Если простишь себя

Рафаэль гнал ее через полгорода, позволяя иногда ускользать, чтобы вдохнуть хоть один миг подобия безопасности, а потом вновь окатывал, как из ведра, ужасом настигаемой жертвы. Он заставлял дышать им вместо воздуха, покрываться, как липким потом и двоить в глазах очертания предметов. «Скажи мне, Караи, моего брата гнали так же, когда у него уже не было сил даже просто сдвинуться с места? Он так же бежал и прятался, зная, что не сможет уйти?» Красная черепаха шумно втянула воздух дрожащими ноздрями, улавливая знакомый запах страха. «А он боялся твоих людей? Как тебе быть на месте того, с кем ты так желала сравняться? Ты же хотела этого девочка, - встать вровень и превзойти…» Он не спешил, и, услышав через два лестничных пролета тяжелое, сбитое гонкой дыхание, тоже остановился, давая жалкое ощущение возможности оторваться от погони. «Как ты думаешь, Лео вот так же как ты сейчас замирал в неподвижности, давясь остатками кислорода и ложной надеждой, что обойдется?» Рафаэль поймал луч света на отполированном до зеркального блеска лезвии и послал вверх солнечного зайчика. «Боишься? И правильно делаешь, девочка!» Он издал намеренно громкий рык, оповещая ее о продолжении погони и побежал вверх по лестнице, легко прыгая через ступеньки. Караи прянула, как тень, вперед, стремглав поднимаясь вверх, к единственному доступному ей пути выжить – аварийному люку на крыше здания. «Я не хотела всего этого! Я просто… просто мне нужно было доказать отцу, что я лучше. Если бы он не взял эти угли, ничего бы этого не было сейчас. Это он один, а не я, виноват во всем!» Девушка вырвалась на крышу и огляделась. Все, бежать дальше некуда. Он знал, куда ее гнать. На самом деле не было никакого даже призрачного шанса на спасение, - Рафаэль просто играл с ней, как кошка с подыхающей жертвой. Он мстил. Как Караи когда-то давала право своим ниндзя гнать через весь город черепашьего лидера, устраивая настоящую охоту, так и черепаха в красной бандане теперь охотилась на нее. Он не пожалеет и не простит, не будет ничего понимать, потому что когда в его полумертвого брата кидали звезды, его тоже никто не жалел. Ни у кого не дрогнуло сердце, когда Леонардо загоняли на стройку без воды и пищи, лишая возможности прийти домой и там получить помощь. Так отчего же теперь должна вдруг проснуться совесть у этого чудовища, которое не дает ей покоя. Он гонит и гонит ее, не приближаясь настолько, чтобы стать откровенно опасным, но и не давая долгих передышек. Ровно столько, чтобы не свалилась от истощения, звериным своим чутьем вычисляя предел человеческих возможностей. Без сна, без еды, с опаленным жаждой горлом и сбитыми в кровь ногами, Караи застыла на крыше небоскреба, понимая, что всё. Теперь он ее загнал к черте смерти. Раф выскочил из люка и легким кувырком подкатился к девушке. Поднялся, лениво перебрасывая в руке сай и улыбнулся. Такая улыбка могла бы быть у смерти, приди она в облике черепахи сперва мучить, а уж потом забрать с собой. - Здравствуй, сестричка. - Рафаэль… - дрожащее рычание в первом слоге и почти просьба в последнем обманчиво мягком «эль». Какой же бес дал ему это имя? Именно ему, ведь у остальных все попроще… Донателло – в самом звучании строгая гармония, почти что геометрия мировоззрения. Нет острых звуков, но тепла тоже нет. Гений бы понял ее сейчас и дал возможность все объяснить. Микеланджело – гораздо мягче и нежнее. В нем хаос мешается со светом и деструктивом, с теплом летнего ветра и запахом пригоревшего сыра на корочке пиццы. Он бы не стал мстить и пожалел ее. Леонардо – просто холодно. Тупо бездумно холодно, наверное, потому что думать о нем тепло у Караи не получится никогда. Ведь это он один во всем виноват. И все же… в этом имени строгость и доброта… это его вечное понимание. Он бы простил, будь он проклят! И Рафаэль… Выбивается из всего, как гранит среди полудрагоценных пород. Он им не подходит, он чужой среди братьев своей неотесанностью, грубостью и злым нравом, который не способен держать в узде. Они – черепахи, а Рафаэль – демон. Не поймет, не пожалеет и не простит. Он подходит Караи, - такой же одинокий, такой же недовольный этим миром и раскладами в нем. Так же не оцененный отцом. Так же стремящийся получить то место, которое занял в душе родителя и в жизни Леонардо. «Даже крыса с Мастером оценили его одинаково, ставя поперек самых преданных на первое место! Мы так похожи, Рафаэль! Отчего же между нами пропасть?» - Мы похожи с тобой, Караи, - негромкий голос с рваной хрипотцой гипнотизировал, как взгляд удава. – Знаешь, было время, я тоже хотел с ним сравняться и превзойти. Стать первым. Винил отца, за то, что так несправедлив. Ненавидел за эту внутреннюю силу. Девушка сглотнула и сделала шаг назад. Еще один крошечный, чтобы упереться в высокий парапет. Рафаэль подошел ближе, рассматривая ее ласково и очень нежно, даже с какой-то грустинкой в беспощадных зеленых глазах. - Я же виноват-то не меньше твоего, сестренка, - мощные пальцы с изломанными и обгрызенными ногтями взяли ее руку и погладили грубыми подушечками тонкую кожу на запястье. – Я же мог тогда влезть. Ну что бы ты мне сделала? Караи подняла глаза, чувствуя, как от его прикосновения по телу бегут мурашки, а на затылке поднимаются волосы. Рафаэль бережно вложил в ее пальцы рукоять сая и сжал поверх своими. - Чувствуешь это тепло? – он наклонился так, что его шепот шевельнул прядки на виске девушки. – Сталь нашего оружия всегда так ласкова с нами. Как она греет руки, как верно и нежно ложиться в ладонь… все мы любим это ощущение тяжести клинка, потому что оно дарит силу. Ты же понимаешь, меня, потому что ты тоже воин. Караи перебрала в пальцах оплетку длинного штыка и горько усмехнулась. Да, она понимала. Правда саи были чужды ей своей убогостью и жесткостью техники – она предпочитала катану. «Как Леонардо». Горькая и колкая мысль уязвила растравленное сердце. В этом она тоже не смогла бы с ним сравниться. - Согрей рукоять живым теплом своей ладони, - Рафаэль чуть отстранился и погладил ее пальцы, пристально глядя в глаза. – Почувствуй это ответное пение стали… в последний раз. Караи вскинула глаза и уперлась в вешний лед взгляда напротив. Он улыбался ей уголками губ, но глаза оставались ледяными и бешеными. Рафаэль страшен своей непредсказуемостью. Донателло поймет, Микеланджело обругает, Леонардо простит… а что сейчас сделает это чудовище? Убьет? Слишком милосердно для него. Искалечит и бросит здесь умирать?... Пожалуй, и это было бы милосердно. Тогда что?.. Рука черепахи надавила на плечо, заставляя девушку сесть. Сам огненный демон расположился напротив, скрестив по-турецки ноги. - Я раньше думал, что превзойти Лео очень просто, - Раф стряхнул с панциря рюкзак и начал в нем копаться. – Всего-то и надо быть сильнее, быстрее и лучше владеть оружием. Он выложил перед Караи небольшую треногу и водрузил на нее жаровенку. - Потом оказалось, что надо еще уметь заботиться о родных. Зеленая трехпалая кисть разложила по металлической плоской тарелке черные угли. - А еще надо смирять свою гордыню, отвечать за чужие поступки, принимать на себя целый ворох обязанностей. Раф щелкнул зажигалкой, припаливая тонкие хвойные веточки, выложенные поверх углей, и поднял на Караи глаза. - Я бы смог это все, как и ты, ну кроме, пожалуй, гордыни. Но и этого оказалось мало. Нужно прощать, любить и верить наперекор всему. Девушка всмотрелась в зеленую радужку и отчетливо уловила плясавшее по ее кромке безумие, от которого становилось дурно, потому что оно так остро сочеталось с ласковым голосом. - Я старался, Караи, так же как ты, доказать своему отцу, что ничем не хуже, что могу даже больше, чем этот молчаливый зануда со своей вечной меланхолией и моралями. Я тоже хотел заслужить самое большое место в его сердце. И, так же как и ты, потерпел неудачу. Он подул на костерок, дожидаясь, когда схватятся и начнут тлеть угли. - Мастер выбрал его. Знакомо, правда? Девушка загипнотизированно кивнула. Еще как знакомо! Сколько она выслушивала восхищенных слов от своего отца этой невыносимой черепахой, сколько стремилась соответствовать… как хотела сломать и уничтожить… - Рафаэль, - тихо-тихо произнесла она. – Как же жить с этим? Красная черепаха снова улыбнулась ей и погладила по голове, отчего девушка вздрогнула. - Просто, сестренка. Очень просто. Расплатиться и жить. Разница между мной и тобой лишь в одном. Я любил его всегда до безумия, а ты – ненавидела. Мы две стороны одной жажды. Хотели превзойти, доказать, подняться выше звезд, проклинали за то, что нам с тобой не дано быть такими же. Все чего я хочу – это прощения. Лео не виноват, что родился таким, а мы с тобой очень-очень виноваты. Мы не хотели это принять, и разница лишь в том, чем и кому из нас расплачиваться. Полированное лезвие граненого штыка воткнулось в один из углей, и Караи вздрогнула. «Как в сердце». - Ты дала ему в руки наши души, не спросив, хотим ли этого мы, его братья. Хотим ли свободы и жизни такой ценой… Рафаэль приподнял уголек над огнем, повертев его в пламени, и снова подул, позволяя красно-рыжему разгореться еще жарче. - Смотри, - он снова улыбнулся. – Это твое сердце. Что мне с ним сделать, Караи? Хочешь, отдам тебе в руки? Или мне сбросить его с крыши? Или сжечь в костре? Второй сай уперся девушке под ребро, заставив на секунду перестать дышать. - Я же хотел убить его, - голос вдруг упал до низкого сдавленного рычания. – Потому что поверил тебе. Ты хоть понимаешь, дура, каково с этим жить? Караи посмотрела еще раз в зеленые глаза, заставив себя оторваться от рдеющего уголька. В их глубине смерзшимся комом лежала вина. Безумная вина, безумная преданность и безумная любовь. У Рафаэля все так – через безумие. Терзаемый своими чувствами, так же как и она, разрываемый на части, не имеющий сил найти примирение с самим собой, в этот миг подземный ниндзя показался ей самым родным существом на планете, - собственным отражением, близнецом ее души. Он шел через искаженную память, ведомый этим безумием, тонул в нем и выбирался, чтобы окунуться снова. - Вот этот сай, взял и всадил под ребра… и посмотрел в глаза… - Раф сжал рукоять до того, что костяшки побелели. – Как думаешь, кто из нас больше виноват? Я – тем, что доверился, или ты – тем, что солгала? Я обрек на проклятие свою душу, подняв руку на брата, ты отравила свою ненавистью. Мы оба виноваты, Караи, вопрос лишь в том, как это принять и у кого просить прощения. Ты можешь себя простить? Я вот – нет. Малахит и гагат. Столкновение двух несбывшихся надежд, двух ярких чувств в одном желании, двух криков об одном и том же, но на совершенно разных языках. - Так ты убил его? – голос Караи едва дрогнул в какой-то робкой и больной надежде. - Мой ответ ничего для тебя не изменит, – Раф взял девушку за руку и крепко сжал тонкое запястье. – И для меня – тоже. Он тряхнул сай, сбрасывая с него уголь, и обнял пальцы Караи поверх рдеющего огненного сгустка, отведя глаза. В первый миг дочь Шреддера смогла стиснуть зубы до того, что перед глазами вспыхнули искры и раздавить об них рвущий горло на части вопль. Ей показалось, что в ладони взорвалась новая вселенная, ледяная, огненная и убивающая одновременно. В кожу воткнули тысячи крошечных раскаленных заноз, которые стремительно прорастали сквозь нее в каждый нерв и каждую клетку, выворачивая все наизнанку. А потом она забыла обо всем. О своем сердце, о крыше и о высоте, о Рафаэле и его словах. Из глаз брызнули слезы, разорвав упрямо сжатые губы сиплым задавленным криком, и девушка инстинктивно рванула руку на себя, стремясь избавиться от боли и опаляющего жара, но трехпалая кисть держала крепко. - Не плачь, сестренка, - Раф улыбнулся ей и взял такой же уголь второй рукой. – Я же сказал тебе, что виноват не меньше. Вместе и платить будем… Здорово было бы, если бы нас с тобой хоть кто-то простил сейчас, правда… А в небеса не докричаться, там все глухие и онемевшие. Нам оттуда никто не даст знать, достаточна ли расплата. Твои слезы и моя боль не сделают легче Лео… так что не плачь… Караи почти не слышала его, наполовину оглушенная болью, наполовину своим собственным осознанием, что же она тогда наделала. Хотела загнать себе под ноги и растоптать, уничтожить… не стать сильнее, а просто избавить мир от того, кто во столько раз превосходил ее своей внутренней силой…И именно этим она сделала себя лишь еще более ничтожной перед ним… Чьи-то руки вдруг разорвали захват Рафаэля на ее кисти, и короткий крик ворвался в сознание, заставив распахнуть глаза. - Раф! Я же просил тебя! Леонардо вырвал из ладони брата рдеющий огонечек и швырнул его в сторону, потом резким рывком разжал пальцы девушки, уже прикипевшие к углю и вытащил его, сжав в кулаке. На Караи он даже не смотрел, впившись взглядом в глаза своего младшего брата. Рафаэль тихо рыкнул на него, сжал и разжал обожженную руку и промолчал. Откуда он тут взялся, его несносный брат, которому положено лежать дома в постели? - Я же просил… Раф дернул Лео за руку и вытряхнул из ладони раздавленный уголек. - А я просил не вмешиваться. Ты не понимаешь, зачем я это делаю. Тот сморщился. - Да, не понимаю. Не понимаю, зачем мучить, зачем унижать и делать больно ей и себе самому…Зачем? «Нам не понять иначе, Лео…» Рафаэль поднял голову, криво усмехнувшись брату. Караи смотрела Леонардо в спину, с трудом веря происходящему и бездумно тронув обожженную ладонь. «Ладно, тогда. Он защищал своих родных, я могу это понять. А сейчас стоит, закрывая меня от своего брата…Что же там за душа-то должна быть, чтобы не захотеть с ним вместе сейчас отомстить мне за все, что я сделала? Я бы так не смогла… я никогда так не смогу». В сердце, и так изодранное в ветошь сомнениями, терзаниями и разочарования, острым сюрикеном прилетело чувство вины. Рафаэль был прав, сказав, что оба они виноваты одинаково. Вот только не перед Леонардо, который и не злился-то ни на нее, ни на своего невыносимого брата. И ей и огненному демону черепашьей команды нужно самим себя простить… а как? Как простить себе все эти мысли? Как простить свои поступки, когда тот, кого ты гнала на тот свет, сейчас примчался защищать тебя? Стоит и морщится, держась за забинтованный бок, но глаз не отводит, пытаясь вколотить своим взглядом в голову бешеного брата какие-то неведомые истины. Как простить, когда ты причинила столько боли, а тебя избавили и от ее крупиц? Как простить себе, что ты отобрала все у того, кто этого не заслужил? Рафаэль что-то кричал брату, но она не могла разобрать ни слова, так же как и ответы черепашьего лидера, короткие, через резкие вдохи и выдохи. Они спорили, а она смотрела и не могла заставить себя подняться и ускользнуть, потому что стало вдруг не зачем. И дело не в обгоревшей руке, которая рвалась истошным больным криком. Дело в свалившейся вдруг на плечи неподъемной скале. Рафаэль сказал, что в небеса не докричаться и прощения не попросить… Хорошо, что так далеко и не надо. - Леонардо, - Караи медленно поднялась, прерывая их разговор. – Прости меня за то, что я сделала. Лео обернулся и уставился на нее, буквально пригвоздив к месту. Мучительно долго смотрел, словно искал что-то в ее глазах, а потом едва заметно кивнул. - Прощу, - тихо сказал он. – Если сама себя сможешь простить однажды. Он шатнулся и вдруг осел на бетон. Рафаэль тут же оказался рядом и, буркнув «придурок», осторожно поддержал его. Лео тяжело привалился головой к плечу со шрамом в виде иероглифа и вымученно улыбнулся, благодаря глазами. - А для меня ты ни одного словечка не найдешь? – бешеный ниндзя сердито и тревожно оглядел брата. – Мне типа прощения и не надо? - Холодно, - Лео прикрыл глаза. – Раф, я домой очень хочу. Рафаэль вздохнул, поднырнул ему под руку и поднялся, дергая за собой. Бросил на Караи долгий взгляд, приправленный странной усмешкой, и прыгнул прочь, увлекая за собой и своего лидера. «Вот так, сестренка, у тебя так же, - все через боль. Иначе ты не умеешь». Девушка долго смотрела им вслед, потом опустила взгляд и уставилась на свою обожженную ладонь, местами сгоревшую до мяса. Она знала в этот миг совершенно точно, что уже не сможет вернуться к отцу, не сможет больше жить в клане и ради него, добровольно обрекая себя на изгнание. Когда будет становиться совершенно невыносимо и больно от разочарования в мире, людях и всей вселенной, она станет смотреть на этот шрам и вспоминать черепаху, чьи ладони украшены точно такими же. Великого воина, сильного лидера, мудрого брата и милосердного врага. Того, до кого ей далеко, как до звезд. И она не умрет, пока не достигнет этой высоты. «Спасибо тебе, Рафаэль, что дал мне возможность понять это и так хорошо рассмотреть».