Новая планка

До двери номера оставалось несколько метров. Юра проделал их с гордо выпрямленной спиной. К счастью, угрюмому лицу в его исполнении никто не удивился бы. Последние шаги показались вечностью. Наконец, захлопнув жалобно пискнувшую замком дверь, он скинул ботинки — нога об ногу, проковылял в комнату и рухнул по диагонали на кровать. Мышцы привычно ныли. Безжизненно полежав пару минут со свисающими ногами, он собрался с духом, перебрался на подушку, подтянул колени к подбородку. Это была не та боль, чтобы вызвать слезы. Случалось и побольнее. Да и плакать он все равно не мог, словно парализованный от накатившего ужаса. Вслух он мог сколько угодно посылать всех матом и отмахиваться от вопросов, как его растущий организм справляется с нагрузками. А себя как матом пошлешь? Было очень страшно. Где-то на задворках мозга сидел вредный маленький Юрка, который противным голосом твердил: «Так тебе и надо, не слушаешься тренера, так тебе и надо, лезешь из кожи вон». Юра не мог не лезть из кожи вон. Ну, в конце-то концов, весь гребаный спорт на этом держится. Умри, но сделай лучше, чем соперник. Кому он нахрен будет нужен, если начнет себя жалеть. Сегодня он откатал короткую программу, оторвавшись от соперников достаточно внушительно, чтобы Яков, смерив его хмурым взглядом, потребовал назавтра пощадить себя и не прыгать этот долбаный сальхов, который всю кровь из него высосал. Из них обоих. Да щаз. Разбежался уже фору давать. Кому? Кацудону в розовом? Или может, его упоротому дружбану с хомячками? Какого черта он вообще полез читать эти статьи. «Русская фея», блин. Задолбали уже каркать, что он якобы вот-вот надорвется. В дверь номера постучали, прервав сопли. Да любись оно коньком. — Кого там принесло? Можете валить обратно! — рявкнул Юра, не поднимая головы. — Это я, — негромкий уверенный голос. Пиздец. Юра взял себя в руки, пошел открывать. — Сорян. Не хотел тебя посылать. — он посторонился, пропуская Отабека в номер. — Ничего, — невозмутимо ответил тот, — поздравляю. Ты так быстро ушел, что я не успел тебе ничего сказать. — Извини, — Юра наклонил голову, чувствуя, что краснеет. Долбаная тонкая кожа! Чуть что — он уже Дедушка Мороз с румянцем во всю щеку, достало! — Ничего, — повторил Отабек, — как насчет поужинать где-нибудь, где ты не захочешь никого посылать? Юра в красках представил, как обувается, выходит из номера и еще пару часов где-нибудь шевелит ногами и держит спину прямо. И все это позорище наблюдает Отабек. Лучше сбегать к кацудону, благо, номер голубков близко, одолжить фамильную катану и сделать сэппуку. Отабек терпеливо ждал. Пауза неудобно затягивалась. Черт. Если сказать ему «нет, извини», он опять ответит «ничего», развернется и свалит. Как объяснить ему, блин, что происходит, и попросить остаться, не скатываясь в гребаную ваниль? — Слушай. А если мы сюда закажем что-нибудь? Лапшу там, или не знаю, тут дохрена вокруг забегаловок с доставкой. И у меня я точно не захочу никого посылать, — добавил он, борясь с желанием нервно сцепить руки. — Хорошо. — Отабек аккуратно повесил куртку на крючок. — Я закажу? Что ты будешь? — Не знаю. Что-нибудь, — Юра сел на краешек кровати. — У тебя все в порядке? — Отабек опустился рядом, внимательно посмотрел на него. — Да. Нет. Слушай, я тебя даже не спросил, как ты после падения. Ты так долбанулся локтем... — Юра усилием воли не стал прятать лицо за волосами. — Спасибо, я нормально. Что произошло? К тебе опять лез Леруа? — Нет, он на пушечный выстрел больше не подходит. Что ты ему сказал? — Неважно. — Отабе-е-ек, — Юра пихнул его кулаком в бок. — Ну, ты же не говоришь, что у тебя случилось. Юра открыл рот, чтобы заявить «ничего», но тут же передумал. Во-первых, если ему задают такие вопросы, значит, он где-то прокололся. Во-вторых, хрен его знает, как Отабек истолкует его вранье. Ну да, а что сказать-то, чтобы не начать жаловаться? — Я просто немного устал, — выбрал он наиболее мягкую формулировку. — Да, ты выложился от души, — ничуть не удивился Отабек. Юра вздохнул, не зная, что ответить цензурно. Очень хотелось вцепиться в него, вывалить на его голову свои сомнения, расспросить, как сам Отабек преодолел долбаное взросление и гребаную перестройку организма. Ну все через это проходят. Как-то справляются же. Чего он тут сопли разводит. — Ты ходил к физиотерапевту? — Что? — встрепенулся Юра. — Понятно, не ходил. Почему? На язык запросилось сразу несколько ответов. Поскольку с равным счетом лидировали «да нахуй» и «я боюсь», удалось не произнести ни одного. — Я не хочу тебя допрашивать, — по-своему истолковал его молчание Отабек, — тем более, сегодня ты вообще с трудом отвечаешь на мои вопросы. Просто хотел помочь. Юра сглотнул. От этой его прямоты хочется сбежать, спрятаться. Или нет, уткнуться в плечо и разрыдаться. Да ну нах. Он постарался выпрямиться. Какого хрена его тут кидает по эмоциям как беременную Лероиху? — Извини. Пожалуй, мне действительно нужна твоя помощь, и я рассчитываю на твое молчание, — начал он максимально твердым тоном, — я обязательно обращусь к врачу, это моя карьера, все-таки. Но прежде хотел бы знать, к чему мне готовиться вообще. Как ты сам справлялся с поддержанием формы во время взросления? — Ну, во-первых, я не ставил себе новую планку ежедневно, — задумчиво проронил Отабек, глядя на него особенно внимательно, — а еще я не вытянулся на семь сантиметров за такие ненормальные сроки. Так что не уверен, что можно полностью сравнивать. Но мне тоже было трудно, да. Знаешь, мне помогал массаж. Хочешь, я сделаю тебе массаж? — Бека... — Юра нервно сжал в кулаке подвернувшийся под руку край одеяла. Черт. Массаж. Он будет лежать тут раздетый, и Отабек будет делать ему массаж. — Я умею. Помнишь, я тебе про курсы первой помощи рассказывал... — Я не сомневаюсь, что ты умеешь, — перебил его Юра. Отабек посмотрел на него так, словно хотел спросить «что тогда?», но передумал. И хорошо. Юра не представлял, как описать ему свой взгляд на концепцию подобной, хм, первой помощи. Он ведет себя как распоследний придурок. Блин, Плисецкий, ты здоровый лось, хрена ты мямлишь и краснеешь? — Нам надо поговорить. — Я с тобой говорю, — терпеливо заметил Отабек. — Да. Слушай, я веду себя с тобой как дебил. И ты меня точняк пошлешь сейчас. — он глубоко вдохнул. Еще не поздно заткнуться и заказать, наконец, пожрать. — Слушай, я не могу так. Получается, что я тебя обманываю. Ты кремень просто. Настоящий мужик. И воин, да. И ты единственный, кому я ни разу не хотел вломить в табло с ноги. А я тебе херню какую-то заливаю, ломаюсь как тульский пряник. А ты про массаж... а я двинусь крышей нах, если ты мне будешь его делать. Короче, я сам не верю, что говорю эту сахарную муть вслух, но я тебя люблю. Извини. Китайской лапши не будет? Отабек почти не изменился в лице. — Лучше китайские овощи, наверное, нам обоим надо следить за формой. Я тебя тоже. Мне кажется, массаж тебе все-таки не повредит. Юра молча смотрел на него. То ли заорать, то ли заржать, то ли сделать такую же каменную морду... — Серьезно, что ли? В Барселоне ты предлагал мне дружбу... — С тех пор мы немного поближе познакомились. — Блядь, — Юра вцепился в его рукав, фыркнул в плечо, — да мы оба дебилы. И ты молчал. — Решил позволить тебе разобраться самому. — И что теперь будет? — Массаж, ужин, отдых. У нас обоих произвольная программа. Ты хочешь, чтобы мы оба получили медали, или нет? — Не смешно, — Юра снова фыркнул, пихнул его в бок. Отабек обнял его, и Юра заерзал, устраиваясь поудобнее. Под теплыми руками и спина как-то меньше болела, — как у тебя получается? Я столько понапридумывал. Отабек промолчал, только усмехнулся ему в висок. — Я хотел, чтобы у нас все было по-человечески. Не так, как у кацу... Кацуки. «Давай поженимся, давай расстанемся, давай тренируй меня, давай не заливай, нифига не помню». — Будет, — пообещал Отабек. Даже если он сам не поверил в то, что сказал, все равно звучало убедительно.