Занудаев и медсестра

Его фамилия была Занукаев, но все в офтальмологическом отделении называли его Занудаев. Или Возгудаев. – Почему телевизор только после сончаса? И программа только первая? Покажите мне пункт правил внутреннего распорядка, где это написано. – Почему в столовой сначала кормят левое крыло? Они там что, какие-то особенные? – Вы зачем мне столько капель сразу капаете? Чтобы гарантированно попасть? Дурацкая логика. Просто направляйте свою пипетку поточнее, вы же тут медсестра, а не я. – Вы мне назначили метронидазол, а вы знаете, какие у него противопоказания? Вы думали, что я гуглом не умею пользоваться, что ли? – Вот не дай Бог никому такого шефа, – с искренним ужасом в голосе сказал как-то Палыч из семьсот двенадцатой палаты, прислушиваясь к очередному спору в коридоре, где солировал Занукаев. Все, чинно сидевшие вокруг телевизора в холле и смотревшие «Ледниковый период», согласно закивали, а Катя из семьсот четырнадцатой убеждённо добавила: – Или мужа. – А может, у него жена такая же? – предположила баба Валя из семьсот пятнадцатой. – Я не женат, – величественно провозгласил Занукаев, выворачивая из-за угла коридора. – А вы что, не знаете, что неэтично обсуждать человека за его спиной? – Мы… э-э-э-э… вообще-то не про вас говорили, – неуклюже соврал Палыч, бочком ретируясь в свою палату. И все остальные тоже смущённо убрели кто куда, шаркая тапочками. А Занукаев остался перед телевизором один и стал терпеливо дожидаться начала программы «Время». Лена была в отпуске, когда он поступил в отделение, и, когда вернулась, посвежевшая и довольная, в ординаторской её немедля просветили насчёт противного Возгудаева, который всех достал, из-за которого собиралась уволиться сестра-хозяйка Вероника Ивановна, и с которым никто не захотел лежать в его семьсот третьей палате. – Так и торчит там один, как сыч, – подытожила вторая медсестра, кудрявая Галочка. – Все от него бегут. – Скучно же ему там, наверное, – тихо сказала Лена. – А кто ему виноват? – махнула рукой Галочка. – Сам себе злобный Буратино. Лена увидела страшного Занукаева на каплях, в тринадцать часов. – Здрасте. Я вас что-то раньше тут не замечал, – заявил он, устраиваясь на стуле и настороженно косясь на Лену. – Вы что, новенькая? Надеюсь, вы умеете делать своё дело как следует. И этих капель мне не надо, – поспешно добавил он, указывая на пузырёк в Лениной руке. – Они какие-то розовые. Странные. Это что такое вообще? Вчера их мне не капали. Вы что-то перепутали, наверное. Палыч из семьсот двенадцатой, смирно сидевший на клеенчатой кушетке в процедурке, закашлялся и, пробормотав что-то вроде: «Я в коридоре подожду», резво припустил к двери, а баба Валя из семьсот пятнадцатой с интересом воззрилась на Лену с той же кушетки. – Меня зовут Елена Петровна, – спокойно ответила Лена. – Я не новенькая. Я была в отпуске. А эти капли – тауфон. Они… волшебные. – Вот как? – опешил Занукаев и заморгал. – Почему вы со мной, как с ребёнком, обращаетесь? Я не ребёнок. Лена поглядела в его растерянные светлые глаза и вдруг отчётливо поняла, что он ерепенится и придирается ко всем только потому, что боится. Он, наверное, впервые за много лет оказался в больнице, беспомощен и не знает, как себя вести. – Но ведь скоро Новый год, – мягко сказала она. – И эти капли вам помогут. Вот увидите! Занукаев поморгал, поморгал… и подчинился без единого лишнего слова. Вечером Занукаев вышел погулять и опоздал на ужин. Вернее, не опоздал, а как раз пришёл вовремя, но, поскольку было воскресенье, буфетчица Зоя решила «откормить» всех пораньше и раздала овсянку в шесть вместо шести тридцати. – С ума вы тут все посходили, что ли, – разорялся Занукаев, возмущённо топчась возле двери столовой. – Что значит – мне оставили мою порцию? Она же холодная. И небось со дна – подгоревшая! – добавил он с обидой. – Я вам её разогрею в микроволновке, – нерешительно предложила Лена, тоже подойдя к столовой. – И… у меня есть паровая котлета в термосе, я из дома взяла, хотите? – Это никуда не годится, – решительно заявил Занукаев. – Мне просто вовремя нужна моя каша, вот и всё! Это безобразие, полнейшая безалаберность, никакого расписания, что хотят, то и творят! – У меня очень вкусная котлета, – заверила Лена, не зная, что ещё сказать. – Вы ещё скажите, что она волшебная, – остывая, пробурчал Занукаев. – Между прочим, эти капли правда помогли. Хорошо, пусть будет полкотлеты. Я не собираюсь вас объедать. Через два дня Занукаева выписали, и всё отделение перекрестилось. Лена как раз была выходная. А ещё через два дня Занукаев ей позвонил. – Я списал ваш номер со стола на сестринском посту, – скороговоркой сообщил он. – Я знаю, что не имею права вам звонить, ведь я уже не пациент, но… могу я пригласить вас в кино? Начался показ нового эпизода «Звёздных войн», это наверняка какая-то ерунда, если это не Лукас, но… – Можете, – поспешно сказала Лена. – То есть… вы ведь уже пригласили. Занукаев помолчал и неловко покашлял. – Тогда я куплю билеты… и завтра буду ждать вас в фойе «Шоу-тайма» в шесть. Только не опаздывайте, пожалуйста. А… вам это удобно? – спохватился он. – Очень, – заверила его Лена, улыбаясь в трубку.