«Севен! Какое интересное прозвище!»
Севен! Как частица неизвестного кода для взлома компьютерной игры под жестоким названием «Жизнь». — Что ты делаешь внизу? Быстрее поднимайся обратно. Боже, почему ты такая сложная… Пульсирующая боль давит, по вискам словно что-то стучит, и Люсиэль придумывает новую отговорку. Ещё более грубую, чем пару минут назад. Локации в новой компьютерной игре перестали сменять друг друга, будто кто-то наплевал на сценарий, оставшись в одной точке. Всё сводилось к единому доказательству сквозь мириады сплетений разных прохождений, а потому почему бы не остановить течение времени? Чернильно-синяя темень и тысячи хаотично рассыпанных звёзд — здорово застрять в космосе. Хотя космической станции уже будет достаточно, чтобы никто не смог дотянуться до тебя. — Почему так долго? Ты считаешь, у меня много времени? Удар, порез, ещё удар. Сколько же ты сможешь принять? Твоя физическая оболочка в полном порядке, насколько могут позволить законы этой игры. Но где же твоя душа, скрытая под сияющей вуалью? — Я не буду тебя отвлекать, удачи, Севен! «Севен!» — звучит как наказание. «Севен!» — звучит как приговор. «Севен!» — звучит очень незнакомо, словно это пустой звук, а обладателя прозвища и нет совсем. Но ведь так быть не может, юноша определённо есть, он не пустой. Но почему его вуаль так яростно разодрана, а душа за пределами этого ограниченного мира? В её руках всё для починки несостоявшегося подарка для неё самой. С виноватой улыбкой она осторожно снимает верхнюю панель, являя взору сломанные внутренние механизмы, и принимается за работу. Маленькие шестерёнки разбросаны по полу, не имея возможности заработать. А в голове Люсиэля сотни алгоритмов, но все они по очереди останавливаются, смотря на эти крохотные пальцы, неумело работающие с роботом. Что же это за чувство? Почему оно так сильно давит изнутри, и юноша с очками цвета предупреждения об опасности изнемогает и дрожит от переизбытка этого жгучего ощущения давления? Так невозможно душно и хочется кричать, но Люсиэль только приоткрывает рот и протягивает руку к сидящей перед ним. Спасительнице. Как целая вселенная, чей разум частично высоко в небе, где царит умиротворение, но всё же рядом со всеми на Земле. Тонкие руки тянутся к шее, готовясь вот-вот сдавить её. — Я закончила, Севен. Пожалуйста, отдохни сегодня немного. Пожалуйста… Севен! Как последний день недели, когда твой личный ангел может быть с тобой. Люсиэля одёргивает мелодичный голос, хоть в голове отзывается молящим криком, и он давится воздухом, которым дышит вместе с ней.«Я здесь ради тебя!»
Нет, нет, так не бывает! Не зови, не говори милейших слов, тебя не существует! И это всё — умелая иллюзия, чьё управление подвластно только фокуснику. На шумный город опускается ночь, и затухают огни в чужих квартирах, а на дорогах воцаряется гнетущая тишина. Девушка на кровати рядом умиротворённо спит, а её грудь едва-едва вздымается от размеренного дыхания. Живая. Конечно, живая… — Если бы у меня были крылья, то какие бы они были? Люсиэль спрашивает, поглаживая её ладонь, извиняясь про себя тысячи раз. Она не должна ему доверять, не должна прощать, но почему-то юноше хочется побыть эгоистом в последний раз своей жизни, потому что ему кажется, что прекраснее этого ангела нет никого. Она слышит его, но не отвечает, потому что ему сейчас нужна имитация безмятежной тишины, но не той убийственной, что всегда присутствует, когда Люсиэль работает ради её же безопасности. Крыльев у Люсиэля не было бы, и он сам это знает, ведь никто не должен добраться до него, а он не должен улететь отсюда. Из царства созвездий и огромных планет. Тут тяжело дышать. Воздуха хватает на один жадный глоток, и Севен мысленно умирает. Что же она делает с ним? Неизведанные бури захлестнули его одинокую душу, далёкую от Земли. Затуманенная локация в слишком жестокой игре. Давление кружит голову, и Севен падает. Он не успевает понять — в реальности или в его крохотном вымышленном мире. Пустом и печальном, как он сам. И лишь небеса разрываются от чьих-то взмахов крыльев, а дышать становится легче. — Севен! Кристальная прозрачная слеза на щеке ошеломлённого юноши. Все ещё живого. — Нет. Нет, нет! И он кричит, срывая голос, но пытаясь достучаться хотя бы до неё. Его зовут не Севен и не Люсиэль. Всё это — две вуали, которые давно нужно было сорвать, но цепи, держащие его на небесах, стирали его руки в кровь, не допуская. — Сэён. Пожалуйста, запомни моё имя. Ей кажется, с небес что-то упало, разбившись с треском о землю. Как робот, что был ей подарен, но только это была чья-то душа, для которой падение было смертельным. Сэён! Зовёт она и поражается тому, как одинок этот печальный юноша.