Гирлянда, или Кожа к коже

      День начался ужасно. Проснулся от назойливого звонка в дверь и ладно бы, но не в воскресенье же! Когда желание лишь одно — спать и никогда не видеть солнечный свет. Но нет же! Обязательно, обязательно, какой-нибудь урод придет и нарушит твой сон. Скинув одеяло на пол, отдавая прохладному воздуху свое разгоряченное тело, остается лишь одно — помахать Морфею на прощанье. Быстро надев пижамные штаны и накинув белую рубашку, он сбежал по лестнице на первый этаж, между делом застегивая рубашку на одну пуговицу. Подбежав к двери, он снял блокировку на сенсорной панели и отворил дверь, в шоке застывая.       Перед дверью столпились дети и взрослые в два ряда, и как только дверь открылась, хор запел рождественскую песню. Все они были в рождественских шапках красного цвета в белую полоску и пели что-то об эльфах и гномах, Санта Клаусе и печеньях. Складывалось впечатление, что каждый из них очень счастлив в канун Рождества, что не скажешь о молодом человеке, что в недоумении переводил взгляд с одного лица на другое, взор застыл на домах напротив и сразу все стало ясно. Каждый дом был разукрашен по-своему, и один был ярче другого, будто они соревновались, чей будет самым запоминающимся. Все они были обвешаны разнообразными гирляндами, в двориках стояли снеговики и гномики, на крышах декоративные олени с Сантой. На одном из домов была огромная надпись: «С Рождеством!», она переливалась от ярко красного до ослепительно серебристого. Снега в этом году было меньше, чем ожидалось, он выпадал и сразу же таял, но в кое-каких местах он блестел маленькими кристалликами на крышах некоторых домов или же на высоких деревьях. Один из соседей решил отличиться, закупился несколькими тоннами декоративного снега и засыпал целую лужайку, из-за чего сам впоследствии мучился, пытаясь добраться до своей машины, которая была полностью засыпана неосторожными работниками компании. Этот случай уже стал достоянием общественности, эту тему мусолили так, что добрались до телевидения, прозвав: «Рождественская лихорадка». Было забавно видеть красного, как шапки этих людей, что сейчас пели перед дверью, соседа, что запинаясь, крутился во многих новостных каналах и вошел в «ТОП10 самых отличившихся неудачников Рождества», особенно когда ты ненавидишь его всю сознательную жизнь.       Переведя взгляд на орущий хор — хотя так считал только он — соседи, проходившие мимо, останавливались и прикрывали глаза, наслаждаясь звучанием прекрасных голосов. Парень нахмурился и, чуть повышая голос, пытаясь перебить хор, произнес: — Пошли нахер отсюда! — и осторожно прикрыл дверь, что не вязалось с его гневными словами. Глубоко вздохнул и прошел на кухню, подключая тостер и ставя шоколад на плитку.       Следя за тостами и шоколадом, молодой парень присел на стул с высокой спинкой и зарылся пальцами в густые каштановые волосы — гордость матери. Распутав густые волосы, он тяжко выдохнул, была бы матушка тут, она избила бы его полотешком за столь грубое обращение к посланникам Рождества. Она была ярой поклонницей этого священного праздника, к каждому готовилась за неделю, покупала подарки за две недели, пока все не раскупили и ассортимент был не заоблачно дорогой. Праздновали его всей семьей, многие родственники съезжались с других городов, чтобы отметить его вмести. Раздалась мелодия звонка с прихожей, парень подскочил и подбежал к нему, приметив мамины цифры на домашнем телефоне: — Да, мам? — О, Сехунни! А как ты узнал, что это мама? — с удивлением и теплотой в голосе спросила она. — Я уже год живу отдельно, и ты думаешь, я не запомню твои цифры? — с сарказмом ответил вопросом на вопрос. — Ах, ну да, — рассмеявшись, она с тревогой произнесла. — А ты уже украсил дом, поставил елку? Ведь через два дня Рождество! — Да, мам. Конечно, мам, — монотонно ответил он и прошелся взглядом по пустой прихожей и такой же кухне. Да, все могло быть и хуже. — Ты врешь мне, да? Я знаю, что врешь! Зачем ты мне врешь? — парень отстранил телефон от уха и принюхался — пахло жаренным. — Ты же знаешь, я не люблю, когда мне врут! Лучше извинись, пока есть возможность, О Сехун! — голос матери так и звучал из трубки, пока парень не вспомнил, что у него жарятся тосты вообще-то! — Черт, черт! Мам, мама, матушка, — пытаясь перебить ее, он начал подрыгивать от нетерпения. — Мама, у меня тосты горят! — быстро произнес между ее словами, вешая трубку. — Что? Не смей вешать трубку, О Сехун! — пип… пип… пип… — Ох, несносный мальчишка! — С негодованием произнесла она, вешая трубку, и перевела взгляд на своего старшего сына, пытаясь передать взглядом свое негодование. — Что с ним не так, Вернон? — подойдя к окну, она начала вешать гирлянду на окна. — Почему он так не любит Рождество? — Если бы ты мне звонила каждый божий день и говорила о Рождестве, я бы тоже не стал говорить о нем, не то, что готовиться к нему. — Не умничай там! Иди сюда и помоги мне, — Вернон отложил ложку и подхватил гвоздик с молотком, подходя к матери. Вбив гвоздь, он подвесил на него гирлянду и, подойдя к розетки, подключил ее. — Красота! — выдохнула она. — И ты должна понимать, что праздновать одному не комильфо. — Но я звала его домой! — она перевела на сына взгляд, приподнимая голову, ведь он был выше. — Это да, но у него работа, — он ответил на взгляд матери предельно серьезно.       Повисла тишина, они смотрели друг на друга и Вернон видел, что на дне ее взгляда плескалась обеспокоенность. Так бы и продолжилось дальше, если бы не тяжелые шаги на лестнице, оторвав взгляд от глаз матери, он посмотрел на отца, что прошел за стол: — Мистер О, — официально произнес старший сын семейства. — Что за официальность, сын? — с веселым недоумением он посмотрел на сына. — Вы ведь теперь мой начальник, мистер О, — он отвесил шутливый поклон. — Я привыкаю, — мать рассмеялась на этот маскарад и ее смех подержало все семейство. За окном падал густой снег, да, вот различие между Северной и Южной Америкой.       Полив тосты горячим шоколадом, Сехун с наслаждением вгрызся в хрустящую корочку, тут же запивая остывшим кофе. Да, Сехун обожал этот контраст, обжигающий вкус горячего шоколада и запах остывшего кофе с молоком. Это заслуживало почетное первое место в особом рейтинге О Сехуна. Этот вкус напоминал о далеком детстве в кругу семьи и заботе о младшем брате, и споры о том, кому достанется красивая девчонка со двора со старшим братом. Мысли Сехуна сбил стук в дверь. Нахмурившись, он смог припомнить только одного человека, что не звонит в дверь, а стучит в нее. И, пожалуй, этот чересчур эмоциональный человек вызывал слишком много противоречивых эмоции во всегда пытавшемся держаться с особой строгостью Сехуне. Глубоко вздохнув, как перед прыжком в воду, он разблокировал дверь и та, без непосредственной помощи Сехуна резко распахнулась, заставляя парня резко отпрянуть от нее. Осторожно взглянув в открывшуюся дверь, он в недоумении отпустил взгляд на ступеньки и взволнованно замер. — Эй, Тао? — Сехун вышел на лестницу, давая ветру растрепать свои волосы, что некрепко держала розоватая лента в низком хвостике. Протянул руку, дотрагиваясь до дрожащего плеча. — Опять Крис… — договорить не дал Тао, что схватил его за руку и резко потянул на себя, заставляя повалиться на холодные деревянные доски, сократив дистанцию. Широко раскрыв глаза, Сехун встретился с задорно блестящими глазами, в которых плескались злобно хихикающие чертята, и вздрогнул от мокрого языка, что проскользнул в рот, заставляя резко отпрянуть, подскакивая на ноги. — Что? Тао, опять? Мы договаривались, что такое больше не повторится! — зло зашипел О и развернувшись, зашел в дом, намереваясь прополоскать рот. — Сехун! — Тао подскочил и вбежал в дом, в притворном разочаровании смотря на то, как Сехун прополоскал рот проточной водой из крана. — Там в сто раз больше микробов, чем в моем рту, Сехун, — поучительно закончил он, присаживаясь на стул, отламывая кусочек от поджаренного тоста, немного обжигаясь о горячий шоколад. — Уж лучше подохнуть так, чем с твоими микробами на языке! — все еще со злыми нотками в голосе, но все равно налил прохладное молоко в стакан и передал в руки нежданному гостю. — Это не забота, — уже успокоившись, он присел за стол, допивая глотком свой кофе, и в противовес своим словам подвинул тосты ближе к Тао.       Сделав вид, что не заметил его противоречивых действии, что шли в разрез со словами, китаец повел ногой по голени Сехуна, чуть ощутимее надавливая на внутреннею сторону бедра, пытаясь приласкать то, что спряталось за пижамными штанами. Сехун замер и перевел пылающие глаза на Тао, тот лишь в вопросе приподнял бровь, забавно слизывая остывший шоколад с пальцев. — Крис меня убьет, — обреченно произнес Сехун, скидывая ногу, что уже добралась до промежности и медленными движениями надавливала на пах. Тао ели заметным движением нахмурил брови и с обидой в голосе произнес: — Почему ты такой вредный? Крис же разрешает, значит, можно! — с недоумением поведя бровью, он развел руки, мол, все же очевидно. — Если он разрешает приходить ко мне одному, это не значит, что он позволяет тебе домогаться меня. И вообще, это началось снова? — уже серьезно спросил Сехун. Тот повел плечом, отводя взгляд, что подтверждало его догадку. — Тебе надо рассказать Крису. — Он знает, — слабым голос произнес тот, хватая за запястье и непроизвольно начиная поглаживать его. — И отпустил тебя одного? — изумленно выдохнул Сехун, не обращая внимание на поглаживания, это в норме вещей, когда ты общаешься с таким человеком, как Тао. Особенно, когда это начинается вновь. — Я и сам могу! — зло воскликнул он, откидывая от себя руку, впрочем, сразу же косаясь коленом его ноги.       Сехун познакомился с этой парочкой на первом курсе в университете. Со стороны они казались обычной нетрадиционной парочкой, что являлась нормой в Канаде и особо не порицалась. Но постепенно до него стали доходить странные слухи на втором курсе о них, точнее непосредственно о Тао. А слухи были в том, что Тао переспал с дюжиной человек с их факультета, и никто ни разу не видел, как ругались Тао и Крис после этих слухов. Они все также были вместе. Везде. Всегда.       Он тогда подумал, что это всего лишь сплетни, чтобы принести раздор в отношения этой парочки, но ведь это не его дело, потому он и махнул рукой, забывая об этом. До тех пор пока эти слухи не коснулись его, в живую, в плотную, с языком, в туалете.       Тот день не отличался от всех предыдущих ничем, буквально ничем, кроме… Он как всегда пришел на пары во время, даже преподаватель по истории журналистики не придрался к его докладу, это был первый знак, но О сослался на удачу и тут же забыл про это, отправляясь в столовую. Там случился казус, и первокурсница облила его клубничным молоком, поднимая шумиху на всю столовую, громко извиняясь — это был второй знак — привлекая внимание со всех сторон. Со стола факультета журналистики поднялся шум, и Сехун заметил, как со стула поднялся Тао, которого тут же за руку схватил Крис. Как видно, тому это не понравилось, он выдернул руку и зло что-то прошипел, быстро направляясь к выходу из столовки. Крис подорвался с места, но чьи-то руки остановили его, опустившись на широкие плечи. Это был первый раз, когда Сехун увидел, как ссорится эта парочка, но и не последний, как он тогда надеялся.       Сехун перевел взгляд на извиняющуюся первокурсницу, потрепал ее по розоватым волосам. Сказав, что у него есть запасная рубашка и что она может не волноваться, он побрел в туалет. Запасную рубашку тут носили все, опасаясь вот таких вот казусов. Снимая промокшую рубашку, он кинул ее на подоконник, тут же доставая свежую из сумки. Звук открывающейся двери заставил насторожиться. Этот туалет находился на третьем этаже, и сюда редко ходили, почти никогда. Весь универ полнился слухами о повесившейся девчонки с четвертого курса экономики, что теперь обитает в этом туалете. Сехун считал это бредом, он вообще старался не верить слухам, пока сам не увидит. Так было тогда, так и есть сейчас.       Не успел даже развернутся, как его впечатали в окно, он почувствовал сильные руки на запястьях, что крепко прижали к стеклу. Попытался дернуться и тут же ощутил сильный укус на загривке и влажный язык, что зализал пострадавший участок кожи. Зашипев, он взглянул в окно, на улице уже темнело, он увидел слегка ребристое отражение Тао и в изумлении застыл, не зная, как реагировать на влажные поцелуи, что цепочкой спускались по позвоночнику. Хват на запястьях усилился, и Тао развернул его, сильнее вдавливая спиной в холодное стекло, непроизвольно способствуя мурашкам, что побежали по голому телу.       Почувствовав горячие губы на своих и влажный язык, что очерчивал каждый уголок, проникая внутрь, Сехун расслышал всхлип и уж точно не его, он сам еще находился в прострации. Уловив, что Тао расслабился, О резко вывернул свою руку из захвата, хватая того за загривок и быстро врубил воду, преодолевая сопротивление, засунул голову Тао под ледяную струю. Как только Тао перестал всхлипывать и дергаться, он выключил воду и убрал руку с шеи, настороженно смотря, как тот опирается о раковину и приподнимает голову. С густых блондинистых волос капали крупные капли, затекая за шиворот, отчего тот непроизвольно вздрагивал. Сехун посмотрел поверх плеча Тао на зеркало и они встретились взглядами. Глаза блондина тут же заволокла плена слез, его ноги подкосились, и если бы не Сехун, тот бы непременно разбил колени о плиту. Крепко держа тело в руках, Сехун ощущал, как тот вздрагивает всем телом. Поддавшись порыву, он медленно опустился на пол, опираясь на стену, и расположил Тао между ног, все еще крепко обнимая.       Они просидели до позднего вечера, пока здание не опустело. Сехун гладил чуть влажные блондинистые волосы и не понимал, что вообще происходит. Он мог признать, что в жизни не ощущал столько поцелуев. Пока они там сидели, Сехун поглаживал его по голове, а Тао слегка целовал шею и плечи. Да, и О нужны были объяснения, но, как видно, в таком состоянии китаец ему ничего не сможет поведать об этой ситуации.       Тот день Сехун помнил очень хорошо. Помнил, как на руках донес Тао до общежития. Помнил, как Крис без удивления пропустил их внутрь. Помнил, как китаец предположил, что Тао разорвал рубашку Сехуна, и тот только тогда вспомнил, что он так и не переоделся. Помнил, как уложил китайца на кровать и тот напоследок поцеловал его руку, тут же укрывшись одеялом. Помнил, как Крис рассказал о болезни Тао, о тактильной нехватке. Бывает, это пропадает на неопределенной срок, но и возвращается также неожиданно. И до сих пор помнит, как они вместе с Ву гонялись по всему универу и общежитию, разыскивая этого тактильного маньяка, оберегая от нежелательных последствии. Улыбнувшись воспоминаниям, О взглянул на Тао, что уже дожевал все тосты и залпом допил молоко. Колено китайца все еще согревало бедро, и, пытаясь остро на это не реагировать, Сехун поинтересовался: — Что привело вас в мой скромный обитель, о, Великий? — и с театральной эффектностью поднялся со стула, аккуратно взял в руку запястье китайца, прижавшись легким поцелуем к ладони.       Из-под челки взглянул в глаза Тао и заметил шальные искорки, да, пять лет прошло, а он все такой же. Китаец извернул ладонь и с благоговением прижался большим пальцем к нижней губе, чуть проталкивая внутрь. Сехун приоткрыл рот и провел языком по пальцу, чуть втягивая внутрь, слегка прикусывая. Будь на месте Сехуна кто-нибудь другой, Тао бы всеми правдами и неправдами попытался свалить, но вряд ли бы вышло. Когда у него случаются приступы, он не может остановиться, даже если будет громко рыдать при этом. Сехуну по прошествии пяти лет он доверял, как и Крис, потому знали, что тот не позволит зайти дальше дозволенного. И в случае, остановится сам, когда китаец перестанет соображать. Как и сейчас к примеру.       Сжав палец сильнее положенного, он услышал возмущенный вскрик. Пальца, как и не бывало. Это был самый быстрый шанс получить нужную информацию, а то пришлось бы еще целый час выслушивать историю, как он сюда добирался, как помог бабушке перейти дорогу, хотя сам гоняет на машине. — О Сехун, ты это специально, да? Снова, да? — он прижал ладонь к груди, как самое дорогое, что у него есть. — Впрочем, не важно. Тут очень важное дело, а ты меня отвлекаешь, — не обращая внимание на иронично приподнятую бровь, он продолжил, — ты закончил статью про рождественскую лихорадку? Можешь не отвечать, я знаю, что закончил. Так вот, Крис срочно попросил завести ее в офис, в печатном виде. Слышишь, прямо сейчас! — Ты издеваешься? В канун Рождества? Ты видишь, я праздную! — Сехун налил в стакан воды и залпом осушил его.       Тао прошелся взглядом по серой кухне и такой же прихожей и с сарказмом произнес: — Да, я вижу. У тебя все блестит в преддверии Рождества, елка так ярко светит, гирлянда под потолком, а двор-то какой, глаз не отвести! — всю свою пламенную речь, он сопровождал серьезной рабочей миной и скрещенными руками. — Ладно, мне пора. А ты, чтоб через час в офисе со статьей был, — поднявшись, он отряхнулся от крошек, что посыпались с тостов и направился к двери. — Тао! — в отчаянии позвал Сехун. — Ты же на машине, может я дам тебе, а ты завезешь? Тебе же все равно туда, — предпринял последнюю попытку остаться дома. — Вот еще! Пора увидеть белый свет, О Сехун. Ты уже столько времени дома сидишь, не забыл, что небо голубое? — стараясь не обращать внимание на сарказм, Сехун все еще жалостливо смотрел. Уже открывая дверь, Тао осуждающе покачал головой и прошелся взглядом по телу корейца, глаза его привычно заблестели. — Ох, Сехун! Я твое тело обнаженным уже лет пять не видел, аж воспоминания нахлынули, — он в притворстве смахнул слезу и послал воздушный поцелуй, — на все пуговки застегиваться надо! — дверь с хлопком закрылась, оставляя Сехуна с рухнувшими надеждами.       Пять лет прошло, а он все еще не может предугадать последующее действие этого несносного китайца. Он кидается из крайности в крайность. То ведет себя, как девушка легкого поведения, то, как директор крупной фирмы. Всегда серьезный, плещущий ядом сарказма и кривит губы в надменности, скрещенные руки — непроницаемая броня. Или же в противовес всему этому игриво приподнятая бровь, влажные губы и плещущие чертята в глазах. И все это — настоящий он. Просто Тао тот вид человека, что выживет в любой ситуации, умея подстраиваться под нее. Вот Сехун так не умел, и выживать в этом мире было чуточку проблематичнее.       Шагая по людной улице, Сехун то и дело поправлял капюшон своей теплой кофты с грубым начесом, желая скрыться от сказки, что пропитала буквально все. Начиная от простых магазинов и заканчивая прохожими. Например, та парочка, что стояла у магазина, весело смеялась и тискала то панду, то мишку или жирафика, вызывала желание сморщить нос и выкрикнуть что-то обидное в лицо. Чтобы они, наконец, поняли, чтобы все поняли. Сказки не бывает!       Задумавшись, Сехун повернул за угол и не заметил человека, что, не разбирая дороги, мчался прямо на него. Неожиданная боль в плече и чей-то вскрик. Бумаги, что выпали из папки, взлетели в воздух и с тихим шелестом опадали на землю. Несколько секунд продлились в полной тишине, казалось, что мимо проходящие люди замедлили движение, и шум машин стал гораздо тише где-то на периферии сознания. Столкновение взглядов, раздраженный прищур черных и изумление распахнутых оленьих глаз. Всего секунды, а казалось, что происходит маленькая, но масштабная битва. Это продолжалось бы и дальше, но парень, виновник происшествия быстро присел и стал собирать бумагу, что разлетелась по всему тротуару. Благо люди обходили их, стараясь не наступать на нее. Сехун вздернул бровь и разглядывал мельтешащего парня, не предпринимая попытки помочь. «Сам напортачил, пусть сам и разгребает», — промелькнула мысль, и он надменно сложил руки на груди, ухмыляясь.       Парень быстро собрал бумагу и кое-как засунул в папку, в некоторых местах она была промокшей, но тот не замечал или попросту делал вид. Он выпрямился и протянул папку, хитро улыбаясь и будто издеваясь, произнес: — Ох, принцесса работать ручками не умеет? Ну, ничего, это лечится, — и успокаивающего похлопал его по плечу, все еще держа папку. Сехун похлопал глазами — надменности, как и не бывало. В нерешительности схватил папку и тут же пришел в себя, ощутив влажность под пальцами. Прижал к груди и зло прошипел: — Ты где здесь принцессу увидел, олень? — глаза этого парня наводили на странную ассоциацию и тот, будто прочитав его мысли, хитро произнес: — О! Ты тоже считаешь, что я похож на благородного оленя? Мне часто об этом говорят близкие, но раз мне об этом сказал малознакомый мальчик, — этот самый «мальчик» в изумлении округлил глаза. «Какой мальчик? Где он увидел мальчика?», — то я поверю, — и он пафосно откинул блондинистую челку. — О, мой автобус! Свидимся, мальчик, — и он быстро побежал за автобусом, что остановился в паре шагах от них.       Все еще находясь в изумлении от странной встречи, он тихо прошипел: — Скорее ты похож на Бемби, чем я на мальчика! — отпустив взгляд на мокрую папку, он вдогонку прокричал. — Олень! Ты должен мне деньги за испорченный труд! — и он в порыве гнева притопнул ногой. Люди, проходившие мимо, странно косились. Стушевавшись, тот накинул капюшон и побрел домой. Смысл идти в офис с испорченной макулатуры? Вот и он его не видел.       Достав телефон, Сехун позвонил Крису, рассказал историю, которую сочинил на ходу. О взбесившемся ксероксе, который зажевал бумагу вместе со статьей. Выслушав крики и претензии, он получил выговор и указ, что после Рождества сразу же приступит к работе. Вот тебе и друг, вот тебе и крепкая спина, о которой пишут в книгах и рассказывают фильмах. В скверном настроении Сехун заглянул в простенькую кафешку, что находилась в нескольких кварталах от дома. Возвращаться в пустую и серую квартиру не хотелось. Просидев больше получаса, он почувствовал, что душа заныла о приключениях. Каких? Сехун и сам не знал, оттого скверное настроение упало в отметку минус пятьдесят.       Оплатив заказ и получив личный номер от официантки, который тут же полетел в мусорное ведро, он побрел домой. В трех кварталах от дома, Сехун замедлился, ощутив пронизывающий холод. Крепче кутаясь в кофту, пытаясь сохранить тепло, О ощутил, как что-то холодное осыпалось на руку, и тут же таяло, оставляя неприятную прохладную влагу. Задрав голову, Сехун округлил глаза, смотря, как с неба, будто с мешка, сыпались белоснежные снежинки. Они кружились, создавая немыслимые хороводы, заставляя в изумлении раскрывать рот и щуриться от белизны, что буквально слепила глаза.       Отведя взгляд от этой красоты, он огляделся и тут же ощутимо ущипнул себя. Но это не прошло. Все люди, остановившись, взирали на небо, кто-то в изумлении распахивая глаза, кто-то шептался, а маленькие дети заливисто смеялись. Даже машины остановили свой ход, водители вылазили из машин, сразу же утопая в снегу, что усыпал все дороги, создавая пробку. В этот момент О Сехуну захотелось поверить в сказку. — Чудесно, правда? — вздрогнув, Сехун обернулся и увидел молодого паренька в теплом пальто и в вязаной шапке, он будто знал, что пойдет снег. — Меня, кстати, Сюмин зовут. Можешь не представляться. Сехун, верно? — и он улыбнулся, так невероятно, что О и забыл спросить об осведомленности этого странного персонажа. Сюмин внимательно смотрел ему в глаза и легонько подтолкнул в спину. — Иди, а то упустишь свое счастье, — и Сехун пошел. Не зная, зачем и почему, но чувствовал, что поступает верно.       Обернувшись, О не заметил того странного паренька. Лишь пустое место и маленький ураганчик из снежинок, что совершил несколько оборотов и распался на множество маленьких кристалликов.       Возле магазинчика «Все у Минсока», Сехун резко замер. Ведь точно, этого магазина тут отродясь не было. Стоя на заснеженной улице, где народу было, как в аду, он смотрел на магазин и думал, что все очень странно. Очень. Начиная от странного поведения Тао, который не захотел забрать бумаги сам, и заканчивая этим самым магазином и снегом, которого быть не должно. И самого Минсока тоже. Кто это вообще такой?       Сехун уже сделал шаг в направлении магазина, как снова замер. Как тут не замереть, когда сверху падает гирлянда, прямо на твою многострадальную голову. Поднимаешь взгляд наверх с сильным желанием накричать, как взору представляется знакомая блондинистый парень, смущенно улыбающийся, и просит лишь об одном: — Будь так любезен, верни ее, принцесса! — Ты издеваешься? — Сехун был обескуражен встречей с этим блондином. Вновь. — Ну, почему же? Все произошло чисто случайно! Квартира тридцать пятая, подъезд первый, третий этаж. Жду тебя! — прокричал он и закрыл окно.       Сехун похлопал глазами и зло прошипел: — Я что, курьер что ли? Сам заберешь, надо будет! — мимо проходившие прохожие странно косились на него. — Идиот.       Лухан закрыл окно на щеколду и хитро улыбнулся. Кто же знал, что специально выброшенная гирлянда упадет прямо на эту милую принцессу. Откинув близ лежащую коробку с игрушками, он быстро добежал до двери и резко ее распахнул. Это зрелище стоило того, чтобы так нестись. «Мальчик» застыл с занесенной рукой и прожег взглядом Лухана. Тот мило улыбнулся: — Что ты там встал? Проходи, — елейный голосок не прокатил, ведь Сехун не сдвинулся с места. — Так, ладно. Не хочешь по-хорошему, будет по-плохому! — Лухан схватил мальчика за повисшую гирлянду на шее и резко втянул в дом.       Вскрик «Гирлянду порвешь, олень!» был заглушен хлопком двери. — Ой, сдалась тебе эта гирлянда. Все лампочки перегорели, надо выкинуть, — весело произнес, будто это не его гирлянда вовсе и аккуратно распутал из нее Сехуна, благополучно утопав на кухню. — Так какого я ее сюда нес? Мог бы сказать, я бы ее по дороге выкинул, а не заставлял переться сюда! — возмущенно крикнул Сехун, неосознанно сняв ботинки, и пошел за Луханом. — Нельзя так! Такие вещи надо утилизировать дома, — поучительно, как маленькому ребенку ответил Лухан. — Точно. Поэтому ты, сначала выбросил ее на улицу, где полно народу? — сарказм чувствовался в каждом слове.       Проигнорировал его слова, Лухан передал в руки мальчика полную коробку с мишурой и игрушками: — Мальчик, у меня к тебе задание! — не обратив внимание на шипение, он продолжил: — Ты же высокий? Высокий. Значит, будешь украшать елку, а я пока украшу окна. Вперед! — Тебя не учили, что с незнакомыми людьми разговаривать нельзя? — Сехун выпустил коробку из рук и она с грохотом перевернулась. — А меня учили, так что вас упекут за педофилию, дяденька.       Лухан с нескрываемой иронией обернулся к нему и съехидничал: — То есть ты признаешь, что ты «мальчик»? А вообще, тебе года двадцать два, так? Следовательно, о педофилии и речи нет, — и Лухан развел руками. — И раз тебя так заботит, как меня зовут… Лухан, двадцать шесть лет, — рассмеявшись на округленные глаза парня, тот явно не ожидал, что ему, Лухану, столько лет.       Сехун с сомненьем смотрел на протянутую руку, и страдальчески закатив глаза, пожал ее: — Сехун, двадцать пять лет. — Вот и познакомились, пора и за работу приняться! — хлопнув в ладоши, Лухан пошел украшать окно, а Сехуну пришлось собирать игрушки обратно коробку, которые по его вине и высыпались.       Так пролетели два дня. За это время квартира Лухана преобразовалась из помойки в настоящую сказку. Казалось, там все замерло в преддверии праздника, и как только он наступит, то все оживет. И игрушки, что висели на елке, и те, что стояли возле искусственного камина.       Из-за того, что Сехун ни разу в жизни не украшал дом в Рождество, случалось много казусов. То он игрушку разобьет, то мишуру порвет. Лухан относился к этому философски. Фраза: «Все мы когда-то умираем» отпечаталась на внутренней стороне кожи Сехуна. Конечно, Сехун был благодарен за столь философскую душу Лухана, но после шестого раза, О просто бросал в того игрушки.       В конце концов, большинство игрушек были разбиты, а мишура разорвана. Тогда-то Сехун вновь столкнулся с Сюмином, точнее правильней сказать с Минсоком. Этот паренек работает в том магазине, продает новогодние игрушки и товары. Они обмолвились только парой слов и то, только о цене товара. Минсок сделал вид, что они незнакомы, Сехун подыграл ему. Впрочем, это не помешало О заметить, как Сюмин улыбнулся, когда увидел Лухана, что повис на его локте.       В тот день они действительно умаялись, украшая весь дом. Время перевалило за полночь и Лухан предложил выпить по кружке кофе. Пока они ждали, когда чайник закипит, уснули на разобранном диване. Наутро мышцы ломило нещадно, ладно бы просто из-за того, что они украшали дом, но нет… Еще из-за того, что они проспали всю ночь в немыслимых позах, а проснулись обнимая друг друга.       Тихо простонав, Сехун разлепил глаза и, пытаясь перевернуться на спину, почувствовал крепкие объятья. Повернув голову за спину, Сехун увидел мирно сопящего Лухана, что крепко его обнял, закинув ногу на бедро. Когда он попытался выбраться из объятий, его еще сильней сжали в тиски. Хрип вырвался непроизвольно, О пытался себя в этом уверить. В такой непосредственной близости, кореец полностью ощутил утреннюю проблему Лухана, и она недвусмысленно вжималась ему в бедра. Выпустив воздух сквозь сжатые зубы, Сехун пришел к выводу, что любой нормальной парень или мужчина проходят через это. И вообще, это в порядке вещей. Он так считал до того момента, пока Лухан не прижался к нему и не стал имитировать толчки и сильнее вжиматься в него. А добило его: — Сехунни, — хриплый стон и пошатнувшаяся психика «ребенка». Да, это его и добило.       Резко дернувшись и случайно ударив китайца в живот, он снова услышал стон, но уже от боли. Злорадно улыбнувшись, Сехун поднялся и произнес, обращаясь к проснувшемуся Лухану: — С Рождеством, олень. Я в душ. — Надо быть нежнее, принцесса! — прокричал Лухан. Ответом ему послужил хлопок двери. — Блин, штаны заляпал, — проходя мимо душа, он хлопнул по двери. — Быстрей только, мне тоже в душ надо.       Залившись краской, Сехун осторожно накрывал на стол, пытаясь не разбить или еще что похуже. Воспоминания целый день мучили его. Прикосновения и столкновения с Луханом только провоцировали приток крови к лицу. По идее, Сехун уже должен быть дома и сидеть перед телевизором, прожигая свои законные выходные. Но состоявшийся диалог с утра полностью перевернул его планы на продуктивно проведенный день. — Мне надо домой, — сообщил Сехун, допивая чай. — Нет. — Как это? — О обескуражено похлопал глазами. — Так это, — Лухан спокойно перевел на него взгляд, хрумкая печеньем. — Но у меня котик дома, — отчаявшись, прохныкал кореец. — У тебя нет кота, хватит пудрить мне мозги, Сехун. Ты нужен мне здесь! — голосом не терпящим возражения, произнес Лухан. — Зачем? — Будешь заказывать еду из ресторана, — как само собой разумеющееся ответил китаец. — Но рестораны и магазины закрыты сегодня! — Я верю в тебя, принцесса. Вот список, вот телефон, валяй. А я в душ! — Ты должен готовить в этот день сам, а не прожигать деньги! — крикнул он в сторону ванны, сжав листочек с едой. Написанной едой. — Мы будем праздновать вместе, так что я не хочу отравить тебя! — прокричали в ответ. — Олень! — Принцесса!       Собственно поэтому, он и не появляется дома уже второй день. В первый день они украшали дом, сейчас — он один — накрывает стол, пока Лухан черти где бродит. Послышался хлопок двери, Лухан вбежал в дом, хватая виноградинку со стола. Получив по руке, он с обидой посмотрел на него. — Ты чего так долго? — Сехун сам сорвал виноградинку и съел ее, показав язык китайцу. — К знакомому на нижний ходил, попросил кое-что, — подойдя к тумбочки, он засунул пакетик на первую полку. — И что это? — О вздернул бровь, подозрительно сощурившись. — Секрет. Сколько время? — китаец разблокировал телефон, смотря время. Девять вечера. — О! — Тут надо вставлять мое имя, — как бы между прочим вставил Сехун, жуя виноград. — Зачем? — Лухан в недоумении поднял бровь. — О Сехун. Приятно познакомится, — и он козырнул рукой. — О-о-о-о-о, — протянул китаец, — Лу Хань. — Хань, да, — кореец ухмыльнулся, — Ну что, садимся за стол? — Да!       Они просидели до самой ночи. Болтая обо всем, что взбредало в голову. О семье, о предпочтениях в еде, о друзьях, о работе и образовании. Так Сехун узнал, что семья Лухана живет в Дании, и что у него нет здесь друзей, он совсем недавно переехал сюда. Лишь знакомый с первого этажа. У Лу образование репортера, а у Се журналиста. Сехун лишь надеялся, что Хань нашел работу не в их компании, а то будет проблематично, если он узнает о Тао. Сехун понял, что во время разговора непроизвольно засматривается на губы Лу, что растягиваются в улыбке, или облизывается на выпирающие ключицы, что выглядывали из-под рубашки. И сейчас, вспоминая утренний инцидент, О понимает, что чувствует приток крови не туда, куда надо. И это не напрягает. Может, всему виной шампанское?       Лухан поднялся, беря бокал и взглядом говоря, чтобы О последовал его примеру. Сехун поднял бокал и именно в этот момент вспомнил, что у него нет подарка. Или намека на него. От слова «совсем». — Слушай… — Знаешь…       Произнесли они одновременно, и молчанье повисло тоже одновременно. Смущение чувствовалось, не стоило даже напрягаться. И чтобы, как-то его сглазить, Лухан махнул рукой, мол, давай. — Знаешь, я тут вспомнил, что вообще не выбирался из твоей квартиры. И понимаю, что так нельзя и оправдания мне нет. Но… Ладно, мне очень жаль, но у меня нет подарка для тебя. Прости, пожалуйста! — и Сехун поставив бокал на стол, сложил руки в молитвенном жесте.       И столько искреннего сожаления было во взгляде, что у Лухана сжалось сердце. Конечно, он сам не купил подарка, но ходил к знакомому на нижний, так что идея созрела быстро. Осушив бокал, Лу сократил дистанцию. Прижавшись в плотную, Хань зарылся пальцами в густые волосы Се и потянул на себя, крепко фиксируя. Губы соприкоснулись, и китаец углубил поцелуй, сталкиваясь с языком Сехуна, что тут же ответил на его игру. Они целовались, борясь за право доминировать. Лухан провел языком по зубам Се и прочертил линию под языком, что спровоцировало стон у корейца. О отступил под таким давлением и запнувшись о стол, повалился на стул, что стоял по близости. Поцелуй разорвался на долю секунды, но этого хватило, что бы Хань прижался к шее корейца, оставляя мокрые поцелуи и чуть прикусывая кожу, очертил пульсирующую жилку.       У Сехуна плясали черные пятна перед глазами, казалось, что весь мир пошел кругом. Он застонал, когда Лу уселся ему на колени, соприкасаясь вплотную. Кожа к коже. Китаец засосал кожу на ключице, оставляя алый след. Наутро вся шея будет усеяна такими отметинами. Хань отпрянул, напоследок лизнув шею, и столкнулся со лбом корейца. Они глубоко дышали, пытаясь выровнять дыхание. — Фетиш, да? — хрипло спросил Се, намекая на свою шею, что была искусана и исцелована.       Лу пошловато ухмыльнулся, зарываясь пальцами в волосы, и качнул бедрами. Зрачки Сехуна расширились, скрывая радужку, что делало его глаза чернее ночи. И в этот момент Лухан подумал, что это станет его новым фетишем.       Се крепко схватил Ханя за ягодицы и поднялся со стула, вжимая бедра Лу в свои. Хань простонал и впился поцелуем в губы, зло кусая. О засмеялся и опрокинул китайца на диван, что не заправляется в этом доме, и сильно куснул губу в ответ. Почувствовав кровь на языке, тут же отпрянул и взглянул в шальные глаза китайца. И чья это кровь, было уже неважно. Важно то, что Сехун понял, что отхватил себе больного на голову.       Мелодия пришедшего сообщения проскальзывала сквозь крепкие оковы сна. Открыв глаза, Сехун столкнулся с сонными глазами китайца и улыбнулся. Не сон. Повернувшись спиной к Лу, он схватил телефон и разблокировал его. Отправитель Тао, а это значит, что там ничего хорошего. Кореец открыл сообщение, и его глаза просто выкатились из орбит. Там была до жути откровенная фотка Тао в душе и послание: «С добрым утром, котик!» с поцелуйчиком. — Крис меня убьет, — хрипло простонал Сехун, удаляя фотку. — Это я тебя убью, — зловеще прошипел Лухан позади О. — Лухан, я все объясню! — Эх, всем надо помогать, — с улыбкой прошептал Сюмин, стоя на крыше магазинчика «Все у Минсока», и исчез в ворохе снежинок. А магазинчика как и небывало. «Порой, нужно просто верить в сказку…» КОНЕЦ. 24 ДЕКАБРЯ 2015 ГОДА — 12 ЯНВАРЯ 2016 ГОДА.