Даже идеальные мужчины бывают мудаками

«Пятый месяц это тебе не палки туды-сюды переставлять!» — заявил как-то Шипулин на высказывание Мартена, мол, что ж ты какой нервный стал. И правда, делов-то господи, подумаешь, у кучи мужиков надо первое место отнять, действительно, чего тут сложного. Впрочем, для прекрасного, как небо, и быстрого, как ветер, француза это не составляет труда вот уже какую гонку. Но проблема заключается даже не в их повседневных мелких перепалках-соревнованиях (у кого больше аргументов найдётся, тот и прав), а в том, что Антон и впрямь стал слишком много нервничать, порой даже истерить и подолгу обижаться на Мартена. А до того не всегда доходит, когда на него обижаются, а когда нет, из-за чего Тоша обижается ещё больше и запирается в своей комнате. И кирдык. Ни поцелуев тебе, ни объятий. И Фуркад успевает даже соскучиться по сопливо-слащавому «Мартошечка, ты у меня такой хороший, такой ладненький, прямо золотце!» или произнесённому тоном, полным обожания «Я так тобой горжусь!» А последняя ссора произошла на прошлой неделе, как раз из-за того, что Антон достал Мартена своими сюсюканьями. Француз вспылил и наговорил такого, от чего его до сих пор совесть мучает. Это ж надо же было ляпнуть… «Ты мне надоел! Ходишь тут, пузом своим огромным светишь, мешаешься только, и толку от тебя никакого! Ты даже когда биатлонистом был, вообще ничего не умел, а сейчас окончательно деградировал!» Мартену очень и очень стыдно, поэтому он плетётся к их спальне — в конце-то концов, уже среда, сколько можно быть в ссоре — и осторожно стучит в дверь.  — Тоша? В ответ не раздаётся ни звука. Фуркад заносит руку, чтобы снова постучать, и вдруг замирает. Если Антон не отвечает с первого раза, значит, он ещё не готов мириться. Но и уходить не хочется — вдруг (опять же) Антон готов, но хочет, чтобы Мартен взял всё в свои руки? Эти мысли только путают озадаченного Фуркада, который так и стоит с занесённой рукой, не решаясь постучать. Сложно выбрать: либо уйти, либо всё же упорствовать. Сложно и страшно. Страшно, что его оттолкнут, ведь он обидел, он ранил.  — Тоша, — громко зовёт француз, набрав побольше воздуху. — Тоша, прости меня, я был очень и очень неправ. Я сказал это в сердцах, Тош, я был разозлён. «Мда, как-то не прокатывают мои извинения», — мрачно думает брюнет, задумчиво почёсывая бороду. Что верно, то верно, извинения больше похожи на жалобные оправдания, вяленькие такие, скучненькие.  — Тошенька, — решается применить своё последнее оружие Мартен, стараясь говорить как можно более низким голосом, ведь Шипулину ужасно нравится, когда Фуркад так говорит. Он даже считает, что это сексуально. — Если хочешь, я сейчас уйду, только сходи на кухню, поешь. Ты уже неделю без еды сидишь, это и для тебя, и для ребёнка вредно. Упоминание о ребёнке срабатывает мгновенно: дверь открывается, и в проёме появляется Антон. Лицо выражает вселенскую обиду, щёки как можно больше надуты, в зелёно-карих глазах отчётливо читается «Я тебя ещё не простил». Неуверенно протянутые к нему руки мужчины бывший биатлонист подчёркнуто игнорирует, с гордо поднятой головой продефилировав на кухню, штурмовать холодильник. Мартен мнётся возле порога, наблюдая, как Антон достаёт сковороду и принимается готовить себе яичницу. А затем на плиту отправляется кастрюля с водой и килограммом макарон, потом рядом возникает миксер, где Шипулин перемалывает фрукты, чтобы сделать себе смузи, на столе волшебным образом появляется тарелка бутербродов с колбасой, с сыром и гусиным паштетом, и Фуркад уже тревожится.  — Тош, мне кажется, тебе хватит, — подаёт голос француз, потому что количество еды, которое всё увеличивается и увеличивается, беспокоит его. — Нельзя есть столько всего сразу, тебя же потом рвать будет. Антон кидает на него холодный взгляд: - Как-нибудь сам справлюсь. Я уже взрослый, и, надеюсь, хотя бы рассчитать, сколько пищи мне сейчас требуется, я в состоянии. Намёк вполне ясен, и Мартен вздыхает: - Я же уже извинился. Перестань на меня обижаться. - А ты перестань срываться на мне! - бывший ГЗР невольно повышает голос. - Я тоже участвовал в гонках, и я знаю, какой стресс приходится переживать. Однако это не причина унижать меня, будь ты хоть стократный чемпион мира и обладатель хоть ста Хрустальных Глобусов, золотых олимпийских медалей и прочей ерунды! Слабенькое примирение грозится перейти в новую ссору, ещё более масштабную, чем предыдущая, и Мартен поспешно обнимает своего парня, целуя в щёку: - Ты не представляешь, насколько мне стыдно за своё отвратительное поведение, Тошенька. Я очень-очень плохой. - И... - И я тебя не достоин, - твёрдо чеканит Фуркад. Слава богу, что добрались до этой фразы - она означает, что он прощён, и можно спокойно выдохнуть, избавившись от грызущего чувства вины. - Да, - удовлетворённо кивает Антон, светлея лицом и заметно теплея по отношению к французу, - всё так и есть. Ладно, я прощаю тебя, но ты мне должен принести что-нибудь вкусное! - Ща всё будет, - Мартен отлепляется от Шипулина, накидывает куртку и прямо как был, на лабутенах ах и в адидасовских штанах, мчится в магазин за какой-нибудь вкусняшкой. Всегда после ссор Мартену кажется, что Антон в прошлой жизни был женщиной.