Им плевать. Но не мне.

Тихий шелест ветра врывается в комнату через открытое настежь окно. Дейзи не холодно. Холод снаружи давно перестал существовать для нее, ведь поселился внутри вместе с полнейшим безразличием к миру. Она боялась любить и привыкать, ведь все, кого она любила,  вскоре уходили и предавали ее.  Приемные семьи, родная мать, Уорд… Черт возьми, даже Уорд, в котором она нашла саму себя, и тот оказался человеком, который не смотря ни на что следовал только за своими убеждениями.  Он мечтал о нормальной семье, и Гидра заменила ему ее. Она просила его не лгать, просила дарить себя и свое тепло, просила о том, чего он не слышал…  Верила каждому его слову, слепо надеясь на то, что хотя бы он не предаст, ведь знал, что она слишком понимающая. Что принимает любую информацию, какой бы ужасной она не была, но как же горько она ошибалась.     Огни ночного города светились всеми цветами радуги, давая понять, что он еще жив. Что город только начинает свою жизнь, выпуская наружу тех, кому не спится в теплой постели. Никто из них не подозревает, что где-то там, за занавесью тайны есть те, кто обеспечивает им мирную жизнь, что уж им до одного человека, который в спасении мира находит спокойствие и свободу от внутренней боли. Джонсон это помогает отвлечься от самобичевания и напрасных мыслей о том, что именно она сама причина всех бед в ее жизни. Причина того, что никто в ее жизни не задерживается дольше, чем пару-тройку месяцев, что ее душа покрыта колючками как у куста  терновника, который защищает свои манящие, но бесполезные ягоды от рук тех, кто хочет ими полакомиться. Она такая же недоступная для людей, как они.     Часто думает о том, что бы могло случиться, если бы все пошло не так с самого начала. Если бы тот, кого она любила, да и любит до сих пор, не оказался предателем. Чувствовала бы она сейчас ту пустоту внутри, как будто из нее все внутренности выдрали и разложили по полочкам? Нет, пустоты бы попросту не было, как не было бы  и этих острых колючек, что защищают ее от мира. И способностей этих, наверное, не было бы. Было бы гораздо проще, но кому нужно это чертово проще? Кому нужна сплошная белая полоса в жизни, и никаких острых и режущих душу ощущений? Никому.     И в момент, когда боль постепенно начинает отступать, уступая место привычному ее душе смирению, Дейзи вздрагивает от голоса, который никогда не надеялась услышать в кромешной тьме зала для тренировок на базе ЩИТа.     — Скай? — его голос до безумия нежен, отчего ее бросило в дрожь.     — Меня зовут Дейзи, — холодно ответила девушка, резко оборачиваясь, и выставляя ладонь вперед, чтобы сбить Уорда ударной волной, — Проваливай, пока я тебя не убила.     Ее голос спокоен, слова остры, как только что наточенные ножи.     — Ну, зачем же так грубо, детка? — даже не видя его лица она знает, что сейчас на нем та же лукавая ухмылка, от которой ей раньше сквозь землю провалиться хотелось.     Он лицемер. Ужасный лицемер. Даже сейчас, явившись средь ночи туда, где его быть не должно, он нагло полагает, что она не сможет причинить ему вреда. Сможет.  Сможет, потому что слишком много боли ей пришлось пережить из-за его лжи.    В один момент она чувствует, как сердце с нечеловеческой скоростью начинает колотить в грудную клетку, выбивая воздух с легких — все-таки где-то в глубине души она по нему скучала. До безумия скучала по этой нежности в голосе и по этой мерзкой лукавой ухмылке на его лице. Скучала, потому что до сих пор любила настоящего Гранта Уорда, который так похож на нее саму.     — Чтоб ты знала, Дейзи, — ее имя он произнес, выделяя каждую букву, ведь знал, что это еще больше выведет Джонсон из себя, — Я не намерен уходить отсюда без тебя. Слишком много дней я пытался жить, будто мне в этом мире не нужно ничего, кроме господства над ним. Черт, ты все это время, так же как и я пыталась выглядеть неприступной стеной, прикрываясь маской самодостаточности?  Я прав? Знаю, прав. Ты ведь не признаешь правды. И вправду, она никогда не признается, что прячет свои чувства за театральной маской. Кому нужна правда? Джонсон считала, что никому, но как же сильно ошибалась, полагая, что больше никогда не увидит Гранта, манипулирующего ней и ее чувствами.     — Я не пойду за тобой. Никогда не пойду за тобой. У меня есть семья, которую ты, увы, предал.     — Не лги сама себе.  Разве ты не видишь, что они используют тебя ради собственного блага? — его голос утратил былую нежность, и снова стал грубым и острым.     Он подступает к ней на расстояние нескольких сантиметров, самовольно и властно убирая руку девушки в сторону. Нежно, но в тот же момент резко касается пальцами правой руки ее подбородка, подставляя свое лицо тусклым огням города так, чтобы она могла видеть его глаза, в которых плещется то, чего он сам за собой никогда не замечал.       — Им плевать на тебя, на твои желания и боль, которую ты так сильно стараешься скрыть. Им плевать на все, но не мне. Я устал лгать тебе и себе о том, что больше ничего не чувствую. Черт возьми, Скай, как можно было подумать, что даже если я и лгал тебе по поводу Гидры, это не значит, что я лгал тебе и по поводу своих чувств. Какая же ты глупая. Очень и очень глупая.      Он прижимает ее к себе обеими руками, и Дейзи снова погружается с головой в терпкий запах его духов и теплоту, забывая о том, что так сильно желала его смерти.