keep creating

«ПРОДОЛЖАЙ СОЗДАВАТЬ» — написал Майк краской из баллончика на стене своей комнаты в маленьком идеальном доме в конце улицы. Майк неважно играет на гитаре, но не стыдится этого. Он уверен, что станет знаменитым, — нет, легендарным рок-музыкантом. «Время, потраченное с удовольствием, не считается потерянным», — говорит Майк, когда мать жалуется на околомузыкальный шум из подвала. Он рисует плакаты с призывами остановить расизм, проводит собрания о гендерном равенстве и раздаёт листовки. «Промолчать в ситуации насилия — значит выбрать сторону угнетателя» — говорит Майк. Я не успеваю за ним, хватаюсь за каждую возможность и упускаю их, роняю листовки на мостовую. Думаю, он понял бы. «Нет ничего плохого в том, чтобы быть геем. Нет ничего плохого в людях, обменивающихся своими чувствами», — опять цитирует Майк тщедушного британца в очках. Я почти сказал ему. На заднем сидении его поддержанной машины, когда он показывал мне свои пухлые тетради с новыми текстами песен, а я с затаённым трепетом гладил пальцами исписанные страницы. Пахло бензином, чернилами и его жутким одеколоном. Но я не сказал ему. Потому что мальчики не должны показывать чувства. Мальчики не должны быть пидорами.

***

Когда она вернулась, я смотрел не на её короткие каштановые волосы, пустое лицо и худенькую фигурку в одежде, подобранной будто по картинке. Я посмотрел в его глаза и понял то, что мои друзья несколько лет обходили молчанием, и что будто бы оставалось только между ними троими. Он ждал её. Ему нравятся её бредовые (он говорит — «абстрактные») рисунки, трогательные платьица и тёплые руки. Он хранит все её обрывочные записки неровным почерком, а она держит все его поцелуи в лоб в шкатулке на прикроватном столике. Мы больше не собираемся у костра так часто, чтобы послушать нескладную, но такую живую игру Майка. Мы намного реже делим вечера за Подземельями и Драконами, обмениваемся комиксами и спорим о научных теориях. Но чем счастливее глаза Майка, тем теплее у меня на сердце.