Слушай внимательно, не цепляйся за детали, прислушивайся только к моему настроению.
There.
Я бы многое отдал, чтобы не знать, как это происходит по-настоящему. Это не значит, что я хочу вернуться в прошлое, просто если бы мне предоставили выбор, я бы несомненно пошёл за тем твоим ещё блеклым прообразом – в нашу осень. Ты помнишь, какими крохотными были твои мысли? Твоя бесформенная холодная одежда, которая только подкрадывалась ко мне, но рассеивалась, как только я протягивал к ней руку. Ты так лучисто улыбался, господи. Почему ты был таким призрачным? Ты боялся меня? Впрочем... Вспоминаю, как впервые застал свой любимый кремовый шарф на твоих плечах. Будто в старом фильме, шкаф беспомощно скрипел отжившей дверцей – он предатель, правда же? Ты не исчез, ты смотрел в отражение, а я распускал свои узы страха. Не знаю, поймёшь ли ты это правильно, но (прости, на сей раз подтекст неизбежен, ты меня хорошо знаешь) твоё имя я выдумал ещё давно. Мино. Мино. Ты чувствуешь? Мино. Буквы сплелись из старых игр моих мыслей. Знать бы только, что значит это сплетение слова и моё пустословие. А помнишь, как мне запретили смотреть на тебя? Я всё ещё возвращаюсь в те ночи, когда ты неумолимо силился остаться рядом. Тогда я нашёл тебя в том парне, который не был примечательным для меня, но был самым ярким для других. Как жаль, что его имя я распробовал куда позже. Покуда и осознал вашу связь. Какой он яркий, этот его взгляд; какие горячие пальцы, которые никогда не прикасались ко мне. Какие светлые его глаза, и какой потрясающей маской он обладает на сцене. Он произносил слова твоим голосом, а внутри меня что-то беззвучно щекотало сердце. Мино догадался, что внутри него живёшь ты. Ты, наверное, не вспомнишь, Мино, но мы вместе ловили снег, лёжа на полу комнаты в тридцатиградусную жару. Не вспомнишь, точно ведь не вспомнишь. Представляешь, я не знаю твою невесомость, но знаю твою близость. Она всё реже полосует мои глаза, я лишь засыпаю их налётами новых живучих призраков, а твой молчит внутри, он всё понимает. Завтра же я пожалею об этой страшной исповеди. Если бы я мог объяснить всё это. Как же мне хочется высказать то, о чём запрещено говорить. Такие моменты пленят безмолвием, зашивают рот ржавыми иглами настолько, что больно даже дышать – я чувствую тебя, Мино. Я давно нашёл слова для объяснения, я доныне вынашивал в себе смертельный яд, ты понимаешь? Послушай же, это не бред сумасшедшего, это не ты по ту сторону, а я. Это я должен был остаться сгустком серости за дверью. Это неправильно... всё не так. Я бы хотел собрать самые острые скальпели и подарить их тебе, внушить, влить металлом, запечатать твои остроту и холод. Ты ненасытный. Я просыпаюсь, складываюсь ракушкой на углу постели, прислушиваясь к твоим тихим вдохам, и стихаю, уповаю на тишину реальности. Та кроет в себе что-то ядовитое, вызывает зависимость, жадность. Чем больше вслушиваюсь, тем сильнее хочется ловить твои песни. Чем больше ловлю, тем сложнее поймать. Не верю в безлюдье, абсолютность не покроет ни один мегаполис. Твоё лицо есть в каждом, но не в моём. Ты всё-таки не понимаешь. Ты не понимаешь. Мостишься тенями поездов, селишься за спинами любимых, грязнишь кислород своим призрачным духом, воешь внутри меня, как настоящая тварь! Это ты манишь в глубину вод, ты ластишься бездной из окон, это ты смотришь мокро, зная, что я заплачу следом! Я не переношу твой повсеместный тусклый взгляд. Помню, ты спал вот здесь, на моих коленях; я помню, ты говорил, что готов платить, лишь бы я как можно дольше трогал твои волосы; я помню, ты искренне хотел поцелуя, даже это помню. Я помню, я помню, я всё помню. Я слишком много помню. ...Я бы многое отдал, чтобы твои глаза больше никогда не впивались в мой разъеденный образ. Ты много знаешь, но так мало понимаешь. Наступаешь на меня неугомонно, как прибой на берег, а я тут, я всё ещё не задушен. Я хочу другой близости, не так липко и цепко, хочу твоих запястий на висках, обещанное успокоение и усмирение. ...Каждое утро тут расцветает не солнце, а перламутр – он так обманчив, как и ты. На самом деле там смрад, кишащий убийственными звездопадами в тумане. Это ты их убиваешь, я видел. Я видел, как скульптурно ты дотягиваешься до каждой невинной точки, настолько прекрасно прикасаешься к ней, и мой звездопад уже преданно отдаётся тебе, он обильно сыпется на твою гадкую спесь. Ты доволен? Конечно. Ты не поймёшь о чём я, не пытайся. Просто будь рядом и слушай. Оглушительные перешёптывания давят кандалами. Ты никогда не представлял себя в них? Зато я хорошо тебя видел: тёплые ладони будут не нужны, как и глаза твои преданные, ты чёрствый для них, но для меня уже неживой. Ты вспыхиваешь на привязи, злишься, мечешься, а я не знаю, стоит ли затягивать сильнее – тебя ведь обязательно надо удушить, Мино. Нам станет легче. Чш-ш-ш-ш, тише! Тише... Тише, Мино. На самом деле я куда сильнее, чем ты. Ты лишь образ, худая безымянность на моих плечах, ты – всего лишь я. Вот так, обнимай меня, пьяный ангел, насыщайся мной в последний раз. ...Ну тише, тише, уже всё позади, ты чувствуешь? Ведь не нужно, чтобы ты понимал мои слова, почувствуй вот тут, я распахиваюсь для тебя, ощущаешь? Смотри, как много, теперь ты можешь всё. Если бы я решился на это, я бы следом крал сотни поцелуев твоей слабости. ...Подойти к тебе, взять твоё белое лицо в мои сухие костлявые ветви и прижаться лбом ко лбу. Чувствуешь. Я прячу твою душу, это смертельно опасно. Захлёбываюсь и шепчу: — Оставь меня, моя усталость. Выдохни на меня в последний раз, фантом. Улавливаю запах умиротворения, из каждого угла расползаются переливы смерти, но ты продолжай дышать, Мино. Ненавижу твои грязные глаза в такие искренние моменты. Мне надо идти.