Ни разу не.

Казалось, его небо упало. Никакими другими словами даже близко невозможно было описать то состояние, в которое сейчас провалился молодой фигурист. Секунда — короткий миг, соединивший светлое ожидание, наполненное любовью, и черную, испачканную мазутом реальность, — эта самая секунда превратилась в вечность. — Я не понимаю, — тихо пробормотал себе под нос Юри, насилу проталкивая воздух в легкие. Медленно, дрожа, сглатывая тяжелый ком в горле. — Я не понимаю, — глухо повторял он. Перед глазами расплылось и помутнело, как если бы молодой человек смотрел на все через очки в мыльных разводах. Комната, обычно заставленная многочисленными вещами эксцентричного российского фигуриста, звезды мирового уровня, сейчас была совершенна пуста. Ни медалей, ни картин, ни одежды — даже стены казались бесстыдно голыми. Липкое чувство страха, подобно склизкому гнусному червю зародилось в сердце Юри, как только тот открыл дверь комнаты и остановился на ее пороге. Он помедлил, с надеждой оглядываясь по сторонам. Но опасения подтвердились, и надежда сменилась отчаянием. Страшно. Очень страшно. Юри боялся заходить в комнату, и еще больший ужас овладел им, когда краем глаза он уловил золотое поблескивание с тумбочки. И вот сейчас юноша стоял над ней, учащенно моргая, чтобы согнать подкатившиеся слезы. Стоял и смотрел на золотое кольцо, принадлежавшее Виктору. — Почему ты ничего не сказал мне? — Юри продолжал диалог с невидимым визави. Молодой человек боязливо взял кольцо, разглядывая его, будто пытаясь найти в золотой полоске металла ответ на свой вопрос. Почему? Почему, придя домой в ожидании встречи с голубоглазым счастьем, он обнаружил только лишь пустую комнату и сиротливо оставленное на тумбе кольцо? Даже без записки! Юри упал на колени, стиснув зубы и всеми силами стараясь держать себя в руках. Только не впадать в панику. Подумать, подумать, что же такого случилось? Что? Еще совсем недавно, когда они репетировали свой парный номер, Юри мог поклясться, что Виктор держал его крепче, чем надо. Притягивал ближе, чем требовалось. Смотрел проникновеннее: глубоко, в самое сердце, словно насильно сливая их души воедино. И Кацуки был совершенно не против, он принимал свою роль и отдавался всецело. Он был ведомым уверенной рукой, он был пленен его серьезностью. Он любил эту двойственность Виктора, его абсолютную эксцентричность и его доминирующую силу. В свете уходящего солнца блистали их новые костюмы, превращая реальность в иллюзию, в волшебную сказку. И кольца, те самые парные золотые кольца сверкали, стоило только лучам коснуться переплетенных пальцев рук. Мужчины были едины. — Черт возьми, это так в твоем характере! — прерывисто выдохнув, собирая себя по кусочкам из бессознательного состояния, обессиленно шептал Юри. Он не обвинял, он не мог винить или злиться на Никифорова, он не мог его не любить. — Ничего мне не сказать, когда это так нужно... Быть может, Виктор делал все от скуки и не видел серьезности их взаимоотношений, и оттого не взял его ни разу? Или, что еще хуже, разочаровался? Перестал следить за его репетициями, за его успехами тем же сдержано-восхищенным взглядом? — Виктор… Юноша зажмурился, уже не сдерживая покатившихся по бледным щекам горячих слез. Его плечи дрожали, в раскрытых ладонях он все еще держал кольцо, а хрупкое сердце разбивалось вдребезги. Никто и никогда не смог бы его склеить, Юри знал это и боялся жить дальше. — О, это очень хорошо, что ты присмотрел за кольцом. Дай-ка его мне. Кацуки покорно протянул кольцо и вложил его в подставленную ладонь. — Какой момент! Ты мог бы повторить и снова надеть мне кольцо на палец! Помнишь, как это было романтично? — детская обида в голосе тут же сменилась умилением, порожденным воспоминаниями о Барселоне. Юри, на грани сознания стыдясь плакать при посторонних людях, лишь тупо кивал, утирая слезы с лица. — Э! А ты чего разревелся-то? — теплая рука легла на плечо юноше, и мужчина тут же затормошил его. — Кто обидел? Ты поранился? Ты не поел? Ответа не последовало, и тогда молодого фигуриста начали неистово трясти, сопровождая этот ритуал паническими серенадами. — Не молчи! Не плачь! Не молчи! Что ты за эгоист такой, говорю тебе, не молчи, — мужчина все же раздраженно рыкнул и повернул лицо юноши к себе. Юрий поднял на него тоскливый взгляд, уперся им в пронзительно-голубые глаза своего эксцентричного счастья и замолчал. Немая сцена затянулась на столько, сколько потребовалось Юри, чтобы понять, что перед ним сейчас Виктор. Обеспокоенный, несколько нервозный и одновременно по-детски обиженный. — Ви… Виктор? — уточнил он на всякий случай. — Ты вернулся?.. — Куда? — Ко мне? Никифоров вскинул бровь, явно пытаясь сосредоточиться и вспомнить тот момент, когда он уходил непосредственно от Юри. Однако, как только он осознал, что у него и в мыслях нет покидать юношу, хотел было возразить, возмутиться, но фигурист перебил: — Почему ты так и ни разу… ни разу ко мне… меня… Мужчина вновь напряг свою память, на сей раз, чтобы понять, что же он еще такого «ни разу его» не сделал. А когда понял, тут же сменил недоумение на широкую, хитрую улыбку, прищурил яркие глаза и набросился на Юри, повалив того спиной на пол. Кацуки от этого неслабо приложился затылком и будто протрезвел. — Виктор! — взвыл не то от счастья, не то от удивления юноша. — Я! — Ты… ты где был? Где вещи? Почему ты оставил кольцо? Почему ты ничего не сказал? И, главное, почему ты на мне?! — на последнем вопросе он порядком покраснел и заерзал, неохотно сопротивляясь. — Я был там, где ты с утра прослушал, — ухмыльнулся Виктор, склоняясь еще ближе к его лицу, — и вещи там, где ты с утра прослушал. — В с… в смысле? — Мы переезжаем, ты разве не помнишь? На заднем дворе стоит машина, я в нее перетаскивал коробки, — это было сказано с некой долей героизма, намеренно подчеркнутого Виктором. — И кольцо я снял, потому что оно мне стало натирать, когда я брал за углы коробки. — А. Ясно. Юрий еще никогда так не краснел. Устроить драму из-за своей же невнимательности и рыдать о любимом мужчине в то время, когда тот находился на заднем дворе — это надо уметь. Это талант. И кто, как не Юри, мог владеть им в совершенстве! — Так что я тебя там «ни разу не»?..