Терпкий виски, сладкий чай

Кричи, Кричи, Кричи как можно громче! <…> Если бы я мог, Я бы с удовольствием разбил тебе сердце. Tears for Fears, «Shout»

Без пяти двенадцать в оговоренный вторник Фриц заходит в зал совещаний. Девять десятых Совета уже на месте – сбившись в кучки, беседуют о своём. Кивнув тем, кто поворачивает к двери голову, Теофил занимает одно из свободных мест и оглядывается уже более внимательно. Делает он это исключительно для проформы: ни одного нового лица, все сплошь старые знакомцы. Однако это не значит, что стоит расслабляться – наоборот, с этими кадрами необходимо держать ухо востро. Твёрдо помня это, Фриц оскаливается в вежливой улыбке, когда один из присутствующих начинает движение в его сторону. – Фриц, дружище, – показная улыбка, почти полностью отзеркаливающая его собственную. – Давно не виделись. Как жена, как дети? – Доброе утро, Джуд. Неужели мы так долго не виделись, и ты забыл, что я живу один? Знакомьтесь, помянутый не так давно Джуд Хеспес, ходячий мальчик-обаяшка и по совместительству первейший соперник Фрица – не в последнюю очередь потому, что офисы их находятся в одном городе. Типичный представитель золотой молодёжи, он успел в нужное время удержаться на месте – по большей части, за счет своих неисчерпаемых амбиций, и теперь, по его собственному выражению, «пожинал плоды трудов своих». Конечно, если под «трудами» понимать виртуозное искусство шантажа, притворства и лжи… – О, и правда! Как я мог… Впрочем, после того невероятного события, что случилось в моей жизни… – долгая пауза, буквально кричащая «Ну же, спроси меня, спроси!». – События? – даже не думай закатывать глаза, даже не смей!.. – Через неделю я торжественно покидаю наш клуб холостяков. Данная фраза заставляет Фрица внимательнее взглянуть на Джуда. Сперва Теофилу кажется, что на нём всегдашняя маска, однако, присмотревшись, он понимает, что Хеспес, похоже, по-настоящему счастлив грядущим событием. Удивление от осознания этого факта не позволяет Фрицу промолчать, и он любопытствует: – И кто, позволь спросить, твоя избранница? – Ангел, сущий ангел, – мурлычет Джуд тоном, каким обычно называет желаемую сумму после фразы клиента «Чёрт с вами. Сколько?», и тянется во внутренний карман пиджака за фотокарточкой. Теофил едва сдерживает порыв отбросить её после первого же взгляда: с фотографии, в открытую усмехаясь, на него смотрит Ирис. С трудом преодолев самого себя, Фриц растягивает губы. – Она весьма мила, – цедит Теофил. – Кто это? – Я познакомился с Ирис совершенно случайно, – с готовностью щебечет Джуд. – Представляешь, она оступилась на улице и едва не угодила под колёса моей машины. Страшно подумать, что случилось бы, если бы мой шофёр вовремя не затормозил! Однако я счёл своим долгом удостовериться, что с ней всё в порядке, и… Его речь прерывает появление Гатто. Скривившись, как грубо прерванный посреди монолога актёр, Хеспес торопливо выхватывает фотографию из судорожно стиснутой лапы Фрица и шмыгает на своё место, а Теофил, всё ещё под впечатлением от услышанного, медленно переводит взгляд на Джованни. После рассказа Джуда он ощущает в глубине души зачаток странной тревоги, какого-то дурного предчувствия, однако Гатто даёт сигнал к началу Совета, и приходится поскорее задвинуть свои волнения подальше, что выходит лишь с переменным успехом. К несчастью, темы, затрагиваемые на Совете, банальные и неоднократно обсосанные, и вскоре от Теофила в зале остаётся лишь его бренная оболочка. Периодически строя на морде заинтересованное выражение, он лихорадочно думает, насколько может быть совпадением знакомство Ирис и Джуда, а также во что это может вылиться конкретно для него. Что знает танцовщица Гатто о Теофиле? Казалось бы, ничего, следовательно, никаких последствий быть не должно. Однако вдруг… вдруг… По опыту своему Теофил знает, что совпадения хоть и случаются в жизни, однако далеко не так часто, как принято думать, тем более – такие фантастические. Было бы гораздо правдоподобнее, если бы Джуд познакомился с Ирис через Гатто – тоже, конечно, подозрительно, но всё-таки не настолько вопиюще. Пока Фриц предается рефлексии, Совет плавно близится к завершению – в конце концов, все занятые люди, у всех полно важных дел. Гатто кивает последний раз, взмахом лапы сажает на место очередного докладчика, поднимается с кресла. Директора нетерпеливо приосаниваются, и Теофил усилием воли заталкивает свои мысли поглубже – в конце концов, Гатто кое-что ему обещал. Однако Джованни даже не глядит в его сторону, и это отнюдь не самый лучший знак. – Господа, я благодарю всех вас за проделанную работу. Но прежде, чем закончить, позвольте мне сообщить важную новость. Как некоторые уже знают, через месяц начнёт работу наш новый филиал в Покио. На следующем Совете мы обсудим кандидатов на должность его директора, однако я хочу уже сейчас отдать свой голос за Джуда Хеспеса. У Теофила слишком хорошая выдержка, чтобы демонстрировать коллегам свой шок. Разве что поворачивается к Джуду он чуть медленнее, чем остальные, да улыбка, нацепленная на морду, насквозь фальшивая. Однако среди прочих подобных она совершенно не выделяется – лишь единичных присутствующих на Совете представителей не прельщает перспектива переезда в другую страну. – На этом объявляю Совет оконченным. О следующем, как обычно, вам будет сообщено накануне. Хорошего дня. Гатто покидает зал, и директора немедленно стекаются к креслу Хеспеса, чтобы в первых рядах успеть поздравить его с почти-повышением. Пользуясь этим, Фриц выскальзывает в дверь и торопливым шагом идёт за Джованни, намереваясь вызнать у него причину столь кардинальной перемены решения – он в чём-то провинился, но в чём именно? Однако стоит ему только открыть рот, как Гатто разворачивается к нему сам, и прыгнувшие было на язык слова, точно испугавшись, рвутся обратно Теофилу в горло. Белый кот буквально трясётся от ярости. – Только посмей, – шипит он на Фрица, выпуская когти и прижимая уши к голове. – Только посмей спросить, почему я не выставил тебя. Сложнее всего в данной ситуации – не поддаться гипнозу хлещущего из стороны в сторону хвоста Джованни и не запаниковать окончательно. Единственное, что остаётся Теофилу – как можно крепче держать себя в лапах и сохранять хотя бы видимую невозмутимость так долго, как получится. – Я не понимаю, сэр. – Ах, не понимаешь. Ладно. Сейчас поймёшь. Молниеносным движением Гатто выхватывает из широкого кармана какие-то бумаги и швыряет их Фрицу в морду. Тот инстинктивно жмурится, однако успевает перехватить один из листков. Вчитавшись в текст документа, он не верит своим глазам – в документе значится один из его личных банковских счетов. То самое кошмарное ощущение, когда неумолимо выскальзываешь в пропасть из своих же собственных рук. Смятённый, он поднимает взгляд на Гатто. – Будешь отрицать, что это твоё? – Нет, но… – глубокий вдох. – Что это за бумаги? В чём именно я провинился? – А ты не знаешь? – картинно округляет глаза Джованни. – Потрясающе. Скажи ещё, что не ты на свои личные счета переводишь деньги синдиката. – Я делаю что? В растерянность медленно, по капле, начинает просачиваться злоба на вопиющую несправедливость. Конечно, Фриц далеко не ангел, но красть у своих? Да вы что, издеваетесь?! – Браво. – Гатто медленно, саркастически аплодирует. – Тебе стоит подумать о карьере актёра – тем более теперь, когда ты одной ногой над бездной. – Мистер Гатто, пожалуйста. – Фриц безжалостно комкает бумаги, даже не замечая этого. Самый худший его кошмар – полная беспомощность, абсолютная невозможность контролировать ход событий, убийственное осознание бесполезности любых своих действий, но, даже понимая это, он всё равно зачем-то пытается достучаться до босса. – Вы знаете меня много лет. Я не лучший представитель рода кошачьего, но я никогда бы не стал красть что-то у Вас или у синдиката. Да и зачем? – Вот и я хочу знать – зачем, – сухо отзывается белый кот. – Собственно, именно поэтому я не прогнал тебя поганой метлой ещё с Совета. Я хочу услышать твои объяснения. Лапа Фрица безжизненно повисает вдоль тела, и он отзывается глухим голосом: – Клянусь чем угодно, что я не делал этого. Гатто, прищурясь, глядит на него в упор, точно пытается залезть Теофилу в голову. А после нехотя роняет: – Мне невероятно трудно тебе поверить, но ещё труднее осознать, что все эти годы я грел змею на своей груди. Даю тебе время до конца недели, чтобы оправдаться. Если сумеешь доказать, что невиновен, я, так уж и быть, прощу тебя и забуду этот неприятный инцидент. Ну а если не сможешь… Джованни суёт оставшиеся бумаги в лапы Фрица и, не оборачиваясь, удаляется прочь. По пути домой Теофил тщательно просматривает документы. По большей части, это денежные переводы. В реквизитах отправителя указаны данные нескольких основных счетов синдиката, в реквизитах получателя – его, Фрица, личные счета, о наличии которых знает только узкий круг самых доверенных лиц. И поскольку Теофил уверен, что самостоятельно финансовых операций подобного рода не проводил, это значит лишь одно: крыса где-то рядом. Вот только кто именно? Первые его догадки очевидно падают на Ирис – у неё есть мотив, пусть и весьма сомнительный, однако это на его взгляд, в то время как на по её мнению, возможно, он весьма серьёзен, а также крайне подозрительна её поспешная связь с новым кандидатом на пост директора покийского филиала. Однако в оправдание танцовщицы говорит тот факт, что она никак не могла узнать за столь короткий срок настолько личные данные. Возможно, случись это хотя бы неделей позже… Но какая же сука тогда… Как и следует из первоначальных размышлений, кто-то из своих. Кто-то, кто знает реквизиты счетов Фрица, головного офиса синдиката, в курсе открытия нового филиала, кто-то способный проникнуть в подобные банковские тонкости, причём за исключительно короткий срок, и, судя по всему, сильно обиженный на Теофила... В голове складываются два и два, и Фриц грубо рявкает шоферу: – Поворачивай в офис! Но того, кого Теофил надеялся там застать, на месте нет. Так что Фрицу остаётся лишь бессильно втягивать и выпускать когти на правой лапе, кипя от алеющей в глазах ярости, перед пустым столом Шафранека, а после несолоно хлебавши ехать домой. Буравя взглядом проплывающий за окном автомобиля городской пейзаж, Теофил думает, что его секретарь сказочно удачлив – будь он в офисе, Фриц не задумываясь выкинул бы его прямиком из окна двадцать пятого этажа.