Хвост виляет собакой.

      — Ты уверена в адекватности своей идеи? — Недоуменно спросил Вилле, снимая свой плащ и привязывая его с одной стороны к рукавам своей рубашки, а с другой к ветровке, снятой с плеч Луизы. — Таким образом мы останемся в чем мать родила.        — Ну да, — Беззаботно ответила девушка, которую ничуть не смущал ее полуобнаженный внешний вид.       Вилле пытался бороться со своим закоренелым мужским либидо, но затем вовсю начал бубнить себе под нос всякие непонятные слова, будто читал какое — то отвратительное и ломаное по своему звучанию заклятие на финском языке.       — Можно по громче и по — английски? — Луиза закусила губу и попросила подсадить ее на подоконник дабы, уже находясь на том самом, суметь нащупать своей длинной и бледной ножкой расстояние от желоба до первого уступа. — Мне тут совсем ничего не слышно, поскольку внизу творится невероятный гам. Конечно, боже, море фанатов, а мы и попросить никого не можем о помощи, ведь ты же у нас супер — пупер нелюдим.       — Терция, интерполяция, трехвартаккорд… — Бормотал Вилле, понимая, что едва подсохшие джинсы стали ему до безобразия малы. — Одерни юбку, — Более спокойно прибавил он, невидящим взглядом скользя по аппетитным ягодицам своей спутницы.       — И все — таки ты не гей, — Таким же спокойным голосом ответила Луиза, не внемля хитро замаскированным мольбам своего спутника. После чего, она насупилась и вздрогнула, — Там Лили ходит… Может, позовем его, а, Вилле?       — Ох, единственное, о чем можно желать — выставить себя тупым идиотом перед еще большим идиотом. Уж поверь, Лили мне этого до конца жизни не забудет.       — И всего — то ты боишься. — Хмуро изрекла его спутница, — Помню, ты в клипе на большой высоте летал, и ничего, — жив здоров.       — Вообще — то, надо отдать должное эффектам: два метра над землей — подумаешь.       — О, так ты у нас еще и враль, да? — Луиза больше не желала разговаривать с Вилле.       Она перекрестилась и бросилась вниз с подоконника. Вилле ошарашено сжимал в своих кулаках тончайшие атомы воздуха. Он не решался взглянуть вниз. Ему и в голову не могло прийти, что Луна всего лишь прыгнула в другое открытое окно, — скатилась по полу в центр кабинета и добродушно улыбнулась себе под нос.       — Что тут у нас? — Задумчиво пробормотала она, не забывая про Вилле, — Эй, Валыч, ты там не особо задерживайся. У нас еще семичасовая эпопея для кричащих психов у стен этого милого здания.       Тем временем, в окно влетел и музыкант. Видок у него был так себе.       — Сумасшедшие не они, а именно ты. — Хрипло гаркнул он, обнимая свои худые ребра руками. — Вот скажи, Луиза, а чего ты так далеко пошла? Неужели, тебя не устраивало место у сцены, автограф и совместное фото?       — И как бы я по твоему нашла бы своих родителей? Идиот.       — О, вот как, ты меня используешь, да?       — Используют ватные палочки. Тобой я располагаю, — Она хитро сощурила голубые глаза. — Может, кофе?       — Давай по кофе, — Вилле Шумно согласился и дернул за «веревку». — Принимай обратно свою одежду.       Они обменялись еще парочкой колкостей и вышли в коридор.       Концерт должен был быть с минуты на минуту, но Вилле позвонил организатору и перенес выступление на несколько часов вперед. Теперь на главной сцене выступали The Rasmus и, стало быть, музыкант мог спокойно посидеть в кафе и поболтать со своей несносной спутницей.       Заняв один из дальних столиков, Вилле заказал один черный кофе и, любимый Луною, сливочный макиато, где сахара было ровно столько, сколько хватило бы удовлетворить запросы трех — четырех сладкоежек, вроде вышеописанной девушки.       Во время ожидания заказа Луна выудила из сумочки зеркало и задумчиво рассматривала свое отражение на незыблемой глади.       Пригладив волосы и оправил юбку, она принялась писать длинное предлинное сообщение тому парню, что столь сильно походил на фронтмена группы HIM.       — И давно вы с ним занимаетесь подобной ерундой? — Вилле сдвинул брови и приник поближе к девушке. В такой позиции ему было намного проще выяснить содержание смс сообщения.       — Ладно, чего греха таить. Это не парень, а девушка, — Загадочно пояснила его спутница, не позволив сахарнице упасть со стола. Вилле так сильно обомлел, что едва не опрокинул оную со стола.       — Теперь я точно ничего не понимаю.       — Каждый сходит с ума по своему, мой дорогой друг. Кто — то переодевается в парней, а кто — то поет о любви и кривляется на сцене, получая за это крупные гонорары. Ты же сам сказал — не собака виляет хвостом, а хвост ею. Ну, скажи, что нам делать в таком скучном мире, когда все пройдено, узнано и, заведомо, невостребованно?       — Только давай обойдемся без этой кофейной и церемониальной философии, — Вилле поморщился. — Каков твой план на ближайшие пару часов?       — Я думаю выпить с тобой кофе, выйти на сцену и попросить дать мне микрофон. В прямом эфире я объявлю, что потерялась. Спрошу, есть ли среди всех этих людей мои родители. Разумеется, их там не окажется, но концерт покажут по телевизору, и будет один крохотный шанс найти маму и папу.       — Знаешь, этот шанс настолько крохотный, что я начинаю сомневаться в его успехе. — Мужчина принял кофе с подноса и вооружился ложечкой. — А что будет, если ты не найдешь их?       — Ты меня уже спрашивал об этом, — Недовольно ответила Луна. — Уеду.       — Вот так вот просто?       — Намного проще, чем быть с тобой, — С ухмылкой заявила она, — Никогда бы не подумала, что ты такой застенчивый. К тому же, у меня будет много фото которые согреют меня в зимние Московские вечера.       — Может станешь нашим фотографом? — Невзначай заявил музыкант, вглядываясь в выразительные и взбалмошные глаза собеседницы. — Это ведь намного лучше твоих ежедневных походов в университет.       — Нет. Мне достаточно и того, что сейчас мы сидим в этом кафетерии и пытаемся решить совместно мою проблему. Это на самом деле здорово для такой недотепы, как я.       В кафе зашел Линде Линдстрем. Он недовольно выискал глазами фронтмена и, немного постояв в толпе, уселся рядом с беседующими.       — Ну, наконец — то, — Огорошенно пробормотал он, отпивая макиато из чашки Луны.       — Что еще? — Односложно парировал Вилле Вало.       Порой Луизе казалось, что одногруппники могли общаться невербально, с учетом проведенного совместно времени. Это выгодно подчеркивалось малозаметными движениями их лиц, которые бессловно переговаривались друг с другом. Посему, прочесть их мысленные диалоги было делом невозможным и бесполезным.       — Меня напрягает звукооператор, — Буркнул Линде. — Отвратительные настройки.       Вилле и Линде принялись обсуждать работу визави и Луиза почувствовала себя третьей лишней, далекой от повседневных будней своих любимых исполнителей.       Гораздо проще было слушать их в наушниках, чем наблюдать за процессом воочию, ведь этот процесс становился по настоящему гнетущим для того, кто ни слова не понимал в данной беседе.       Она опустила голову и сделала вид, что копается в телефоне, хотя на ее глазах вовсю блестели слезы негодования. Как, черт возьми, было хорошо представлять первую встречу с группой HIM, но на самом деле дурман этой встречи сошел еще в первые пять минут, когда она остудила свой пыл и приняла волевую позицию отчужденности.       Это было просто привычкой — смотреть в круглые зеленые глаза и безутешно растворяться в них всем своим существом.       — Луиза, с тобой все в порядке? — Взволнованно спросил музыкант, отвлекаясь от разговора с гитаристом. — Что — то с твоим кофе?       — Что — то с моей жизнью и моим восприятием данной, — Шумно ответила она, вливая в себя остатки жидкости и снимаясь с места. — Пока.       Вилле огорошенно переглянулся с Линдстремом. На их лицах читалась какая — то неописуемая гримаса.       — Луиза, постой!!!       Вилле догнал девушку и схватил ее за руку.       — Так. Мы идем в туалет.       — И с чего это ты решил, что я пойду с тобой туда? Ты для меня совершенно чужой и малознакомый человек.       — Ты знаешь меня достаточно. — Хлестко ответил фронтмен, увлекая блондинку к кабинкам. — Для начала, мне стоило бы понять тебя, чтобы не случалось непредвиденных казусов. Ты и сама не лучше, ясно?       — Это почему еще?       — Пришла в мою жизнь, перевернула все с ног на голову, заставила отменить концерт, а теперь вот просто уходишь… И как мне это понимать?       Они зашли в туалет.       — А вот так и понимай, болван тупорылый. — Луиза взбесилась, — Неужто не любил никогда? А еще песни такие поешь, будто испытываешь все эти чувства на собственной шкуре.       Она вцепилась в его кожаную куртку и с силой отбросила от себя.       — Не понимаю я, что со мной происходит.       — Чего ты хочешь, Луиза? Вот скажи мне, чего ты хочешь прямо сейчас?       — Хочу ударить, хочу целовать, хочу уединиться. Ты не хочешь этого, ты не можешь этого. У тебя другая жизнь. Ты — другой, не такой, как я.       — Да, и я не стану кем — то другим, но, с превеликой радостью, я сделаю то, о чем ты просишь.       Вилле схватил ее поперек талии и прижал к себе. Его волосы неуклюже встряли между их губами, но никто из них не уделил должного внимания такой заминке.       Луиза заметила, что от тела музыканта исходила странная завораживающая сила, которая проникала в ее тело, агонизируя и сводя с ума своими сумасшедшими волнами. У этих волн не было названия, но я и не знаю зачем мне было их как — то называть, если было достаточно простых слов, чтобы сформировать сумасбродное влечение двух молодых людей друг к другу.       Это было истерией, это было безумием. Как если бы ты наконец почувствовал себя целым в объятиях другого человека, а сама судьба злорадно сцепила бы ваши тела в один жилистый и сильный кулак обстоятельств.       Как, если бы, наверное, небо слилось с морем и образовало бы немыслимое торнадо голубых красок и серебристых брызг.       Одно я знаю точно, что не посмел бы всему этому мешать, и просто бы притулился поодаль, чтобы созерцать эту странную картину.       — О, нет, тебе это ненужно, — Совестливо бормотала Луиза, игнорируя ту саму совесть и проникая под футболку музыканта. — Я даже не знаю, нужно ли это тебе.       Вилле усмехнулся, — Давай пройдем в номер, иначе, я так и не пойму, почему нам так сложно друг с другом.       Они нацепили на себя серьезные маски и хладнокровно вышли из туалета.       Пальцы Вилле были скрючены от волнения. Его темные джинсы давно не скрывали того, что было спрятано за миной мнимой серьезности.