с днем рождения и счастливого рождества!

В ночь с двадцать четвертого на двадцать пятого Кацуки Юри загадочно исчез из семейной питерской квартиры четы Кацуки-Никифоровых буквально в никуда. Как сквозь снег провалился куда-нибудь в Австралию, не оставив своему муженьку ни весточки, ни записочки, ни даже твитта какого-нибудь. Просто ушел куда-то и не вернулся. Виктор совсем с перепугу позабыл и о своем дне рождения, и о католическом рождестве, которое он и Юри планировали все-таки справить, чисто ради настроения. Юри просто пропал и нет его. В полицию смысла идти не было: даже легендарному фигуристу там бы дали от ворот поворот, мол, трех дней не прошло, гражданин Никифоров, так что извольте вашего потеряшку ждать. Виктор лихорадочно обзванивал всех друзей, знакомых, родственников, морги, больницы, глаз не сомкнул. Маккачин пытался успокоить его, шатаясь под ногами и норовя уронить да вылизать лицо, но Виктор не реагировал. Его японское чудо пропало. Вот те и кошмар перед рождеством. А вечером двадцать пятого, когда убитый горем мужчина уже было собирался таки идти в полицию и требовать поисков, в дверь внезапно позвонили. На вопрос "Кто там?" ответа не последовало, и в маленьком дверном глазке видно никого не было. Открыв дверь, пятикратный мировой чемпион увидел только гигантскую коробку, украшенную огромным синим бантом, под которым располагался лист бумаги А4 формата со... смайликом от Пхичита. Затащить коробку внутрь квартиры оказалось довольно сложно, но возможно. Следуя указаниям на том же проклятом листке, Никифоров ее аккуратно вскрыл. Внутри оказалась пропажа. Это был Юри, с немного растерянным взглядом, залившийся краской и одетый только в узкие брюки, плотно прилегающие к красивым бедрам, и замотанный с ног до головы в беспроводную разноцветную гирлянду. - Охренеть, - выдал Виктор, глядя на самый замечательный подарок на рождество и день рождения. Юри немного поерзал, пытаясь высвободить руки из плена гирлянды. Это ему удалось не с первого раза, но все-таки удалось. - А я все думал.. а оно вот как.. - улыбаясь, говорил Никифоров, и, мешая Юри выпутываться, резко поцеловал того. На его плечи легли руки Кацуки, обнимая. - С.. счастливого рождества, Виктор, и с днем рождения, - ответил Кацуки, улыбаясь. - Не выпутывайся из гирлянды, - наклонившись к уху Юри прошептал Виктор, оглаживая открытую спину японца и опуская их ниже, на ягодицы. - Пошли в спальню, я хочу как следует распробовать мой подарок. Поднять Юри, когда тот был уже не в громоздкой коробке, оказалось гораздо легче. Тот только обнимал его за шею и счастливо улыбался. В спальне было тепло и темно, от чего свет от разноцветных лампочек стал в разы ярче. Виктор аккуратно положил Кацуки в мягкую постель среди подушек и одеял, осыпая его тело поцелуями, оставляя засосы и метки. Он ласково касался губами его шеи, ключиц, груди, сосков, нежно гладил. Тот отвечал тихими стонами и теплыми объятиями, отвечал на поцелуи и трепетно выгибался навстречу. Весь мир сузился до их спальни, и, это, наверное, было лучшее их рождество за много-много лет. Они шептали друг другу взаимные признания, лихорадочные поздравления, утопающие в глубоких стонах, вздохах и поцелуях. Словно огни на гирлянде зажигались на их телах все новые и новые засосы, и, может быть, это и было их и только их рождественское чудо. Виктор любил Юри всю ночь напролет, а тот отвечал ему взаимностью еще много-много раз, пока они, выдохшиеся, не уснули в объятиях друг друга. - Счастливого рождества, - засыпая, шептал Никифоров. - И с днем рождения, - отвечал Кацуки.