольшую сельскую школу, но до сентября она была бесконечно свободна. Денег им хватит с запасом — Эрик без малейшего сожаления доверил ей их все. Они не поженились, и Кристина сомневалась, что им это в принципе необходимо. Сама смерть обвенчала их в роковую ночь ее выбора, и Кристине не нужны были другие церемонии. — Как тут красиво… — Эрик сидел в ночном сумраке на песке у моря и смотрел на воду. — Кристина, как можно было думать, что в жизни не осталось красоты? Это небо… вы тоже восхищены? А море? Господи, да существует ли в мире иная красота, кроме нерукотворной? — Да, здесь прекрасно… — она присела рядом. — Скажите мне, вы планируете писать музыку? Или хотя бы исполнять ее? Если вам захочется вдруг поиграть на органе, то тут неподалеку есть церковь, и им нужен новый органист… По-моему, вам пора заняться делом. — Эрик должен носить вас на руках… вы столько делаете для него! Это отличное предложение… Он когда-то играл в церкви, и это было незабываемо. Вы же понимаете, Эрик не религиозен, но церкви и их органы вызывают в нем трепет… да что он вам это говорит! Вы наверняка посмеетесь над ним. — Я и не думала смеяться. Мне казалось, мы с вами начали новую жизнь… и вам пора бы избавиться от ваших стереотипных мыслей обо мне. Это именно то, чем занята я сама относительно вас. — Да? — он приподнял бровь. — А что, если Эрик сделает вот так? Он осторожно поцеловал ее в щеку, чуть привлекая к себе. Кристина покраснела и, не выдержав ни мига более, вернула ему поцелуй, но отнюдь не целомудренный. На ее удивление, Эрик быстро перехватил инициативу. Когда он оторвался от ее губ и взглянул ей прямо в глаза, Кристина только улыбнулась. — Я не буду против… Эрик притянул ее к себе, не выпуская из объятий. Он любил ее, и Кристина понимала это, но впервые это осознание не пугало ее. Она могла ответить любовью на любовь, и в этом крылось величайшее счастье для нее. И тогда твоя радость сделает меня счастливой…Часть 1
10 января 2017 г. в 10:20