Hands around your neck

Полумертвый Батыр выползает из тренировочного зала, матеря и проклиная все, на чем свет стоит. Заебанный бесконечными дэнс-практиками и неугомонным Заком, который то и дело норовит выбить как можно больше часов на тренировки, Маликов не думает ни о чем, кроме холодного душа и мягкой кровати. Алем плетется по коридору общежития с недовольной миной, все тело саднит тупой болью, а желание въебать рыжему по его наглой роже доводит до абсурда. Батыр просто на дух не переносит танцевальные практики. Хотя танцевать ему очень нравится, получается у него, мягко говоря, не очень. Да, это никогда не было его коньком и несчадно било по самолюбию, ведь он старается изо всех сил, но каждый раз выходит ужасно и становится реально стыдно. Иногда ему кажется что он нехило подставляет всю группу своими навыками в этом деле. Однако окончательно из себя его вывел язвительный комментарий Дулата, который в открытую и безо всякого стеснения высказал ему все, что думает о его движениях. Батырхан еще долго бурчит что-то себе под нос, снимая с себя мокрую футболку, когда на полдороги его посещает странная и извращенная мысль. «А где же мелкий?» — с ухмылкой спрашивает он у самого себя и бодро шагает к комнате Данияра. Видя свет из приоткрытой двери, он, ни секунды не раздумывая, толкает её ногой и, издевательство или благословение, но почти у порога его встречает Данияр в полурасстегнутой рубашке, усердно пытающийся подобрать галстук, поднося их один за другим к оголенной груди. У Алема перехватывает дыхание, взгляд скользит ниже, и он случайно закрыва­ет дверь в попытке схватить­ся хоть за что-нибудь, ведь ина­че он сва­лит­ся безвольным меш­ком пря­мо на пороге. Батыр снова внутренне сокрушается матом, потому что ткань облегает все самые запрещенные уголки юношеского тела. Данияр увлеченно продолжает примерку, кривляясь перед зеркалом, а после властно смотрит на свое отражение и пошло прикусывает нижнюю губу. — Батыр, хорош пялиться, лучше иди сюда и помоги мне. — в голове Алема пульсируют красные огни, перед глазами все плывет, парень тяжело встает на ноги и направляется к Данияру. Этот мерзавец не останавливается на достигнутом — оборачиваясь к кровати, он сверкает своей упругой задницей, безбожно обтянутой черными брюками. — Куда вырядился, шкет? — Азамат в ресторан пригласил. Скажи, какой галстук лучше, серый или цирконовый? — Данияр демонстрирует импровизированную галерею на кровати, указывая на два, по мнению Батырхана, совершенно одинаковых галстука. — Серый. — недоуменно отвечает брюнет, ибо «что это, блять, за цвет такой?», подходит ближе, прикидывая свой выбор к тонкой шее Данияра. Мальчишка не отвечает — просто улыбается и радостно надевает галстук, заправляя его под воротник белоснежной рубашки, а Батыр со снисходительной улыбкой наблюдает за цепкими пальчиками, которые упорно пытаются завязать узел. — Может, помочь? — брюнет невесомо касается плеча младшего, разворачивая Данияра лицом к зеркалу. Кулумшин ёжится от прикосновения и про­ник­но­вения в его ин­тимную зо­ну с ты­ла, но одобрительно кивает, вскидывая голову чуть вверх. — Красивый ты сегодня. Такой элегантный, статный. Видимо, у вас намечается не просто поход в ресторан. Батырхан быс­тро и уме­ло завязывает узел, пря­ча гла­за, и неожи­дан­но рез­ко стя­гива­ет удавку на шее Данияра, толкая ничего непонимающего мальчишку на кровать. — П… Пусти меня. — Кулумшин округляет глаза и дрожащими от нехватки воздуха руками, пытается убрать петлю с шеи. — От тебя парфюмом несет так, как будто ты вылил на себя чертов флакон. Так что, это свидание, да? — Алем ослабляет хватку, и с облегченным вдохом Данияра, остервенело впивается в губы младшего. — Идиот, отпусти меня! — Данияр давится порцией воздуха, пытаясь оттолкнуть Маликова от себя, совсем не учитывая тот факт, что край гребанного галстука до сих пор остается в чужой руке, и вновь чувствуя, что он начинает задыхаться, останавливается. — Сколько вы встречаетесь? Год? Может больше? — Батыр деловито ухмыляется, когда ловит на себе недоуменный взгляд. — Думаешь, я не знал? — Засунь свою ревность себе в жопу, мы больше не вместе. Забудь про меня, в конце-то концов! — выплевывает младший, ногтями оцарапывая спину вокалиста, зло усмехаясь. — Истеричка. — Шлюха. Батыр обводит брюнета холодным взглядом, больно сжимая бедра, почти до синяков. Еще чуть-чуть и Маликов дойдет до точки кипения, самообладание покинет его, уступая место гневу, в котором он никогда не ведает, что творит. — Раньше тебя не особо ебало с кем я сплю. Что, рука уже надоела? — Хотел посмотреть, насколько далеко ты зайдешь. Данияр выдает короткий смешок. Все это казалось ему дешевой постановкой и плюнуть бы на все: на в край обдолбавшегося Алема, который, судя по всему, вообще не вдуплял что творит, на его ненормальное собственничество, которое невероятно бесит Кулумшина. Бесит до дрожи в коленях, до взрыва мозга в воспаленном сознании, до удушливой волны возбуждения. У Данияра уже все на пределе. И стояк в брюках и возмущения море. Кожа у него плавится под горячими прикосновениями чужих пальцев, а мозг — от ситуации в целом. Мальчишка сталкивается с парой затуманенных глаз и чувствует, как его нагло тянут к себе за подбородок, языком бесцеремонно забираясь в рот, а Данияр отвечает, скорее, на автомате, недовольно мыча в поцелуй. Батырхану остается всего ничего до того, чтобы ему окончательно снесло крышу. Вялые попытки Данияра выбраться или отстраниться, пресекаются крепкими руками Батыра, которые вжимают податливое тело в кровать. Брюнет просовывает колено меж ног Данияра, раздвигая их без особых усилий. Тот странно улыбается, откидывает голову назад, встречаясь черепушкой с деревянным изголовьем, открывая потрясающий вид на тонкую шею со взбухшими от возбуждения венами и на хрупкие ключицы, которые очень соблазнительно выглядывают из-под хлопка белой рубашки. Батыр льнет к мягким губам, властно сминает их собственными, языком очерчивает бледные контуры и ловит неимоверный кайф от такого Данияра. — Ты не изменился. Вообще. — констатирует мальчишка, прикусив нижнюю губу. — Такой же грубый и холодный. — А ты все такой же болтливый и противный, шкет. Пальцы скользят по острым плечам, сжимают до синяков, перебегают на шею, хватая поперек, сжимая. У Данияра кружится голова и воздуха катастрофически не хватает, но парень даже не думает убирать чужие руки с шеи. Его лихорадит, не от бо­ли, от удовольствия. С Батыром мальчишка давно понял, что бо­лен, дав­но и неизлечимо. «Еще, прошу» Блики и искры перед глазами, пальцы рук и ног начинают постепенно неметь, а Данияр сипло стонет, жадно хватая воздух и разгоряченное дыхание Батыра ртом. В груди пожар, а мозг отказывается работать. Маликов разжимает холодные пальцы, когда Данияр доходит до полуобморочного состояния. На его губах играет легкая ухмылка — он получает от этого непомерное удовольствие. — Совсем не изменился. Гребанный мазохист. — Батыр перекатывается на спину, утягивая за собой мальчишку, нежно целуя в губы.