окончание, начало // ending, beginning

       О тебе нечего сказать — больше нечего. Этого никогда не было, никогда не будет; глаголы относятся к прошлому-настоящему-будущему, они — всего лишь кучка точек, как на картинке, где их надо соединять. Ты бы понял смысл, если бы у тебя имелась причина говорить или мыслить о времени в любой линейной возможности, но вид с краев вселенной не включает в себя последовательность событий. Ты испытываешь все и ничего одновременно — благозвучную какофонию всего сущего.        Все говорят о тебе, и никто не говорит. Все помнят тебя, и никто не помнит. Фрагменты твоей пепельной сущности разбросаны по мультивселенной в виде одиноких вздохов бывшего тебя с усталыми глазами, и ты забыт, и о тебе вспоминают. Дитя знает тебя в какой-то мере, являясь каждой вариацией себя, в секретных комнатах и измененных цифрах; ты говоришь с ними, — или пытаешься — но в конце концов они не выносят твое существование за пределы разбитых на части комнат, подводящих итог твоему оставшемуся присутствию.        Это. Трудно. Ты скучаешь по материальности, какой ты ее помнишь, ради твоего влияния на остальных. Ты скучаешь по линейности, которая у тебя была. И ты не скучаешь по этим вещам, потому что как ты можешь? Космос расцветает от твоего внимания, выстраивается в формах и бесконечных кривых по горизонту; как можешь ты скучать по жизни в виде единого целого, небытия, вопросительного знака в примечаниях вселенной?        Но — когда ты думаешь об этом, то есть всегда и никогда — ты скучаешь по прикосновению. Ты скучаешь ощущение кого-то еще в твоих руках, ставших теперь скорбным призраком. Ты скучаешь по присутствию и отсутствию, бытию вообще, и ты скучаешь по тому, чтобы оставлять тихие знаки симпатии на тех, кого ты любишь-любил-будешь-любить. Их имена сбегают от тебя; сбегает от тебя и твое имя. Но что такое имя, если не веяние, выдох идентичности?        Ты забываешь их имена, их отношение к тебе на диаграмме существования, но ты помнишь их лица. Ты всегда помнишь любовь к ним, что поет в тебе, в звездной пыли и прахе; ощущение того, как заполняется пустота, как бьет через край обожание. Ты помнишь эти вещи и отпечатки их пальцев на каждой вселенной в твоем огромном и крохотном понимании.        Есть моменты-образцы в ткани реальности, где ты можешь в течение недолгой вечности убедиться, как мало ты помнишь о себе в закономерности чисел, формирующих мир. Те, кого ты любил, существа, что заставляют тебя стремиться к твоей настоящей форме, а не выдолбленному вакууму на фоне звезд — они забывают себя, и иногда слишком часто. Они не похожи на тебя; они материальны, осязаемы, хрупки и недолговечны. Они сгибаются и ломаются, и в пространствах между твоими руками ты наблюдаешь, как они продолжают бороться без тебя, без кого-либо.        Теперь ты мало что можешь для них сделать, но думаешь, мог ли ты сделать больше этого во времена, когда ты еще не рассыпался.        Ты заботишься о них жестами, едва для них заметными: чуть подвинешь одеяло, тихо шепнешь что-то на ухо. Ты стоишь на страже их душ, но отсутствие линейности превращает твои попытки лишь в тени твоих намерений.        Король. Ученый. Страж. Мечтатель. Ты знаешь их фрагментами, частично. Однажды они были твоими, возможно, в забытых углах и ненарисованных линиях, и потом тебя стерли, и теперь тебя больше нет.        Ты есть, и тебя нет. Ты никогда не будешь. Ты — идея, любопытство, распространяющееся сквозь вселенные, бесконечный конец и никогда не начавшееся начало. Ты можешь не помнить, как вы связаны, как тот-ты-которым-ты-был знал тех-которые-они, когда всезнание еще не стало кровью твоей жизни, но ты помнишь их. Каким-то образом вы связаны в каждой вселенной, и оттенки семьи прослеживаются в каждом аспекте.        (Ты потерян. Ты найден. Ты потерян.)        Ты скучаешь по ним.        Но твой срок продолжается, непрерывно прекращаясь, и той несущественной сентиментальности, оставшейся внутри тебя, чуть больше, чем звездной пыли и тишины.        Ты продолжаешь, потому что ты должен. Это твоя награда, твое наказание: ты продолжаешь, а они — нет. Они приходят к горьким и отчаянным концовкам, как и должны все нити. Ты наблюдаешь, как они исчезают, ведь ты наблюдаешь за всем; там — падение, там — нож. Не идущая к лицу гибель; прах к праху. Будущее, которого никогда не было, прошлое, которого никогда не будет.        Какая может существовать надежда, когда ты видишь все, когда ты знаешь, чем все кончается?        Но достаточно. Есть осколок тебя, оскорбленный идеей портить окончание, даже когда ты смотришь на все сразу. Ты — пепел возрожденных вселенных, дыхание окончаний, ведущий к новым началам. Что такое отчаяние в просторах вечности?        Ты начинаешься. Ты кончаешься. Ты есть, ты был и ты будешь.        (Ты никогда не был.)