***
Когда заспанный, взъерошенный Юра вошел на кухню, Дмитрий был увлечен готовкой. Он как раз нарезал овощи, когда услышал звук отодвинувшейся табуретки, а через мгновение, положив голову на руки и пристально смотря на него, Юра спросил: — А когда уже Новый год? — Скоро, — коротко ответил Ларин именно в той манере, в какой взрослые отвечают нетерпеливым детям, — Ты больше спать не хочешь? — Не-а, — мальчик помотал головой, — А подарки будут? — Ну ты чего? — недоуменно спросил Дима, — Будут, конечно. — и запоздало вспомнил, что усыновленному им Юре в его прошлой семье подарков не дарили. Да и вообще там не особо любили его, если учесть то, что потом он оказался в детском доме, откуда Ларин и взял его — замкнутого, неразговорчивого, но до невозможности милого малыша с забавными кудряшками. За пол года проживания с ним Юра преобразился до неузнаваемости — появилась гиперактивность, временами выходящая из-под контроля, да и говорил мальчик теперь много — тараторил, словно пулеметная очередь, но Дмитрий не считал, что это плохо: в глубине души ему льстило то, что в лучшую сторону ребёнок изменился под его влиянием. — Ура! — радостно воскликнул мальчик, отчего вздрогнул пришедший поесть на кухню кот. И собак, и кошек Юра любил одинаково, но вот со стороны кота какой-то явной симпатии не наблюдалось — он скорее терпел шумного малыша, чем любил его, а вот с мопсом, напротив, у них сразу возникли взаимные крепкие чувства — маленький Хованский* просто обожал щенка, не упуская возможности потискать его лишний раз и часто играя с ним, а тот в свою очередь предпочитал, чтобы выгуливал его именно Юра (хотя Ларин, будучи опекуном почти всепозволяющим, но разумным, не всегда рисковал отдавать четырёхлетнему ребёнку поводок), и часто ждал, когда Дима приведёт мальчика из детского сада, сидя у двери в прихожей. Замечая неподдельную радость Юры, Дмитрий и сам невольно улыбнулся: — Хочешь, позвоним Ксюше? — последние недостающие ингредиенты салата оказались в миске. Он отложил нож, краем глаза замечая, как Хованский активно кивает головой, и отправился мыть руки.***
— А что в коробочке? — Юра, сидящий рядом с елкой прямо на полу, хитро улыбаясь, слегка потряс подарок в яркой упаковке. Ларин загадочно улыбнулся — нужно было сохранить интригу, иначе подарок открывать станет неинтересно в принципе — и ответил: — Сам посмотри. Это твой подарок, — ребёнок, словно ему только и нужно было, что удостовериться в том что подарок действительно для него, тут же активно зашуршал оберточной бумагой. Через пару минут на свет появилась не менее яркая коробка с набором игрушечных пистолетов. Мальчик восторженно ахнул, прижимая её к себе: — Спасибо! — и тут же сорвался с места, словно вспомнив что-то. — Вот, — он смущённо протянул рисунок Диме, отыскав его где-то в спальне и принеся, — Это я сам рисовал. Нам в садике сказали рисовать семью. Мужчина не сдержал улыбки — картина была определённо забавной: в нарисованный по всем канонам детских рисунков пейзаж с солнышком, облаками и травой, были вписаны 5 ярких фигур — две высоких и три маленьких. В одной из них Ларин узнал себя, рядом был расположен маленький Хованский, чуть дальше — кот и мопс. — А здесь кто? — он недоуменно изогнул бровь, указывая на явно женскую фигурку с темными длинными волосами, торопливо припоминая, что при Юре девушек в его квартире не было. Пару раз приходила назойливая социальная работница, но её визиты были настолько редкими и нудными, что мальчик вряд ли запомнил их… Он уже было подумал, что эта женщина — родная мать Юры, как вдруг в ответ на его вопрос тот нахмурился: — Ты что? Это Ксюша! — теперь-то Ларин узнал своего менеджера. — Она живет не с нами, но я её тоже люблю, — пояснил Юра. Дмитрий был отчасти растерян и расстроган — мальчик настолько привязался к нему, что считает его своей семьей… Он вновь улыбнулся, глядя на то, как маленький Хованский носится по комнате с одним из подаренных пистолетов, выкрикивая что-то вроде «Пау-пау! Я гангстер!» и поставил рисунок в угол одной из полок стеллажа так, чтобы было видно и саму картинку, и яркое, приписанное сверху детской рукой слово «семья».