Let it snow, let it snow, let it snow...

      Мужчина в светло-коричневом свитере выходил из кухни с тарелкой только что приготовленной пасты по особому семейному рецепту. Он очень любил это блюдо и готовил его всего лишь несколько раз в год, когда близкие собирались у него дома. Однако в этот раз он готовил только на себя, ведь сегодня особенный день. Сегодня он начнет творить чудеса.       Джованни Мартино в свои сорок три года жил один. Когда два года назад жена уходила от него со словами: «Ты никогда не повзрослеешь!», он улыбался. «И слава Богу…» — не раз говорил он себе впоследствии. И говорил это с давно забытой легкостью на душе. Ему не нравилось, как ее характер изменился через несколько лет после свадьбы. Не нравилось, что она все чаще называла его Джоуи. Джованни остался один, и если не радовался этому, то, по крайней мере, обрел долгожданный покой.       Именно поэтому песня «Let it snow» в исполнении Дина Мартина гремела на весь дом, а Джованни вторил ей на ходу. «But if you really hold me tight All the way home Iʼll be warm!» — с этими словами он прошел в гостиную и положил тарелку на стол. От нее шел пар, а соус источал аромат, уже заполнивший весь дом воспоминаниями Джованни о матери. Подойдя к окну, он с минуту любовался тем, как снежные хлопья покрывают крыльцо, почтовый ящик, дорогу, крышу соседского дома, украшенную мерцающими гирляндами. Продолжая бубнить под нос слова из песни, он сел за стол, чтобы приступить к трапезе.       Намотав на блестящую вилку немного пасты, Джованни приготовился насладиться вкусом, который покорил его еще в детстве. Однако этому явно было не суждено случиться. Сквозь знакомые аккорды песни до слуха хозяина дома доносился звонок в дверь. Джованни положил вилку на край тарелки, спешно приглушил музыку и пошел открывать дверь.       — Здравствуйте! Доставка для мистера Мартино, — произнес курьер, тяжело дыша. Он был одет в синий пуховик с логотипом службы доставки, а его серая вязаная шапка быстро покрывалась снегом.       — Да, это я.       — Тогда распишитесь здесь. И здесь. Я бы предложил занести коробку в дом, вот только боюсь снега вам натащить, — извиняющимся тоном сказал курьер.       — О, не беспокойтесь! Я справлюсь. Спасибо вам! — заулыбался Джованни, поднимая коробку, которая оказалась немного тяжелее, чем он думал.       — Ну, тогда приятного вам вечера! С наступающим!       — И вас тоже. Всего хорошего! — ответил напоследок Джованни, закрывая дверь ногой.       Уличный холод дал о себе знать: щеки и кисти рук покраснели. Однако Джованни не замечал этого. Не заметил он и того, что песня перестала играть. Он напрочь забыл о пасте, одиноко остывающей на тарелке. Его разум был увлечен посылкой, которую он ждал. Джованни открыл коробку, развернул упаковочную обертку и улыбнулся во весь рот. Он так и замер, глядя в коробку с по-детски счастливой улыбкой на лице. Застывшую в доме тишину нарушил шепот Джованни:       — Началось…

***

      Адам Нортон проснулся от странного звука. Он протер заспанные глаза и начал шарить рукой по тумбочке в поисках очков. Его сосед по палате ворочался в своей постели. Внезапно рука мистера Нортона наткнулась на какой-то угловатый предмет.       — Коробка, — буркнул он себе под нос. — С ленточкой, надо же. И бумажка какая-то.       Проигнорировав эти предметы, он надел очки, его ноги нырнули в тапочки и понесли его в сторону двери. Привычным движением пригладив отсутствующие волосы, мистер Нортон открыл дверь и вышел в коридор. Оказалось, он был не единственным, кого разбудил шорох из динамиков. Другие пациенты онкологического отделения медицинского центра имени Мишель Карсон уже вышли в коридор, некоторые держали в руках такие же коробочки и записки, как и те, что обнаружил на своей тумбочке мистер Нортон. Вдруг шорох сменился знакомым голосом доктора Мартино:       — Леди и джентльмены, возвращайтесь в палаты. Медсестры скоро к вам подойдут… И откройте уже коробки.       Джованни убрал кнопку с пальца, включил музыку и отстранился от микрофона. Улыбаясь, он устало опустил голову на руки, закрыл глаза и погрузился в сон, которым пренебрег минувшей ночью ради своей цели.       Днем ранее доктор Мартино, едва вернувшись с работы, взял перьевую ручку и небольшую стопку бумаги и начал писать на каждой из них одни и те же слова. Он писал идеальным почерком, который отрабатывал специально для этого случая, и не останавливался, пока не заполнил каждый лист. Уснул он там же, в кресле, сжимая пальцами ручку. Будто узники, бегущие из плена, капли чернил неумолимо падали с ее кончика на ковёр…

«Нам всем отмерен точный срок, Забудь сегодня ты о нем. В покрытый снегом праздник Сердца горят огнём. Огнём, что в детстве в нас горел, Когда бежали мы под ёлку. Сегодня никаких проблем. Мы праздник встретим смехом звонким. Дари улыбку — это просто! Мы все здесь в сказке: за окном Летят снежинки, точно звёзды. Как и в подарке, друг, твоём.»

      Мистер Нортон, дочитав последние строки, смахнул что-то с щеки тыльной стороной ладони. Покосившись на коробочку, на которой он и нашел лист бумаги с волшебными строками, Адам взял ее в руки и, с улыбкой глядя на соседа, читающего те же строки, начал развязывать ленточку. Вскоре он извлек из коробки прекрасный снежный шар. Поддавшись желанию как следует встряхнуть его, мистер Нортон, завороженный, словно дитя, любовался поблескивающими на свету снежинками, которые жили в своем стеклянном мире. Там, внутри, они беззаботно падали на небольшой домик с красными стенами и белой крышей, не зная, что человек, который держал их маленькую реальность в руках, умирал от рака. Они просто кружились в такт музыке, а мистер Нортон подпевал бархатному голосу, доносящемуся из динамиков:

«And the fire is slowly dying And my dear we weʼre still good-byeing But as long as youʼd love me so Let it snow! Let it snow! Let it snow!»