Жизнь в подарок

      Юри задумчиво хмурится, улыбается вежливо-непонимающей улыбкой и грустно вздыхает. Виктору даже немного стыдно. Но он и правда не знает, чего бы хотел на свой день рожденья, не знает, что ответить на вопрос о подарке. Кажется, у него всё есть. С того самого дня, как он приехал в Хасецу тренировать Юри, у него есть всё — и намного больше. Как-то даже неправильно хотеть чего-то ещё. Да и не нужно.       Юри поджимает губы и откатывается к бордюру. После Гран-При они приехали в Хасецу отдохнуть от всего, но на лёд потянуло уже на второй день. Они не тренируют что-то новое, не думают о своих будущих программах — они просто катаются вместе. Движения в одно дыхание, в унисон, порой без музыки, просто под постукивание лезвий коньков об лёд.       Сейчас Юри рвёт эту музыку на двоих и нервно откручивает пробку на бутылке с водой. Пьёт — большими глотками, немного злыми, и Виктор, плавно подскальзывая к нему, осторожно обнимает его за талию и утыкается носом в шею.       Юри медленно отставляет бутылку, расслабляется, тает в его руках, льнёт — Виктора всегда сводит с ума такая реакция даже на самые невинные прикосновения. Яркая, бесконечная, невероятно влюблённая.       И от этого снова становится стыдно.       — Прости, я просто... Тебе так хочется подарить мне что-нибудь?       Юри поворачивает голову и немного прищуривается. Виктор невольно замирает, любуется таким вот подавляющим взглядом. Юри научился сиять и не бояться выплёскивать свои эмоции. И очень лестно думать о том, что это благодаря ему, Виктору, раскрылась вот такая чувственная сторона.       Юри улыбается уголком губ, и Виктор наклоняется, завороженный мелькнувшим кончиком юркого языка.       — Виктор... — голос у Юри глубокий, с небольшой хрипотцой. Виктору кажется, как он скользит по коже медово-пряной дымкой.       — Да?       — Ты вот уже такой взрослый будешь через пару дней... — Юри шумно вдыхает воздух, а Виктор же не может сообразить, как снова начать дышать. — И такой дурак, — едко прицокивает Юри языком и отворачивается, но успевает поддать затылком по носу. Но не отталкивает от себя, снова прижимается спиной к груди, и Виктор зарывается носом во взъерошенные волосы.       — Я уже получил свой подарок, — мурлыкает он и пробирается ладонями под чужую водолазку, греется об горячие бока. — Звать его Юри Кацуки. И каждый день он дарит мне жизнь.       Юри тихо сопит — довольно и нетерпеливо. У него краснеют кончики ушей, и Виктор весело дует на правое.       — Так что... В мой день рожденья... Просто дари мне её снова. Это и сделает меня самым счастливым.       Юри находит его ладони своими, переплетает пальцы и уж совершенно точно больше не дуется.       Двадцать пятое декабря наступает быстро. Его словно принесла за собой белоснежная метель, и после небольшой пробежки Виктор отогревается горячим какао — и шоколадным тортом. Семья Кацуки поздравляет его тихо и душевно, и Виктор чувствует себя словно укутанным в мягкое пуховое одеяло.       Раньше его дни рождения оборачивались шумными гулянками с множеством народа. Это было красиво, дорого и ярко. Это было так холодно.       Сейчас Виктор оттаивает — смаргивает пару тёплых слёз, и Юри, прильнувший к боку, тут же поворачивается к нему и обхватывает ладонями щёки.       — Виктор?.. — с небольшим испугом произносит он, и Виктор с улыбкой накрывает его ладони своими.       Юри вглядывается в его лицо с пронзительной нежностью, наклоняется осторожно, прижимается к его лбу своим, опаляет дыханием губы и кончик носа и рисует словами счастливый румянец:       — Я люблю тебя.       Юри говорит медленно, осторожно, буква «л» даётся ему милой «р», да и в слове «тебя» путается, ставит ударение на первый слог. Русскому языку его ещё учить и учить, и Виктор за секунду решает — учителем будет только он сам. Позволить это кому-то другому, огранить такое сокровище — ну уж нет.       — И я тебя, — выдыхает он. И Юри, конечно, его понимает — улыбается счастливо-счастливо, греет тёплым нежным взглядом.       И дарит жизнь.