the smell of wine for two

— Ты все еще не избавился от этой чертовой привычки, верно? — Хеннинг с неким расстройством глядит на Гергара сверху вниз, хмуря тонкие брови. А Бенар вновь чувствует себя прилично нашкодившим ребенком, которого вот-вот отругает мать за проказы. — Откуда прознал? — голубые, с стальным отблеском глаза упрямо глядят на брюнета, а сам лейтенант чуть покачивается из стороны в сторону на коленях мужчины. Действительно, как самый настоящий ребенок, который так и не успел вовремя вырасти, а теперь для этого стало слишком поздно. — У тебя на воротнике пятно, к тому же от тебя так вином несет, что даже я бы за километр учуял, — продолжая сверлить напарника грозным взглядом, Хеннинг потирает мозолистыми пальцами то самое пятнышко, слегка розоватое, уже впитавшееся в жесткую ткань форменной куртки, — Тут и майор не нужен с такими-то ароматами. — Не несет, а пахнет! — Гергар, возмутившись до глубины души подобным отношением в его излюбленному напитку, легко саданул легионера в плечо, сложив руки на груди, — Еще скажи я пахну плохо! — Нюхать людей — не моя прерогатива, — Бенар пуще прежнего возмущается, но в момент успокаивается, когда сухие, обветренные губы касаются его лба. На щеках проступает еще заметный румянец, а уголки губ растягиваются в довольной улыбке. Как будто в первый раз. И лейтенант действительно помнил тот вечер, их первый вечер. Помнил, как сейчас, каждый миг. Ту боль в суставах, что мучала его на протяжении целого дня, и как Хеннинг почти на руках нес его в казармы. Как бережно укладывал его на жесткую койку, укутывал, стараясь пригреть больные колени. И еще Бенар помнил, как впервые ощутил губы товарища на своей коже. На лбу, щеках, носу и губах. Так стыдно и одновременно приятно ему еще не было. Хеннинг как мог старался отвлечь друга от сильной боли, и это было одним из самых странных способов, который Гергар только мог знать. Через пару часов ломота в теле прошла, а вся боль сошла на нет. Бенар уснул почти сразу как суставы перестали ныть. А на следующий день усердно делал вид, что ничего не помнил, хотя порой беспричинно смеялся, ловя на себе внимательный взгляд сослуживца. — Балбес, — Хеннинг тихо смеется, щелкая лейтенанта по носу. В следующий момент ему уже не до смеха. Мягкие губы, еще слегка влажноватые от вина, имеют такой же терпкий, пряный и пьянящий вкус. Хеннингу, как бы он не отрицал и не старался отучить Бенара от столь вредной привычки, действительно нравился этот вкус. Манящий, сладкий, тягучий. Такой же, как и сам поцелуй. Теперь уже время Гергару смеяться над постепенно краснеющей физиономией товарища. Почему-то им так хорошо вдвоем, без лишних сантиментов и прочей дребедени, без долгих ухаживаний и этих сопливых "Мы не должны." Им хорошо рядом друг с другом, с такими, какие они есть на самом деле, и они никогда не видели в этой близости чего-то позорного или нелепого. Здесь нет ничего неправильного. Нет ничего неправильного в любви. Любовь не бывает неправильной, если она настоящая. А если не настоящая, не истинная, то разве это Любовь? Им просто хорошо рядом друг с другом, они счастливы. И это то, чего у них нельзя отнять. Так казалось раньше... — Ты.. Ты пообещай мне, что не уйдешь никуда, — взгляд Гергара внезапно затуманился, будто горящую в них всю вечность искру внезапно погасили, как тлеющий уголек, — Никогда не уйдешь. — Обещаю. Я не оставлю тебя, пока за мной не припрется костлявая баба в черном одеянии, — Хеннинг мягко поцеловал парня в макушку, вдыхая еле ощутимый запах вина. Гергар морщится, сжимая в кулаках противную ткань форменки разведчика, чувствуя, как тает под его руками мужчина. На глаза невольно наворачиваются слезы. Опять. Так всегда случается. Смерть отняла его ровно два года назад. А Гергар продолжает цепляться за все, и в пьяном дурмане шепчет его имя, прижимая к груди противную форменную куртку.