wintergewitter

Эти края никогда не знали подобной погоды. Помнится, совсем недавно я и представить не мог, насколько часто придётся сталкиваться с понятиями вроде «гололёд» и «зимняя резина». Второе звучит особенно жутко; благо, автомобилем я не располагаю — одной проблемой меньше. Однако не так давно природные явления сошли с привычной колеи. Метеорологические службы с помощью всех возможных средств массовой информации и не всегда понятных, но определённо наводящих лёгкий ужас терминов позволяли предметам тёплой одежды и пресловутым шипованным шинам разлетаться подобно горячим пирожкам. Редкий раз я пренебрегал комфортом, но изменить привычке одеваться слегка неряшливо и не совсем по погоде оказалось в разы труднее. К тому же, просмотром новостей и, тем более, прогнозов погоды увлекаться не приходилось, оттого я и не придавал особого значения снующим из уст в уста слухам о грядущих аномальных сюрпризах местного климата. Ровно до тех пор, пока не прочувствовал этого на собственной шкуре. До дома мне оставалось не более пары кварталов, когда пронизывающий до костей ветер начал хлестать по лицу с удвоенной силой. Белоснежные хлопья, с виду совершенно безобидные, ледяными иглами впивались в кожу сквозь плотную ткань тёмных джинсов. Они, казалось, намеренно меняли траекторию движения, стремясь забраться даже в такие непредсказуемые места, как карманы и туго зашнурованные ботинки. Тонкая кожаная куртка и наспех натянутый шарф давно перестали спасать от беспощадного холода, вынуждая из последних сил прибавлять шаг. Удавалось не всегда — ноги уже едва слушались, то и дело застревая в снежном покрове нерасчищенных улиц, больше напоминавшем зыбучие пески. Те несколько минут, занявших дорогу домой под сильнейшим за всю мою жизнь снегопадом, отпечатались в памяти вечностью. Преодолев подъездную дверь и оказавшись в долгожданном тепле знакомой высотки, я почти сумел улыбнуться и чуть ли не бегом бросился к лифту. Но непослушные покрасневшие пальцы дрожали, словно промёрзли насквозь, отчего попасть по кнопке с нужным номером этажа оказалось не самой простой задачей. Я не сразу заметил, как скрипучим дверям лифта не позволили закрыться — слишком громко в голове билась мысль о чашке крепкого кофе и горячем душе. В тесноватую кабинку вошёл парень, на внешность и в целом присутствие которого я обратил слишком мало внимания. Помню только бледные, испещрённые цветными рисунками музыкальные пальцы и тёплую, отчего-то родную улыбку. И глаза. Тогда началась Метель. Десятки и сотни новых, едва знакомых лиц сплетались воедино с потоком однообразных мыслей и вереницей долгих бессонных ночей — всё это было сродни безжалостной снежной буре, преследовавшей меня долгие месяцы. Силы покидали медленно, но верно, непозволительно многое выполнялось на автомате. Не помню, как давно я начал отвечать на телефонные звонки слишком коротко, слишком одинаково, сухо и безразлично и перестал обращать всяческое внимание на прохожих, с которыми случайно сталкивался, думая о своём. Я буквально ощущал, как привычные эмоции и искренность разлетаются острыми осколками перед ледяным равнодушием. Единственное, что удивляло меня — это тот взгляд. Взгляд, который я даже видел не всегда — чувствовал, забегая в скромных размеров супермаркет за пачкой сигарет или возвращаясь домой в душном салоне автобуса. И, в спешке выронив из кармана ключи на холодный асфальт полупустого переулка, я замечал отрешённо, как в уголках незнакомых глаз едва лучатся крохотные морщинки, тонкие пальцы протягивают звенящую связку, а лёгкая полуулыбка теряется в каштановых прядях волос в ответ на немую благодарность. Очередной зиме не удалось застать меня врасплох — внимание не так давно научилось не распыляться на мелочи вроде низкого температурного режима и обильных осадков в виде снега. Однако, в отличие от погодных условий, монохромная повседневность из стопок ненужных документов, пустых отчётов, дедлайнов и бессмысленных выходных не менялась, а слепо следовала накатанному сценарию. Я совсем затерялся в этой рутине и сам не заметил, как подкрался сочельник. Кажется, именно в тот момент душевная усталость достигла апогея. В тот день, едва сумев добраться до родного подъезда поздним вечером, я не обнаружил на привычном месте ключей, и даже папки с рабочими бумагами не оказалось в руках. Телефон предательски разрядился ещё пару часов назад, а приятель, любезно подкинувший до дома на потрёпанном корветте, наверняка уже находился едва ли не на другом конце города. Вокруг только ветер выл дюжиной койотов и колкий снег искристыми вихрями бился в чужие окна. От тёмных стен моей стылой квартиры меня отделяло семь этажей и две запертые стальные двери. Я был готов растеряться. Пару минут так и стоял, беспомощно пряча ладони в карманах распахнутой куртки, пока не почувствовал чью-то руку на своем замёрзшем сутулом плече. Я обернулся и отчего-то растерялся ещё сильнее, рассматривая, казалось бы, знакомого парня напротив, которого на самом деле я видел в первый раз. Какой-то неловкий диалог из ненавязчивых вопросов и пары скомканных объяснений дрожащим от холода голосом — ни слова не мог вспомнить уже через несколько мгновений, когда услышал скрип тугой подъездной двери. В лифте горела всего одна лампа и кнопка с непривычным и ненужным ранее номером этажа. Вскоре я обнаружил себя на узком диванчике напротив камина с тихо потрескивающими поленьями; в руках жаром дымилось сладкое какао и плечи согревало пушистым шерстяным пледом. Вьюга за панорамным окном прекратилась как-то совсем неожиданно, открыв вид на сонный ночной город с отблесками фонарей и редких фар проезжающих мимо машин. Память опять давала сбои — клонило в сон от тихой, давно забытой радости и приглушённой мелодии акустической гитары в руках парня напротив. Отчетливо помню только его бледные, испещрённые цветными рисунками музыкальные пальцы и тёплую, отчего-то родную улыбку. И глаза. Тогда началась Оттепель.