запредельные.

— Внутри я совсем не такой, как снаружи. — Думаешь, у других не так? — Не знаю. Я всего лишь я. — Может, это и делает нас теми, кто мы есть — разница между тем, какие мы внутри и какие снаружи.

      Он просто смотрит на нее. Даже не на нее, а в нее, будто его внутренний детектор лжи вытаскивает на свет правду из самых глубин ее сознания; будто его сканирующий взгляд «я-все-про-тебя-знаю» заранее говорит о том, что она в него влюбится. Он уверен в этом, потому что самомнение плещется чрез край. Жутко влюбится.       Она просто смотрит на него. Даже не на него, а в него, будто ее внутренний датчик правильности сейчас зашкалит от количества осязаемых грехов, исходящих от него; будто эти грехи, из разряда чертового эдемского яблока, можно попробовать на вкус. Она уверена в этом, потому что правильность перекрывает все. Но он запредельно рядом.       Они жутко разные и запредельно близкие, и игра, начатая одним из них, непременно завершится победой. Или капитуляцией обоих, потому что в этой игре нет правил, нет соперников, нет победы. Есть высокие ставки на жизнь — он считает, что она влюбится, всенепременно, она считает, что он отстанет, уйдет в сторону, обязательно. Потому что они жутко неправильные для этого мира, но запредельно притягиваемые, словно магнитом. Срабатывает жуткое клише, которыми они оба и так набиты сверх меры, — противоположности сближаются, — но между ними запредельная пропасть. Ее принципов, его убеждений. — Нура, какая же ты чертовски красивая.       Первая дистанция, бег на поражение, ведь она ничего не отвечает, а лишь уходит. Но сердечко дрогнет, ей жутко приятно слышать такие слова, хотя запредельно невыносимо. Они словно инь и ян, что останутся порознь этой невесомой баррикады, что воздвигает девушка между ними. Потому что в ее понятии, Вильям не достоин того, чтобы она даже запоминала его имя. — Я слышала, что на вечеринке Вильям собирается продавать свой поцелуй за тысячу крон, он…       Она не слушает, ее взгляд находит его, беспечно болтающего с другом, но держащего наготове телефон. Нура никогда не связывается с набитыми донельзя клише людьми, но, очевидно, этот — исключение. Само это исключение было жутко неправильным, потому что Нура понимает, насколько испорчен Вильям, насколько он плохой, эгоистичный… Или только кажется таким, потому что он запредельно близко, а в голове не слышно предупреждающих звоночков «не стоит связываться с ним»?       Но стоит только начать, и запредельность вытесняет жуткость, и то, что раньше было жутко ненормальным, становится запредельно родным.       Они сами становятся запредельными, едва стоит Нуре почувствовать вкус его губ, о чем она, оказывается, мечтала едва ли не с первых дней. Все потому, что Нура Саутр жуткая приверженница правил, а Вильям Магнуссон запредельный нарушитель таковых.       Они — запредельные, потому что должны быть вместе, потому что она любит его, а он любит ее. Они — запредельные, потому что оба оказались жутко умны, чтобы отказаться от шанса, подкидываемого им судьбой; потому что они оказались запредельно одиноки, чтобы отказаться друг от друга.       Они — запредельные, потому что все эти гребаные клише написаны не про них. А может, они — жуткие, потому что они и есть полное собрание этих чертовых клише, если разобраться более обстоятельно.       Но им все равно на жуткое и запредельное, потому что это они и есть.       Жутко вместе и запредельно друг в друге.