Она и Он

Она. Я остекленевшим взглядом смотрела в окно, медленно глотая белое вино, редкими волнами колыхающееся в моем прозрачном бокале. Яркий свет разноцветных лампочек дискотечного шара на потолке разливал отсветы на ближайший стол через призму стекла бокала. Сейчас мне было абсолютно наплевать на всё, особенно на то, что мои чересчур весёлые коллеги по офису надрывно кричат песни, высоко задирают колени в такт музыке, расплёскивая случайными хаотичными движениями свой оставленный на столе алкоголь. Это корпоратив компании по поводу значимой даты. Что ж с них взять?! Я не виню их в том, что они хотят, наконец, уйти от каждодневной бумажной, и не только, рутины и углубиться в мир радости и веселья, забывая обо всём, что может скручивать в узел их душу. Это вполне естественно, но мне-то сейчас всё равно. Моё тело в данный момент находилось вполне самостоятельно на вечеринке, но мой мозг тихонько сидел в своей черепной коробке, подперев себя воображаемыми руками, и глубоко вздыхал, размышляя и анализируя поступки хозяйки. Несколько дней назад я поссорилась с Майклом. Но вот, собственно, зачем я это сделала?! Приступ мимолетного эгоизма и такое же ощущение подрезанных крыльев… одна сплошная дорожка глупости. Хорошо помню, как его серо-голубые всепонимающие глаза, задумчиво-спокойные, глядящие с мягкой теплотой, несмотря на почти стальной оттенок, смотрят на меня несколько снисходительно и видят, как мои губы позорно подрагивают и поджимаются в детской обиде. Помню, как ненавидела это в нём в тот момент. Я тебе не какая-то маленькая девочка, за которой нужен глаз да глаз, которой беспрерывно нужна нудящая опека с примесью давящей заботы. Не хочу, чтобы мной командовали на каком-то странном отцовском уровне. Не хочу, чтобы расспрашивали о каждом шаге, что я делаю на улице или в магазине, на работе, в перерыве.… Хочу дышать свободно, хочу быть свободной, чтобы, как говорится, волосы развевались на ветру. Хочу чувствовать свободу выбора и действий, быть собой, делать то, что нравится мне… Мне становиться больно из-за резко сжимающегося в адреналиновых волнах сердца. Я тяжело сглатываю последние капельки вина и без каких-либо эмоций на лице тянусь за бутылкой, чтобы налить ещё. Голова потихоньку тяжелеет - воспоминания не такие уж приятные, особенно если прибавить к ним алкоголь. Я помню толчок в тёплую упругую грудь, настойчиво приближающуюся ко мне, и громкий хлопок дверью. Я высказала всё, что чувствовала в тот момент, не оглядываясь на возможные последствия и чувства не чужого мне человека. Я снова посмотрела в окно. Там в красивом белом танце кружились первые зимние снежинки, которые будто дразнили друг друга, изображая желание ухватиться за чужие снежные ручки, но затем отскакивали, уходя к другому партнеру. Приступ эгоизма.… Давай-ка разберемся. Если ты так хотела свободы, почему позволила занять приличного размера место в своём сердце? Может, потому, что ты устала скакать в одиночку в закат, пуская волосы по сильному ветру? Или, может, потому, что тебе не хватало той теплоты и заботы, что даёт тебе Майкл, этого принятия им всех твоих детских и безбашенных поступков, таких его впитывающих твою разную, физическую или душевную, боль рук? Ты упрямо твердишь себе выдуманную истину, что не нуждаешься в ласковом отношении, но душевно ноешь и гудишь, что без этого ты пропадёшь. Определись с окончательным решением, в конце концов. Не мучай того, кто готов жизнь отдать за твоё благополучие. Перед глазами снова встаёт вечер, когда я, громко хлопнув дверью, вылетела на морозный воздух, удивительно быстро поймала такси и всю дорогу сверлила злобным взглядом мокрых глаз ни в чём не повинное сидение водителя. Помню, как затрезвонил телефон, высвечивая имя любимого, как я готова была выкинуть аппарат в приоткрытое окошко машины, но сдержалась, зная, что такие вещи нынче не дёшевы, и с холодным коварством с силой нажала на кнопку отбоя. Пусть сколько хочет, столько и названивает, гнобитель свободы. Я содрогнулась, приходя в себя. Воспоминания стыдливо прожигали дыры в моей душе, заставляя судорожно вдыхать воздух. Какая неадекватная злость была тогда, и как она же вжимает меня в пол сейчас, но уже совершенно в другом русле. Перехватив плотнее бокал, я в несколько больших глотков снова осушила прозрачную емкость. Моя дурацкая особенность – сначала натворить дел, а потом заниматься бичеванием до кроваво-красных рубцов своей собственной души. Я поморщилась, вливая в себя уже третий бокал. И я точно не знала, зачем столько сейчас выпивала. Может, не хотела чувствовать ту вину, что грузно висела на моих плечах и плавно закрепляла меня в стальных тисках. Но мало того, что мои чувства не притуплялись «зеленым змием», так еще и, наоборот, усугубляли положение. Через ватную призму алкоголя я ощущала неведомую нравственную силу, которая жаждала надавать мне крепких пощёчин. Глаза мои увлажнились, в носу защипало. Что ж ты за мазохистка такая?! Я покрутила головой, возвращая мысли на место. Покопавшись в праздничных черных брюках, я выудила из кармана телефон, освещая своё покрасневшее лицо. Мне было ужасно жарко, лоб и шея сзади покрывались противным холодным потом, пускающим судорожные мурашки по спине. Мне определенно хватит пить. Я дрожащими пальцами потыкала по кнопкам, открывая в меню сообщения. Новых не было. Последняя смс-ка от Майкла была в день моего детского взрыва и гласила она: «Прости, если обидел. Тебе нужно время? Хорошо. Просто позвони мне, когда опять захочешь меня увидеть. Я люблю тебя». Мое сердце сжалось, и я снова и снова читала это сообщение. Я почти видела выражение его лица, когда он писал мне её: чуть нахмуренные, аккуратной дугой брови, говорящие о том, что он совершил непростительную ошибку, задев меня своими словами или поступками (хотя он был совершенно не виноват в моем эгоизме), сосредоточенный взгляд, пока пальцы скользят по кнопкам телефона, набирая текст и несильно прикушенный зубами язык, покоящийся за светло-розовыми мягкими губами. Это выражение частенько бывало на лице Майкла, когда он чувствовал вину или удерживал внимание на чём-то очень для него важном. Вспоминая сейчас его миловидное (но не красивое, не как у типичных мачо) лицо, его искрящиеся радостью глаза, солнечную улыбку во все тридцать два белых зуба, я почувствовала, что мои глаза наполнились опасной влагой уже который раз за вечер. Я так хочу быть сейчас рядом, хочу, чтобы его сильные мускулистые руки заключили меня в объятия, как если бы я попала в совершенно другой, невыносимо прекрасный мир вдали от боли и отчаяния. Хочу быть его девочкой, которую необходимо простить. - Кейт, - мои мысли внезапно прервались осторожным прикосновением к плечу. Я дернулась, фокусируя взгляд на том, кто вырвал меня из страны воспоминаний. Это оказалась моя соседка по отсеку Мэри. Она, чуть наклонив голову, с волнением заглядывала в мои уплывающие глаза. – Ты в порядке, дорогая? Эта ее привычка называть наиболее близких ей людей ласковыми словами иногда напрягала меня, но все же она стала единственным человеком с моей работы и вообще в жизни, которому я могла по-настоящему довериться, который слушал мое нытьё или горделивые речи с абсолютным спокойствием и доброжелательностью. Я про себя называла это психологическим чутьём. Мэри не давала мне советы, она только задавала вопросы, заставляя меня задумываться по какому-либо вопросу и самой находить в себе ответы на свои же проблемы. Можно сказать, что я по-своему её любила, не имея, впрочем, других друзей. Но мне и дорогой Мэри достаточно. - Всё нормально, - попыталась весело улыбнуться я, но получилась лишь кривая усмешка. - Ладно, - согласилась подруга, всё ещё держа меня за плечо. – Позвони Майклу. Думаю, ты сама этого хочешь. Её прямолинейный ответ сбил меня с толку, будто она читала мои мысли. Но ещё смутило то, что она дала твёрдый совет, в то время как раньше она их не давала. Хотя, может, я так надоела ей за несколько дней рассказами о своих смешанных чувствах, что она решила подтолкнуть уж меня к действиям. Мэри тепло улыбнулась мне и поцеловала в щеку. - Давай, давай, хватит держать в плену своё счастье. Топай отсюда, недотрога. Она развернула меня лицом к выходу и легонько шлёпнула чуть ниже поясницы, придавая мне ускорение. Пока подруга говорила со мной, я пребывала в некотором недоумении, но сейчас от её наигранно-развязных действий мне стало смешно. Я набрала номер компании по вызову такси и направилась к выходу за одеждой. Через каких-то двадцать минут я, заплатив таксисту, с тяжёлым сердцем вышла из машины. Меня переполняли чувство вины и чувство радости от того, что я сейчас увижу Майкла, и затеплился страстный огонек, грозивший вылиться в пожар. Наверное, алкоголь даёт о себе знать. Я глубоко вдохнула свежий воздух, закрыв глаза, и направилась к двери, которую я относительно недавно не пожалела, сильно стукнув ею о косяк. Нажав на кнопку звонка, я поняла, что к перечисленным чувствам переплелось ощущение страха. Я боялась того, как буду смотреть в любимые серо-голубые глаза. Прошло всего несколько секунд, а мне показалось вечностью ожидание на холодном крыльце. Я помялась с ноги на ногу, прислушиваясь. Наконец, я услышала, как замки с той стороны громко лязгают, давая возможность двери открыться. Первое, что я увидела, это покрытый еле заметными веснушками по светлой коже нос, показавшийся из-за двери, и сузившиеся от морозного ветра стального оттенка глаза, которые тут же распахнулись, стоило им увидеть визитёра. Пухлые губы Майкла раскрылись в немом вопросе, но он не успел ничего сказать, так как я попросту перекрыла ему способ говорения. Мои губы жадно накрыли его губы, отчаянно в них впиваясь. Когда дверь открылась, меня накрыло внезапное желание. Просто желание. Желание оказаться с ним рядом, почувствовать его, ощутить его присутствие. Я изголодалась по мягкости его тёплых губ, по горячему дыханию, гладкой коже, по его родному запаху. Я издала слабый стон, впуская свой язык ему в рот, мои руки обвили его шею, прижимая его ближе к себе и перебирая пальцами короткие русые волосы. Майкл под моим напором лишь успел закрыть дверь и теперь медленно отходил назад в комнату, нежно обвивая меня руками, в полной мере отвечая на мой поцелуй, но всё же пытался притормозить мои намерения. Чувствуя, что пока дальше поцелуев не зайдёт, я немного отстранилась от него, вглядываясь в любимые глаза, которые смотрели на меня так, будто по голове их хозяина треснули чем-то тяжёлым. Посмотрев так около минуты, я наклонилась, чтобы ещё раз прижаться губами к его губам. Было категорически мало, но пока и так сойдет. Я знала, что пора что-то сказать, но слова просто не шли из горла, застревая где-то посередине. Ослабив хватку на шее Майкла, я опустила глаза, покрываясь стыдливым румянцем, и это поверх румянца от алкоголя вкупе с морозом. - И я рад тебя видеть, - нарушил напряженную паузу Майкл. Я резко подняла на него глаза. Он тепло растянул губы в улыбке. Одна его рука освободила мою талию и потянулась к моей щеке, нежно поглаживая, отчего мое тело начало покрываться приятными мурашками. Мне стало невыносимо стыдно за все, что я сделала раньше. Оказывается, я так сильно любила его, что меня просто разрывало изнутри. Чтобы скрыть от любимого надвигающуюся водную пелену на глазах, я сильно вжалась в его плечо, уткнувшись носом в шею, опаляя своим разгоряченным дыханием. - Я тебя люблю, - выдохнула я, туго обвивая стан Майкла. На секунду он замешкался, но тут же ответил мне тем же. Я прекрасно его понимаю – до сего момента я не говорила ему этих трех таких простых, но таких сложно произносимых слов. Я лишь обнимала или целовала Майкла в ответ на его признания, или шептала что-то вроде «я знаю». Но сейчас, медленно растворяясь в его объятиях словно сахар в горячем чае, я была абсолютно уверена в правильности своих слов и в моменте для их произнесения. - Прости меня, - судорожно вдохнула я теплый аромат его кожи, сводивший меня с ума. От него еле заметно исходил сладковатый запах какого-то фрукта, который химически преобразовали в кремовый гель для душа, и его собственный почти неуловимый, балансирующий на самой границе возможностей моего обоняния запах. - И ты меня прости, - его губы нежно чертили невидимые полосы от виска к щеке и обратно, - прости, что я веду себя как ненормальный папаша. Я посмотрела на Майкла, его рот раскрылся, чтобы продолжить оправдываться еще, но мои пальцы нежно накрыли его губы, поглаживая их своими подушечками. Я наклонилась вперед, чтобы опять прижаться к его губам. Я не думаю, что нам сейчас нужны слова. Все, что нужно было понять, мы уже поняли по своим действиям. То же самое я могу сказать о нахлынувших чувствах. Моя голова потихоньку прояснялась, давая дорогу ощущению полного расслабления и комфорта. - Я подобрал новую песню на гитаре. Хочешь послушать? – он оторвался от моих губ, всё ещё прижимая меня вплотную к себе. - Хочу, - просто ответила я, утопая в жидком серебре его глаз. Он провел руками по моим плечам, спускаясь вниз, приятно щекоча мою кожу, что вызывало у меня страстную дрожь, и, переплетя свои пальцы с моими, потащил меня к дивану. Пристроив меня на мягком сидении, он резко скрылся и, вернувшись буквально через мгновение, принёс с собой потертую старую гитару, доставшуюся ему ещё от отца, который и привил ему любовь к музыке. - Я еще не до конца разобрал все аккорды, поэтому прошу простить и не кидаться помидорами, если будет не так уж хорошо. - Как скажешь, - тихо хихикнула я, устраиваясь удобнее и освобождая место для Майкла. Он нежно провёл пальцами по струнам, извлекая сладостные звуки, как если бы он играл на арфе, и начал вступление песни. Сердце сжималось от несколько грустных и тягучих нот. Эта песня вытягивала душу через струны гитары. Неужели ему было настолько больно, когда я ушла?! Через несколько музыкальных фраз Майкл запел, растягивая каждый звук, то ускоряясь, то замедляясь, мягко растягивая и смыкая губы, ловя свои собственные трели. В песне говорилось о любви подростков, которые переживают первые в своей жизни настоящие чувства. На их месте я представила нас, отчего мои глаза всё же наполнились соленой жидкостью, которая тонкими ручейками предательски стекала по щекам прямиком на колени. Майкл так увлекся, что пел, закрыв глаза от избытка чувств, пел от сердца, от души, вкладывая все свои чувства в каждое слово текста. Когда он закончил, я уже изрядно намочила свои брюки и теперь смахивала со щёк остатки слёз руками. - Ну как тебе? – он взволнованно вглядывался в моё мокрое лицо, ища негативные признаки. - Восхитительно, - прошептала я и улыбнулась, хлюпнув носом. Он понял, что мои слёзы вовсе не от печали или расстройства, а от переживания чужих эмоций. - Иди сюда, - он отложил гитару на газетный столик и развёл руки в стороны, приглашая меня в свои объятия. Я незамедлительно устроилась там, обнимая любимого за шею. - Больше не смей уходить от меня, - пробубнил Майкл, щекоча дыханием мой лоб. Мы просто тихо лежали на диване, тесно прижавшись друг к другу, согреваясь нашим общим теплом. Во всём доме слышны были только тиканье часов и периодическое переключение холодильника в активный режим. - Больше никогда, - сказала я и потянулась к его губам, нежно их касаясь. Оставшийся вечер и ночь мы провели в таком положении, находясь друг с другом рядом, ощущая друг друга не только на физическом, но и на духовном уровне, будто сливаясь в одной целое. Наконец, я ощущала свободу в том, что принадлежу самому главному человеку в своей жизни. Он. Я содрогнулся от громкого и до боли резкого хлопка дверью. Напряг меня не столько звук, сколько тот факт, почему этот шум случился. Перед моими глазами так и осталось видение только что исчезнувших из поля зрения красных от наплывающих слёз глаз, подрагивающих алых гладких губ, распухшего носа и горящих щек. Несильный удар в грудь, «подаренный» напоследок, ныл отчаянием с примесью едкой горечи. Опять я не сдержался, поучая свою малышку жизни, нудно расспрашивая о каждом шаге, придавил ее сплошь своим вниманием так, что ей и деться некуда, лишил свободы… Малышку… Вот опять! Какая она тебе малышка?! Ей уже двадцать пять лет, а тебе и вовсе тридцать. Мы оба взрослые люди со своими мыслями и желаниями, предпочтениями и, что важнее, своенравными тараканами, правящими в главном процессоре. Ну да, ведёт она иногда себя как ребенок, но эта детская непосредственность, наивность, доброта и ласковость тебя и привлекли, так что нечего жаловаться. Мое лицо горело изнутри, посылая огненные импульсы к щекам. Губы мои незаметно от меня раскрылись, всасывая спасительный воздух. Что я наделал… Я очнулся, будто мне дали крепкую пощёчину, ставя все хаотично разбросанные мысли обратно на полочки. Все это время я стоял, упершись взглядом в деревянную дверь, будто она могла разрешить все мои проблемы. Теперь же я яростно шарил в карманах своих джинсов в поисках необходимого, как вода умирающему от жажды человеку, телефона. Моя рука, наконец, нащупала гладкую холодную поверхность мобильного, крепко сжала его и вытянула наружу. Мои руки нервно подрагивали, пока я набирал нужный номер. Я поднес трубку к уху и, замерев на месте, почти не дыша, вслушивался в длинные гудки. Каждый звук отдавался тянущей болью во всем теле. В ушах противно бухало стучащее сердце. Вдруг я больше её не увижу, не услышу её смех, не почувствую теплоту её прикосновений. Вдруг моя настырность добила её окончательно, и мне придётся попрощаться с любимой стороной моей жизни?! А гудки медленно тянули из меня все жилы, растягивая и сжимая стенки сердечного мешочка размером с кулак. Наконец что-то изменилось и я подумал, что мои мучения закончились, но это лишь оборвались гудки в телефоне, сменившись раздражающими «пиками» – абонент отключил вызов. А что ты собственно хотел от неё? Что она с радостью ответит на твой звонок, щебеча о том, как у неё день прошёл?! Ты обидел её, и теперь неизвестно, как тебе поступать. Тянул тебя чёрт за язык, вот теперь плати сполна. Если ты попытаешься молить прощения сейчас, попросишь встретиться и вернуть, то есть снова станешь обволакивать её только собой, отгораживая от остального мира, то она попросту может дать обратную реакцию. Когда сильно жмешь на пружину, она лишь резче отскакивает назад… Дай ей время, отпусти ненадолго. Если ты её достоин, она вернется. Я медленно подошёл к дивану и шумно опустился на него, опуская голову. Все внутри жгло от невыносимого отчаяния: совесть кричала о совести и чести, здравый смысл покачивал головой, как китайский болванчик, и упрямо твердил, чтоб я не заморачивал свою ноющую голову. Внимая разнообразным душевным воплям, сердце дергалось из одной стороны в другую, с силой натягивая свои околосердечные мышцы. Натягивало резко, затем отпускало, оставляя за собой тягучую боль. Я опять поднес к глазам телефон. Меня подмывало написать всё, что я чувствовал в тот момент, высказаться, получиться поддержку и прощение, снова почувствовать себя в своей тарелке, в своем мире, а не в ватном коконе, словно под водой, в который меня так серьезно утягивала реальность. Кнопки телефона холодят мои и без того окоченевшие пальцы. Я хмурюсь, прикусив язык, и медленно набираю сообщение, однако через каждые несколько секунд полностью стираю напечатанный текст и приступаю заново. Да что с тобой?! Соберись! Необходимо написать что-то спокойное и дельное, что могут принять для рассмотрения. В противном случае сообщение может просто не проникнуть в красивую головку моей половинки. Наконец, моё сообщение готово и выглядит так: «Прости, если обидел. Тебе нужно время? Хорошо. Просто позвони мне, когда опять захочешь меня увидеть». Я перечитал его несколько раз, удостоверившись в нейтральности написанного, но всё же не удержался и в конце подписал «я тебя люблю». Всё, была не была. Я жму кнопку отправки и погружаюсь в горячий омут паники, пока через секунду не вижу, что сообщение доставлено. Теперь все зависит от Кейт. Я падаю спиной на диван и закрываю глаза. Сейчас, когда я сделал все, что мог, меня окутывает тьма, забирая с собой в горькие, не отпускающие от себя сновидения. Кейт сидит передо мной за столом, закинув стройную ногу на ногу. Я только что приготовил суп, и она немного щурясь от идущего пара из своей тарелки, дует на горячий бульон. Черпает ложкой содержимое тарелки и подносит к алым губам, чтобы ещё раз подуть на горячее перед тем, как отправить в рот. Я сажусь напротив, но не ем – сейчас выступаю как повар, покорно ждущий отзыва от ценителя. Но этот «судья» так соблазнительно забирает ложку губами, что я уже не помню, где нахожусь, но лишь хочу оказаться на месте столового прибора. Я сглатываю подходящую слюну одновременно с чужим глотком супа. - Вкусно, - она с наслаждением облизывает ложку и смотрит мне прямо в глаза пронизывающим взглядом. Черпает ещё и ещё, пока не показывается донышко. Затем выливает остатки в ложку и, закрыв глаза, выпивает. Я всё это время нервно ёрзаю на стуле, наблюдая вкушающую мой суп Кейт. Любая влага в моем рту давно иссякла, и я лишь скоблю сухие стенки щек таким же сухим шершавым языком. - Правда? - сиплю я и тут же откашливаюсь. - Хочешь ещё? - Попозже, - лениво протягивает она, кончиком язычка облизывая ложку. Кейт нарочно не смотрит на меня, ей и без того понятно, что я пялюсь на неё изо всех сил, ловя каждое её движение. Моя любезная оторвалась от ложки, положив её в тарелку, и на этот раз коснулась губами подушечки большого пальца, как будто она могла его испачкать, пока так аккуратно ела. Мое тело накаляется, и я не выдерживаю, импульсивно порываясь вперёд над столом, впиваюсь в её нежные губы, которые ждали этого с нетерпением. Она тихо смеётся, обхватывая мою шею руками, и снова утягивает меня в страстный поцелуй. - Я люблю тебя, - на выдохе шепчу я, лаская её, гладя ладонями по щекам, передвигаясь на волосы. Ощущения сбивают с толку, мозг почти отключается, растворяясь только в них. В голове распространяется сладко-тягучая адреналиновая дымка. Я отрываюсь, опьяневшим взглядом смотря на любимую, которая начинает исчезать, словно рассеявшийся дым. Меня бросает в дрожь, сердце неприятно ёкает, и я просыпаюсь. Я лежу на диване в полной темноте. Спина затекла так, что я её почти не чувствую. Мои руки всё это время были под неудачным углом, и теперь их пронизывают маленькие противные иголочки. Я кладу руки в более комфортное положение, двигаясь ближе к стенке дивана. На большее я не собираюсь даже мысли тратить. Заслужил. Сейчас, когда я так резко проснулся, я ощущал намного острее всё, что происходило в пределах моей досягаемости, и первым делом, это надрывно тикающие часы, висящие где-то на противоположной стене. Внезапно я почувствовал такое раздражение, что захотелось их смачно разбить об пол, чтобы куски летели во все стороны. И все же я понимал, что дело вовсе не в часах, а во мне – такой небольшой взрыв стеклянных часов об пол символизировал бы взрыв моей ноющей души, частички которой бы разлетелись по всей Вселенной. Я злился на себя, злился на произошедшее сегодня, на несправедливость мироздания, и снова на себя… Мой сон оказал на меня отнюдь не положительное воздействие: меня накрыло волной нового беспокойства. Я подскочил на диване, рыская в поисках телефона. Надо срочно увидеть этот маняще светящийся экран, увидеть что-то, что придаст мне сил, или наоборот заткнет меня за плинтус. Я вынул из-под затекшего бока нагретый моим теплом телефон и снял блокировку. Значит, все таки плинтус… На экране не было ни малейших признаков ответа от Кейт. Черт подери. Я встал, слегка пошатываясь из-за того, что почти ничего не вижу, и направился включить свет. Моё тело сейчас мне особо не принадлежало, впрочем, как и всё остальное, поэтому я тупо включил телевизор, используя наискучнейшую технику занимания времени – переключение каналов. Этой ночью я уже больше не засыпал. Знаете, что такое оцепенение? Штука, по правде говоря, плохая, но если действительно фигово, то она приходит на помощь. А знаете, почему плохая? Потому что Вы не решаете проблемы, а просто отключаетесь от них. Хотя ведь еще надо посмотреть с какой стороны плывут проблемы. Я знаю, что в моем случае, данное «лекарство» совершенно неадекватно, хотя бы потому, что мне уже тридцатник, и я мужского пола (я не женоненавистник, но как-то природой заложено, что мы должны быть сильнее, ну или мы просто так считаем), да и проблема по сути своей не так уж глобальна, мы же не расстались в конце концов, пока… Так что мог бы и справится, не прибегая ни к чему. С другой стороны, я человек и ничто, соответственно, человеческое мне не чуждо. Но в оправдание себе скажу, что я не впал в абсолютный безжизненный вакуум, где не надо думать, даже как и зачем дышать. У меня была облегченная версия, когда человек делает все на автомате, забивая голову посторонними, всеобъемлющими и всепоглощающими делами, например, уборкой всей жилплощади, разбором накопленного белья, его стиркой и глажкой, наконец, нашлось время для изготовления новой полочки для книг, ибо места для них уже не хватало, конечно же, прочтением запланированных еще пару лет назад книг, и моим любимым – подбором музыкальных произведений на гитаре. Покончив на следующий день с разнообразной работой, я ни минуты не меняя активность на пассивность, сел за гитару. Рядом со мной примостился ноутбук, принимающий невидимые волны интернета. Я искал какую-нибудь нейтральную или лучше весёлую песню, но для подсознания они не годились, поэтому оно лишь презрительно отметало их, давая варианты скорби, грусти и отчаяния в находимых мелодиях. Наконец, на глаза мне попалась песня со словами и аккордами. Она рассказывала о двух подростках, впервые познавших чувство любви. Она была грустной и одновременно крепкой по содержанию и композиции, будто тот, кто писал её, вложил свою душу в каждое слово, в каждую нотку. Весь оставшийся вечер я потратил на упрямое треньканье струнами моей потёртой гитары, внимательно вглядываясь в аккорды, подбирая новые для лучше звучания. Я так усердно занимался любимым делом, что не заметил, как ночь темным покрывалом опустилась на окна, ещё сильнее затемняя собой все укромные уголки. Можно подумать, что вся моя квартира насквозь пронизана черными дырами. Я посмотрел на часы. Ох, ты ж. Час ночи. Пора в душ и спать ложиться. Завтра надо доделать домашние дела, сходить в магазин и доработать песню. С такими безэмоциональными мыслями я начал заканчивать свой день. Душ. Как и кровать, это чудо человеческого производства нацелено не столько на получение удовлетворения базовых потребностей, сколько на включение задиристой и едкой совести, которая нахально нажимает все эмоциональные кнопочки мозга, отодвигая здравомыслие на задворки. Вот и сейчас, когда мое тело ласкают приятные, теплые и мягкие струи воды, обволакивая меня словно в жидкий шелк, мои мысли витают далеко не здесь. Я честно вымотал себя за этот день, чтобы ни одна мысль не успела подъехать ко мне с предложением рассмотрения, честно продержался от их навязчивого наплыва, но сейчас, вот сейчас, целый эшелон накрывает меня с головой. Снова и снова всплывают воспоминания о Кейт: наши ссоры и перемирия, наши прогулки, поцелуи и объятия, разговоры, взгляды, две жизни вместе. Моя же голова надо мной и издевается. Я усилием воли, которая, хвала богам, не служит совести, возвращаю себя обратно и чувствую, что вода нагрелась сильнее, почти обжигая мою слегка покрасневшую кожу. Я раскрываю рот, наполняя его горячей водой, и делаю фонтанчики в стену. И кто ещё из нас ребенок… Наконец, я покончил с водными процедурами и начал сонные. Моя кровать уже разобрана и так и манит, шельма, в свои прохладно-чистые объятия. И я совершенно не собираюсь сопротивляться столь желанным призывам, и вскоре моя голова грузно вдавливается в подушку. В эту ночь я сплю без сновидений - просто закрыл глаза ночью, а открыл их только утром, когда зимнее солнце решило выжечь мне глаза сквозь тонкую щёлку между занавесками. Новый день наступил, за окном ярко светит солнце, небо голубое и чистое, лишь прорезанное тонкими нитями белых облачков. Я вижу, что на улице морозно, потому как люди, снующие мимо моего дома, выдыхают клубящийся пар. Несмотря на то, что погода хорошая, меня это совсем не радует. Я скучно наблюдаю в окно за всеми мимолетными движениями снаружи, не задерживая внимания ни на чем конкретно. Мне не хочется ничего делать из того, что я запланировал вчера, а хочется нырнуть обратно в спасительную теплоту постели и лежать, лежать, лежать, не шевелясь и не думая ни о чём. Собственно, что я и делаю – снова сев на кровать, я откидываюсь на спину и закрываю глаза. Темнота из-за прикрытых век плотно окутывает меня, будто хочет спрятать от бед, но упорный дневной свет коварно пытается затащить меня в реальность. Ну не хочу я сегодня туда. Отвалите. Просыпаюсь я только к вечеру, понимая, что теперь целую ночь попросту не смогу уснуть. Мне ничего не остается делать, как продолжить вчерашнее бренчание, только на несколько уровней громкости ниже. В таком странно обычном и скучно-обыденном мире я живу уже несколько дней, погрузивши голову в рутину – домашние дела, домашние дела и еще раз домашние дела. Пару раз выходил на улицу, но лишь для того, чтобы сбегать в ближайший магазин. Все эти чёртовы несколько дней я живу как не имеющий каких-либо отклоняющихся от безразличия эмоций робот, без мыслей и желаний. Но все эти дни мое подсознание робко высовывает голову по вечерам, втискиваясь в узкую черепную коробку и подкидывает воспоминания о Кейт, после чего его грозно выгоняет хладнокровное безразличие, пиная того руками и ногами. Но вот в один прекрасный вечер одного ужасно скучного дня, когда я вворачивал отвёрткой винтики в старой разболтавшейся машинке на пульте управления (вот до чего дошло, уже игрушки ремонтирую), в дверь громко и протяжно позвонили. От неожиданности я дернулся, и отвёртка скользнула мимо крестообразной выемки на винте. Кто это мог быть?! Я уже несколько дней живу как отшельник, перекрыв доступ к общению. Однако проснувшееся внезапно любопытство заставило меня встать, отложив машинку и отвёртку на стол, и отправиться глазеть на визитера. Когда я открываю дверь, мои глаза на секунду охватывает порыв ледяного ветра, и я щурюсь, на глазах непроизвольно выступают слезы. Но то, что находится за дверью, заставляет мои глазные яблоки почти вылезти из орбит. Мой рот открывается, но не для того, чтобы что-то сказать, просто внезапно мне не хватает спасительного кислорода, и я как рыба без воды, тяжело втягиваю воздух. Не успел я отойти от первого удара, как новым ударом по голове ко мне прилетает сладкий, с цветочными нотками, невероятно родной аромат, накрывающий меня с головы до ног, это немыслимое и долгожданное тепло и мягкость губ на моих голодных губах. Напор поражает своей силой, несмотря на видимую хрупкость девичьего тела, и я успеваю только посильнее хлопнуть дверью, скрывая нас от мира. Мы будто едим губы друг друга, хватаясь за каждый миллиметр кожи, пытаясь не упустить ни секунды чудных прикосновений. Ее руки тянут меня к себе за шею, впиваясь пальцами в кожу, периодически захватывая в плен мои волосы. Кейт издает сладкий стон, впуская горячий язык мне в рот, и я почти теряю все остатки самообладания, зажимая её в своих стальных объятиях. Я жажду ее, жажду её так долго, так невыносимо и тягуче, мечтая быть с ней рядом, каждую секунду своей жизни. Нет, я вовсе не хочу сейчас скинуть её в кровать и заняться делом, я просто хочу ощущать её рядом, знать, что она больше никуда не исчезнет, пусть даже умереть здесь и сейчас, задыхаясь в страстном поцелуе, но только с ней. Моя милая Кейт нежно прерывает поцелуй и смотрит. Смотрит на меня завораживающими своей мягкостью шоколадного цвета глазами, утягивая меня в пучину своей души, и я попросту растворяюсь в ней, расслабляюсь, хоть мне и кажется, что это сон. Чертовски приятный сон на грани с реальностью. Она прикрывает глаза и ещё раз прижимается ко мне губами. Я чувствую это невероятное прикосновение и боюсь закрыть глаза, решив, что так всё исчезнет. Кейт в этот раз целует недолго. Любимая снова отодвигается и опускает глаза. Ее губы чуть открываются и будто еле шевелятся, словно она хочет что-то сказать. Я так боюсь, что всё нереально, что решаюсь прервать паузу хотя бы словами, может, они помогут мне разобраться в происходящем. - И я рад тебя видеть, - несколько дрожащим голосом говорю я. Взгляд её красивых глаза метнулся в мою сторону, и я не сдерживаю улыбку. Кожа на её щеках, розоватая ещё с улицы, теперь прямо на глазах приобретает более насыщенный цвет. Я освобождаю одну руку и охватываю её пылающую щёчку ладонью, наслаждаясь теплом. Нет, это не может быть сном, она здесь, она со мной. Кейт вздыхает и утыкается носом в моё плечо. Она жмётся ко мне, и я скрываю её от всех неприятностей. - Я тебя люблю, - тихо говорит Кейт, обвивая меня за талию. Такого я не ожидал. Эти обычные три слова застают меня врасплох. Я ни разу не слышал их раньше из её уст. Наверное, это было само собой разумеющееся, поэтому она их раньше не произносила. И я не был против, что только я шепчу ей их, хотя в глубине моей души по этому поводу и было что-то не раскрытое между нами. Но сейчас я был абсолютно уверен в их искренности, а потому не замедлил стиснуть свою девочку в объятиях. - Прости меня, - Кейт сопит мне в шею, опаляя своим личным воздухом. - И ты меня прости, - я губами прочертил невидимые полосы от виска к щеке и обратно, - прости, что я веду себя как ненормальный папаша. Она смотрит на меня, в то время как я пытаюсь сказать что-то ещё, что мне жаль, что такое произошло и что это не повториться больше никогда, но ее пальцы нежно накрывают мои губы, поглаживая их своими кончиками. Кейт наклоняется вперед, чтобы опять прижаться ко мне губами. На этот раз я закрываю глаза, растворяясь в ласковых ощущениях, и понимаю, что слова больше не уместны, что существует сейчас только Она и я. И больше никого на свете. - Я подобрал новую песню на гитаре. Хочешь послушать? – я оторвался от её сладких и чуть припухших красных губ. - Хочу, - просто ответила Кейт, легко улыбаясь. Хоть я теперь и понимал, что это не сон, но никак не мог оторваться от своей любви. Я легко скользнул ладонями по ее плечам, спускаясь вниз и переплетая свои пальцы с её, и потянул Кейт к дивану. Устроив любимую на мягком сидении, я скрылся за гитарой, вернувшись буквально через мгновение. Не хочу оставлять её ни на секунду. - Я ещё не до конца разобрал все аккорды, поэтому прошу простить и не кидаться помидорами, если будет не так уж хорошо, - усмехнулся я, пристраиваясь рядом. - Как скажешь, - прыснула она. Я аккуратно и по-домашнему ласково провёл пальцами по струнам, начиная вступление песни. Оно у меня вышло на удивление гладко. Через несколько музыкальных фраз пришло время вступить в силу словам, и я запел, как можно лучше выводя каждый звук. Мне так нравилась эта песня и, что сильнее, нынешняя атмосфера, что я выполнял движения пальцами и губами в полной темноте прикрытых век. - Ну как тебе? – я открыл глаза и теперь наблюдал мокрые полоски, блестяще прочертившие её розовые щеки. Я нахмурился. Неужели я опять все испортил?! - Восхитительно, - прошептала Кейт и нежно улыбнулась, хлюпнув носом. И я вдруг понял, что её слёзы вовсе не от печали или расстройства, а от переживания чужих эмоций. Моя Кейт та еще эмпатичная личность. Я медленно таю от её близкого присутствия. - Иди сюда, - я откладываю гитару на газетный столик и развожу руки в стороны, приглашая в свои объятия. Кейт, не задумываясь, кидается ко мне и удобно обнимает меня. - Больше не смей уходить от меня, - бубню я, легонько касаясь губами её лба. Мы просто тихо лежим на диване, тесно прижавшись друг к другу, согреваясь общим теплом. Во всём доме слышны только тиканье часов и периодическое переключение холодильника в активный режим. - Больше никогда, - говорит она и тянется к моим губам, нежно их касаясь. Оставшийся вечер и ночь мы провели в таком положении, находясь друг с другом рядом, ощущая друг друга не только на физическом, но и на духовном уровне, сливаясь будто в одной целое. И я чувствовал, что всё у нас будет, как должно быть – просто хорошо, просто рядом.