Слишком много покрасневших щёк

      После объявления результатов Гранд — При плакали абсолютно все: чувствительный Кацуки, несдержанный Виктор, грубый Яков, обессиленный Юрий, даже всегда спокойный Отабек, который почти не показывает эмоций, пустил слезу. Все были красные, с опухшими глазами и порозовевшими щеками.       319.53 Плисецкий кричал. Кричал громко, не прерывисто, до истеричного смеха и охрипшего голоса. Ответственность за всю Россию, такую большую и необъятную, за Родину, которая выбрала его для выступления, свалилась с плеч юноши и оставила, предоставив не одну спокойную ночь без кошмаров. Юрий каждый вечер давился едой, темнота подкатывала будто бы к горлу, напоминала, что вот, все верят в тебя, и любая оплошность может убить все. Падение в выступлении было непростительным, и Юрий после награждения стоял один в раздевалке. Слезы сами подкрались к глазам и хлынули наружу, забив на то, что под олимпийкой висит золотая медаль, обжигающая грудь прямо по центру.       Было очень стыдно, даже перед самим собой, что он обошёл Кацуки на какие — то сотые баллы. Если бы он не поднял руки вверх в момент прыжка, то был бы на втором месте. Какой позор для него, для человека, который хотел обставить японца так сильно, чтобы тот даже не смел думать о лёгкой победе. Однако теперь все иначе, и мастерство их колеблется на том, насколько они будут рискованно усложнять свои прыжки.       В помещение вошёл Отабек. Его щеки были красными, но не от смущения, а от жара, что настиг его уже после награждения. Да, Казахстан остался без медали, однако этот обидный проигрыш заставил его трудиться в тысячу раз сильнее, а в такие моменты тяжело жить без дружеской поддержки. Он искал Плисецкого везде: в туалете, в личных комнатах, в конференц зале — но не нашёл, поэтому решил идти в ту сторону, что ближе ко льду. И не прогадал.       Алтын также, как и Юрий, надел олимпийскую куртку поверх красивого восточного костюма и держал в руках того милого мишку, с которым стоял в момент выступления друга. Никто не видел, как Отабек разнервничался, как пустил слезу, как рванулся к бортику, когда Юра упал на лёд и закрыл своё лицо руками. Он видел, как светловолосый подросток сидит на коленях совершенно один, на этой огромной холодной площадке, и в сердце стало так одиноко и пусто от этого зрелища.       — Отабек, ты что делаешь? — голос Плисецкого был немного заплаканный, с громкими нервными всхлипываниями, немного дрожал, но в целом остался таким же не по годам взрослым и стойким.       Приятная ткань плюшевой игрушки щекотала щеки и шею победителя, и тот, незаметно для самого себя, засмеялся, заулыбался и начал игриво отталкивать юношу. В красивых зелёных глазах снова появилась детская искра, и это было одним из самых чудесных подарков, который Юрий мог подарить своему другу.       — Это не Отабек, — его голос не был суровым, как раньше, — это мистер Медведь.       Они стояли и улыбались, словно их не разделяло два призовых места в общем зачетном списке. Плисецкий хохотал, а Алтын вёл себя, как ребёнок, лишь бы рассмешить Юру.       — Не грусти, — после подобной забавы, которую казах бы никогда не позволил себе при других, он с полуулыбкой протянул ладонь к другу, ухватив его подбородок длинными пальцами, — ты был лучшим из всех за эти два дня.       — Это нечестно. Я упал, — этот момент в выступлении запомнился огромным синяком на бедре юноши, — мне было тяжело встать. На секунду я решил, что заведомо проиграл.       — Ты слишком сильно накручиваешь себя, — Отабек погладил кожу Юрия, а тот, словно домашний котёнок, вжался в ладонь юноши, — ты смог встать, прыгнуть не один раз, заставить всех кричать от радости и получить золото. Этого мало для оправдания?       Они замолчали. Повисла неловкая тишина, разделяемая вздохами. Алтын смотрел на это маленькое холодное солнышко с аккуратно заплетенными косами и недлинным хвостом, с эстетично прекрасными бровями и вздернутым носом, с тонкой талией и плечами, которые, как обычно, у подростков его возраста начинают становиться шире и мужать, с простодушным выражением глаз и искренней улыбкой. От Плисецкого пахло лаком для волос, потом и немного одеколоном, кожа была юношески чистой и гладкой, и Отабек ещё раз провёл большим пальцем по щеке.       Два парня стояли и молчали. Невысокий подросток, шумный, обидчивый, ограждённый от своих сверстников каждодневными занятиями. Широкоплечий, рассудительный, спокойный, молча наблюдавший за первым все это время. Они стояли и смотрели друг на друга, пока второй не сделал шаг ближе и не поцеловал тонкие влажные губы первого.       — Тебя посадят, — Юрий обнял Отабека за талию и прижался лицом к его груди, скрывая свои красные щеки.       — Они покраснели. Я тоже красный. Это прекрасное чувство, когда любишь их, — закончил свой красочный рассказ Виктор, и вся аудитория застыла в неловком молчании. Кацуки ударил Никифорова ногой под столом, а тот лишь развёл руками, — ну, а что? Я и не так написать могу.       — Ты извращенец, — крикнул Плисецкий с другой стороны банкета, жутко покраснев и размахивая руками, — как ты можешь такое писать про нас! Придумывай истории про себя со своей свинушкой.       — У меня есть одна, — Виктор открыл другую вкладку заметок и начал читать, — одним холодным утром, когда…       — Заткнись!!