Метка

Сколько Джафар себя помнила — у неё всегда была метка соулмейта; скорее всего, она с ней родилась, но спросить было уже не у кого. И хотя перекрещенные цветы смотрелись достаточно красиво на тонкой детской ручке, девочка практически не думала о них: не до того было, особенно, когда она вступила в ряды ассасинов. Да и в отряде не приветствовали метки, напоминающие воинам об их прошлом, и нежные цветы — она даже не знала их названия — прятались под бинтами, а колкий взгляд маленькой убийцы не давал даже упомянуть об этом. Встреча с Синдбадом была, однозначно, важным событием в жизни Джафар: перед ней открылся совершенно другой мир, и проводником её стал именно улыбчивый желтоглазый юноша. Казалось, с каждым путешествием она открывала что-то новое и в себе, оставляя за спиной беспощадного ассасина и делая свою жизнь всё более заполненной: Джафар исходила разные страны и повстречала столь различных людей; прочитала старые и новые книги, написанными авторами со всех уголков мира; увидела самую жизнь. Её цели, жизненные ориентиры — всё начало меняться, и многое — хотя, конечно, далеко не всё — из её прошлого ушло в тень подсознания: пожалуй, даже она сама была рада этим изменениям. Когда девочке было тринадцать, они впервые встретили пару соулмейтов, которые ни капли не скрывали своего счастья. Ночь застала путников в дороге, но на подъезде к городу — Джафар уже и не помнила, к какому именно, и даже страну назвать не могла — Синдбад заметил пригожий трактир; его хозяева оказались милыми, приветливыми людьми, и на их запястьях ярко цвели как будто вытатуированные рисунки. Джафар не стала расспрашивать и открыто интересоваться, лишь скашивая, при каждом удобном случае, глаза на нежную чайную розу и темную фиалку; Син же интереса не скрывал, а в конце вечера, выпив немного — закатал рукава и продемонстрировал свою правую руку — ниже ладони цвел рисунок, где переплетались… те же цветы, что и на руке девочки. Бывшая ассасин промолчала, закусив щеку изнутри: никто из её путников так и не узнал, что она соулмейт. А теперь оказалось, что её судьба всё это время была рядом, и сейчас весело хохочет, слушая историю, рассказываемую хозяином заведения. Смотря на то, какими счастливыми выглядели хозяева трактира, как светились их лица и как легко было просто дышать рядом с ними, Джафар крепко задумалась. Она дорожила своей свободой, да и до этого момента не чувствовала с Синдбадом никакой особой связи, о которой говорят все «избранные», — кроме дружественной, конечно, — а ведь уже третий год пошел, как они и не расставались толком, но… Он ведь её судьба. Может, она просто не готова к тому, чтобы связать свою жизнь с кем-то раз и навсегда, но будет позже? В тот вечер, как и на следующий день, девушка не проронила ни слова про свою метку. Только через три месяца, когда компания и думать забыла про трактир и его хозяев, на восемнадцатый День рождения Сина, Джафар показала ему свою руку: густой цветок с «пушистыми» лепестками и темными листками и пятиконечное тонкое соцветие с вытянутой серединкой. Синдбад молчал, и молчал долго: лишь нежно взял её руку, проводя пальцем по рисунку — у него был такой же. Посмотрев, наконец, в зеленые глаза напротив, он заговорил, разрушив хрупкую тишину: — Ты знаешь, как называются эти цветы? Джафар, стряхнув светлую челку со лба, ответила просто, в своей манере: — Нет. Смуглые пальцы мягко дотронулись до пушистого цветка, остановив своё хаотичное движение, а притихший, такой серьёзный, но вместе с тем мягкий к девчушке Син продолжил: — Это пион. У него тонкий, но приятный аромат, и обычно он тёмно-красного цвета. А это, — пальцы дотронулись до цветка, что был так похож на саму Джафар, — цветок лимона. Он очень похож на нарцисс, но у них разная природа, да и у лимона — более тонкие лепестки. — Понятно. — Девушка ответила тихо, не отводя взгляда от лица юноши, силясь посмотреть ему в глаза. Между ними должно что-то измениться, обязано — но что именно и как теперь будет? Она не может оставить этого балбеса, но и напряженности терпеть не хотелось: не для этого они уже столько прошли и столького достигли. — Джафар, — Синдбад, наконец, поднял взгляд от её руки, смотря прямо в изумрудные глаза; убрав пальцы с метки, он держал девушку за ладошки, делясь своим теплом. — Нам… нам ещё рано что-то менять, и я пока что не имею права видеть в тебе кого-то больше, чем просто друга, но… Ты даже не представляешь, как я рад, что именно ты — моя судьба. Бывшая ассасин лишь кивнула, ничем не выдавая своих эмоций; даже объятья Сина не сменили её привычного выражения лица. Но где-то в глубине души девочка содрогнулась на словах «нам», «моя судьба»: вроде бы это то, ради чего ей было велено жить, но вместе с тем что-то было не так. Син прав. Она просто не готова, ей ещё рано думать о… о них. Придёт время, и Джафар примет свою судьбу, как величайшее счастье, дарованное Рух, а пока — у неё есть возможность ужиться с этой мыслью. На шестнадцатилетие девушки время ожидания истекло — Синдбад объявил о их связи и назвал ее своей невестой, вызвав шквал поздравлений на головы новоиспеченной пары. Джафар не протестовала, но и бурной радости не показывала: она всё ещё училась радоваться тому, что столь важная часть её жизни предрешена, раз и навсегда. В тот же день — точнее, уже вечер — она подарила ему первый поцелуй: девушка не была склонна к сентиментальности, и ничего особого не приписывала этому обмену слюной; Син же почему-то заострил на этом внимание, как, позже, и на первой ночи. Но никакая связь, никакая «особенность» их отношений — много ли соулмейтов нашли друг друга? — не мешала будущему Королю флиртовать со всеми встречными девицами, а Джафар — презрительно на это фыркать, закатывая глаза. Наверное, она должна была дико ревновать, но отчего-то не выходило; да и Синдбад должен был смотреть только на неё единственную, но почему-то не получалось. Больше времени они уделяли Синдории, которую создавали буквально по кусочкам: отчаянные битвы, продолжительный поиск союзников, утомительные переговоры с бесчисленными дипломатами, послами и королями. В конечном итоге ни ему, ни ей было не до отношений — общее детище оказалось гораздо важнее. Спустя неполных четыре года короля молодого государства и его свиту пригласили в Ко — мощного зверя, что всё это время наблюдал — и вмешивался — за потугами вчерашних детей претворить мечту в реальность. Но это письмо могло означать одно: император смирился с их существованием и готов признать новое королевство, вместе с его правителем; а такие дела лучше проводить при личной встрече. Ни на секунду поездки, а уж тем более с того момента, как нога Синдбада ступила на земли Ко, Джафар не позволила себе расслабиться. Включив свои инстинкты на полную, ощущая кожей привычное оружие на руках, невысокая, хрупкая девушка выглядела порой опаснее, чем Син, который вежливо скалился императорской семье. И хотя вся родня императора была потенциально опасна, больше других девушку напрягали Джудар — куда без этого пронырливого подонка — и Коэн Рэн, который вслед за Синдбадом стал обладателем нескольких джинов. Впрочем, он близко к ним не подходил, что слегка упрощало задачу генерала и давало возможность всё чаще переругиваться с тёмным маги. Спустя три дня после их приезда, Син был приглашен на тайное закрытое собрание — Джафар, как бы она ни подступалась, туда не пустили, оставив её у захлопнутых дверей. Скрипя зубами, девушка развернулась и ушла прочь: раз в зал ей не попасть, то хоть осмотрит территорию дворца, на что до этого времени не было, и успокоится заодно. …ноги сами привели её в сад. Ровные дорожки, журчащий по близости ручей, и — ошеломляющие ароматы всевозможных цветов, которые яркими красками манили к себе: впервые в жизни Джафар видела такую красоту. Темп ходьбы незаметно замедлился, движения стали мягкими, напряженность острой струны исчезла — девушка расслабилась, забывшись; а повинуясь мимолетному порыву, даже сняла с головы куфию, позволяя отросшим до плеч волосам — редкая случайность — упасть на спину. Впервые за долгое время она разрешила себе почувствовать себя девушкой. Гуляя, Джафар наткнулась на то, что ожидала увидеть здесь, в Ко, в последнюю очередь: рядом с тонким лимонным деревом рос огромный куст пионов, весь в розовом цвету — не бордовом, как когда-то рассказывал Синдбад. — Вы умеете удивлять, Джафар: мало того, что оказались девушкой, так ещё и с таким нежным интересом к камелии, — низкий, хрипловатый голос мужчины заставил генерала вынырнуть из задумчивости, и в доли секунды принять боевую стойку — первый принц Ко прожигал взглядом тонкую фигуру, заставляя девушку нервничать. Джафар мысленно убивалась: как можно было пропустить присутствие чужого, как можно было позволить себе расслабиться! — Успокойтесь, я не собираюсь Вас атаковать. В конце концов, Вы прибыли с мирной миссией — не лучше ли убрать оружие до того, как мы вступили на тропу войны? — гранатовые глаза хитро щурились, а поза принца демонстрировала расслабленность, но вместе с тем — уверенность в собственном преимуществе. Понимая разумность его слов, Джафар нехотя спрятала ножи под широкими рукавами, а привычный платок вернула на законное место, пряча светлые, взлохмаченные волосы; руки чесались сделать что-нибудь необдуманно-оскорбительное — срезать его ужасную бородку, как вариант? — но она взяла себя в руки, ведь не могла позволить себе такого. — А жаль, — прокомментировал Коэн последнее действие, продолжая прятать улыбку в уголках губ, но девушка его проигнорировала, вернувшись к цветам. — Вы сказали, что это камелия... — Джафар бросила короткий взгляд на принца, чьё присутствие отчего-то нервировало, и получила положительный ответ в виде кивка. — Но разве это не пион? К внутреннему волнению добавилось покалывание в метке соулмейта: то ли от того, что девушка впервые увидела свои цветы вживую, то ли от… — Ну что Вы, пион совершенно иначе выглядит. Убедитесь сами. — Положив широкую ладонь на тонкое плечо — генерал едва не позволила себе оскалиться на это — мужчина развернул девушку на пол-оборота, указывая на куст, что рос дальше по дорожке. — Бутоны ещё только появились, но поверьте — именно те цветы называются пионами; а куст перед Вами — однозначно камелия. — Джафар верила Коэну на слово, и постепенно осознавала: больше пяти лет она глубоко ошибалась. Да, у Синдбада на руке цвел пион, но у неё — у неё была камелия. Неправильная, ассиметричная, но камелия. У её судьбы были не желтые глаза. — Почему… почему такое странное соседство: лимон и камелия? — взгляд девушки расфокусировался, а руки похолодели; она всем своим нутром ощущала близость катастрофы — апокалипсиса её внутреннего мира, если не больше, а Армагеддон дышал в спину. И она, кажется, знала ответ принца. Вместо слов Рен приподнял правый рукав темно-красных одежд: он тоже не был дураком, догадывался, к чему и руку пекло уже третий день, и присутствие генерала Синдории нервировало. Джафар же еле заставила себя всмотреться в его метку — идеальную пару её собственной. Не копия, как оказалось с Синдбадом, а именно пара. — Интересно, — девушка силой воли вернула контроль над телом и сознанием, — насколько жестокой может быть Рух, раз свела то, что сводиться не должно? — подняв взгляд от запястья мужчины, она посмотрела Коэну в глаза, ощущая одновременно и безнадежность, и счастье — глупое, неоправданное счастье. — Можно только гадать. — Джафар видела свои отзеркаленные эмоции в его взгляде; их союз был невозможен, они оба это понимали, но души их, кажется, плевать хотели на окружающий мир — они пели, радуясь долгожданной встрече. …Синдбад целовал искусно — богатый опыт давал свои результаты — но не заставлял «трепетать», как это описывалось в дешевых женских романах; с Коэном же девушка поняла и приписываемую значимость первого поцелуя, и все те дурацкие ощущения, что должны испытывать соулмейты, будучи вместе. Эмоций было много, чувств — ещё больше; не было только слов, чтобы описать всё это. Пазл встал на место, веление Рух было исполнено, но Джафар не могла забыться: вскоре Син вернется со своего собрания, и им предстоит важный разговор. Не так страшно рассказать, что они ошибались — печати брака ещё не было. Страшнее было объявить, что её судьба — главный противник того, кого она клялась защищать своей жизнью. Страшно было думать, что ждёт её — что ждёт их: вечно метаться меж двух огней, проклиная и уповая на призрачную Судьбу. Джафар расскажет Синдбаду правду, но только часть её: они не соулмейты, и помолвку можно разорвать; про Рэна девушка умолчит, пряча правду в глубине души. А когда её король напьется в хлам на банкете — как он любит — она тихонько ускользнет, зыбкой тенью пробираясь в личные покои первого принца, чтобы вернуться на рассвете и сделать вид, что ничего не было. У неё впереди был тернистый кусок пути — но разве у Джафар не вся жизнь была такая? Оставалось только молиться в пустоту и стараться жить: от встречи до встречи, от поцелуя к поцелую.