Моя Вифлеемская звезда

Я помню прошлое Рождество. Помню, как уехал домой, потому что родные, конечно же, оставались и остаются превыше всего, но как же скучал по тебе всю в каком-то смысле одинокую неделю. Да, я был в компании семьи, моей любимой, такой заботливой, семьи, но там не было тебя, отчего сердцу было невероятно одиноко — оно ныло, жгло, кололо от понимания того, что между нами снова, в который раз, океан. Как же я был влюблен в тебя, Трой. Я помню все наши разговоры по Скайпу во время той недели, которая казалась вечной, как и каждая минута без тебя. Все девять звонков, длящиеся то два, то четыре часа. И нет, конечно же, я не считал и не стремился запомнить эти уже никому ненужные цифры. Такое ощущение, что компании друг друга за то время, которое мы проводили вместе в туре, в моей квартире, в доме твоих родителей в Австралии, нам было мало. Теперь мне чертовски не хватает этого, хоть и упоминание тебя больше не вызывает у меня никакой боли. У моей семьи была некая традиция — ставить рождественское дерево не только в гостиной, но и небольшие искусственные елочки в комнате каждого, если нас можно так назвать, ребенка. И я помню, как во время первого за тот декабрь разговора, где мы могли контактировать только через экраны наших ноутбуков, я наряжал елку, установленную возле моего рабочего стола. Непременно я мог купить для нее новые игрушки, но не стал этого делать, и который год вешал старые, почти каждая из которых хранила в себе какую-нибудь историю. Я тогда рассказал тебе все, не пропустив ни одной, ностальгируя и посмеиваясь над их нелепостью. — Видишь, у этого ангела немного отколото крыло? — спросил я у тебя, не слишком близко поднося к камере смотрящего влево стеклянного ангела с арфой. — Я уронил его, когда При решил поиграть со мной именно во время украшения комнаты! — Хорошо, что хоть сам не упал, иначе раздавил бы своего же кота, — ты сидел в моей домашней футболке, которую я оставил у тебя в 2014, во время самого первого визита в Перт, и так и не забрал. Я немного нахмурился, пытаясь казаться обиженным, но, как всегда, не сдержал смеха. А еще мне пришлось принять тот факт, что высокие технологии еще не дошли до такого, и я не могу легонько ударить тебя в плечо прямо сейчас. Поэтому после хихиканья я лишь выдал негромкое «Хэй!» и вернулся к елке, игрушкам и детским историям. Помню, когда это занятие подходило к концу, я достал из коробки Вифлеемскую звезду, прищурился и немного затормозил, не отводя от нее глаз. Через пару мгновений я ухмыльнулся и поднял взгляд на тебя. — Вообще у этой звезды, как ни странно, нет особой истории, но, — я притормозил и улыбнулся, — но, я думаю, ты мог бы ей стать, Трой. Ты замер, а глаза из-за удивления стали круглыми. Чашка чая, почти поднесенная к губам, осталась в том же положении (я рад, что ты не сделал глоток, иначе потом винил бы меня в испачканных вещах). Затем ты улыбнулся, и, знаешь, ты говорил, что в мире не найдется улыбки, прекраснее моей, но в тот момент я понял, что у нее появился сильный конкурент, который, если быть честным, даже обошел ее. Сегодня, наряжая рождественское дерево, я вспоминаю каждую твою улыбку во время моих рассказов. Вспоминаю, как ты покраснел после моего заявления, прикрыл такие чарующие голубые глаза и шмыгнул носом. Ты плакал, но в то же время расплывался в счастливейшей улыбке влюбленного мальчика, немного покачивая головой и говоря, какой же я романтичный идиот, как ты безумно любишь меня. И сейчас, размещая звезду на вершину елки, я вспоминаю тебя, тоже плача и улыбаясь. Вспоминаю все наши моменты и то, как я был счастлив из-за тебя, а ты из-за меня. Я не перестаю быть счастливым, просто теперь я нашел другую причину, как и ты. Но такие мелочи, как игрушка на верхушке рождественского дерева, всегда будут хранить воспоминания. Воспоминания о тебе, моя Вифлеемская звезда.