Цвета.

Он никогда не говорит, как сильно тебя любит. * Всё синее. Всё такое синее перед твоими глазами, потому что ты видишь только — его, его розы, его глаза. Он тормозит, впивает в лёд зубцы коньков и снимает перчатки. Руки у него тоже синие. Какое всё оно. Ты смотришь, ты не можешь оторваться, ты хочешь этот цвет себе. * У тебя перед глазами всё плывёт от эмоций, пляшут цветные пятна. Так не тащит от наркоты. Только от него. Юра, всё просто, Юра, ты заслужил. Много лет спустя на тебе эти синие, забытого цвета пятна, и их не видит никто, кроме. Он тебя держит, ты будто в объятиях всей Вселенной, в тысяче её красок, но, Юра, он оказывается простым человеком тоже, но не становится оттого менее бесценным для тебя. Очнись, Юра. Какое оно всё… синее. * И это не из-за неоновых ламп. Это от того, что он целует тебя в ухо и замирает от эмоций сам; от того, что у него пальцы подрагивают, длинные синие пальцы на твоих узких угловатых мальчишеских ещё плечах. Он никогда не говорит, как сильно тебя любит. Потому что ты и так знаешьчувствуешьощущаешь, потому что ты, наверное, не выдержал бы ещё и этого. Вокруг люди, музыка, ещё люди, а у тебя колени предательски подгибаются и глаза становятся влажными-влажными просто потому, что тебя аккуратно, непошло целуют в шею, там, где щекотные кончики золотых прядей. А потом пОшло, и ты распаляешься так, будто чувствуешь себя входящей в атмосферу кометой. Виктор, он синий-синий, он большой, гибкий, очень красивый, такой лоснящийся и недоступный с виду, но такой простой и тёплый на самом деле, только с тобой. Всё слишком синее для тебя, но тебе нравится, ты измазываешься в этих ярких ультрамариновых пятнах, ты снова лезешь в краску, ты ребёнок, ты шестнадцатилетний, узкий и неожиданно нежный. * Ты растекаешься, как глубокие краски восходящего солнца, по постели, по белым простыням: эти медово-алые полосы и твои руки. На тебе живого места нет, но ты переполнен, в тебе целая Вселенная счастья, выплёскивается через край, через глаза. Виктор следит пальцами там, где наследил губами — везде; Юра, ты с ним не из-за золота, а потому что красный. Ты такой невероятно красный, зажигающий красных гигантов в его синем сердце. Своим катанием, своим характером, своими глазами и своим телом. Своим… всем. Всё такое красное. Ты прикрываешь глаза, чтобы не вылилось слишком много краски; солнце снова лениво ползёт по вам. Ты снова приподнимаешь веки, щурясь, аккуратно, смотришь сквозь ресницы на его лицо. Всё такое… Серое. Его волосы. Его дым, его мечты, всё до тебя. Он не говорит о любви, он обнимает тебя, довольного, разомлевшего и задерживающего дыхание от эйфории, говорит только, что, Юра, всё в прошлом. Серое — это остаток прошлого, а волосы его тебе, несомненно, нравятся. Теперь — смотри! — всё лиловое. Краски имеют свойство смешиваться, давать новые оттенки. Души, видимо, тоже. Ты, Юра, такой смелый, ты говоришь о любви первым, потому что не знаешь, как сдержать этот поток изнутри своей сути. Ты весь цветной, ты такой яркий, ты светишься, когда целуешь его, когда сгребаешь в ладонь его волосы. Ты видишь, он пьян тобой, потому что ты краснее вина, и из вас двоих получается потрясающий лиловый, утренний цвет. Всё такое…