Волшебная курточка

      Киви в детстве терпеть не могла сказку про Снежную Королеву. Только книг в доме было не так уж и много, и потрёпанный, с кучей иллюстраций, старенький томик Андерсена, принадлежавший ещё её матери, частенько попадал в руки девочке, особенно когда та подолгу не могла заснуть из-за страшных снов.       В первую очередь сказка привлекала внимание тем, что там были самые красивые картинки. Художник постарался на славу, вырисовывая колкую надменность Королевы. Юлечке всегда казалось, что стоит чуть-чуть дольше задержаться на первой страничке, как Её Величество сверкнёт пронзительными глазищами, злорадно усмехнётся и запустит в неё осколком ледяного зеркала, разбитого проказниками-троллями, и девочка станет такой же бесчувственной и холодной, словно Кай.       Главной же причиной её неприязни была главная героиня. Вот же дурочка эта Герда! Ну какая нормальная, уважающая себя девчонка будет бегать за мальчишкой, который лишь оскорбляет и ранит её? Даже в угоду приятным воспоминаниям. Но глупая, наивная и верная Герда готова пройти тысячи вёрст босиком, сбивая ноги в кровь, позабыв про сон и еду; такая и замёрзнет, лишь бы отогреть превратившегося в ледышку любимого.       Наверное, маленькая Юля просто завидовала Каю, что у того нашёлся человек, который смог положить на кон всё, чтобы его спасти. Она отчаянно хотела, чтобы в её жизни однажды появился кто-то, для кого она будет столь важной, как мальчик, складывавший «вечность» из кусочков льда — дурочке Герде.       ***       Наверное, в свой последний приезд домой Юле не стоило так долго рассматривать иллюстрации к любимой-ненавистной сказке детства. Неожиданный порыв, пожелтевшие страницы под пальцами, но, кажется, детские суеверия не были беспочвенными: ведь чем, как не осколком сказочного зеркала, ранившим в самое сердце, объяснить тот пронизывающий холод, что поселился в последние дни внутри неё?.. Только её Герда не спасёт и не отогреет.       И Киви продолжает придерживаться привычного ритма жизни: посещает тусовки; рвёт очередные наброски треков, которые никогда не увидят свет; терпеливо разговаривает с родителями по телефону и в который раз убеждает маму, что у неё всё в порядке; пытается согреться алкоголем, смешивая лишний раз то, что и вовсе бы не стоило; подкалывает Букера по поводу его нелепого вызова Ларину в «Перископе»… Глотку жжёт от выпитого, она улыбается-улыбается-улыбается, но теплее не становится.       Кто-то скажет, что она впустую тратит отпущенное ей время, ведь нужно жить с умом, рационально, правильно, ставить цели, добиваться, идти вперёд, только вперёд… Только Юле похуй на это «надо». Время дано, чтобы тратить. И она будет тратить его, пока будут силы, и брать всё, что оно способно ей дать.       ***       Очередная вписка. Тусуются уже достаточно давно, так что все, кто хотел напиться, уже давно успели набухаться в стельку и стандартно поделиться на две категории: мирно дрыхнущих где-то в тёмных углах и вполне бодро отплясывающих на танцполе. Третья категория где-то уединилась и исчезла из виду, да и обычно её в учёт не берут.       Юля всегда и сама не прочь выпить, но сегодня у неё какая-то особенная опустошённость, её даже по-настоящему морозит, так, что она даже задумывается: а, может, температура подскочила? Зима как-никак, не удивительно ни капли, если бы и правда заболела. Вот и к алкоголю сегодня вообще не тянет.       Обстановка вокруг воспринимается так, будто её посетило пресловутое жамевю — дежавю наоборот, когда знакомое и привычное кажется незнакомым, чужим и далёким. Сидишь и смотришь на окружающих, будто через дымку.       Неужели она всегда тут была? Неужели это она здесь и сейчас? Это точно её место? Куча банальнейших вопросов, кажущихся просто невероятными сознанию в нынешнем её состоянии. Нужно на что-то отвлечься, нужно вернуться в реальность, лучше всего найти кого-то знакомого и поболтать, и плевать, о чём, просто о чём-то, чтобы хоть немного прийти в себя.       Киви шарит глазами по толпе, но, как назло, никого не попадается. Хотя нет, что это она? Коричневое пятно в толпе танцующих. Юля интуитивно движется то ли на цвет, то ли на движения.       Так и есть, Славка. Карелин. Она всегда поражалась, ну вот ка-ак тот может столько вливать в себя и сохранять более-менее относительную трезвость рассудка? Несмотря на количество выпитого пива, он всё-таки подмечает, что птичка-пересмешница сегодня не в настроении, и всеми силами старается взбодрить её.       В какой-то степени у него это получается, по крайней мере, спустя минут пять уголки её губ подрагивают, и она рассеянно улыбается его шуткам, обводя зал расфокусированным взглядом. А вроде и не пила практически… Внезапно ей кажется, что она задыхается в этом небольшом помещении, впитавшем в себя массу различных запахов, между собой особо не сочетающихся.       — Может, выйдем?       ***       Морозный воздух возвращает трезвость рассудка. Снежинки сыпятся очень густо, налипают на одежду, путаются в её волосах. Она вздрагивает. Её новенькая курточка осталась внутри.       — Тебе холодно? Ты слишком легко одета, — переспрашивает очевидное Слава, глядя, как девушка зябко обхватывает собственные плечи.       — Нет, всё, как надо, — без энтузиазма отрицает очевидное Киви. Какая разница — тепло она одета или нет? Никакая одежда не согреет, если ей холодно изнутри. И куда делась её улыбка? Ну же, сведи всё к шутке, ты же умеешь! … Нет сил.       За спиной шорох ткани. Прежде, чем Юля успевает полноценно обернуться на звук…       — Не нужно так, — Славины руки уверенным движением набрасывают на её плечи знаменитую коричневую курточку. И остаются там, — Болеть под Новый Год невесело, Киви.       Юля замирает. И, возможно, никакой тёплый свитер и никакой крепкий алкоголь правда не в состоянии согреть её, но когда курточка Славы на её плечах, когда руки всё ещё чувствуют прикосновение его уверенных ладоней… по её телу разбегается живительное тепло, от плеч и, кажется, куда-то к сердцу.       Они стоят у входа. Близящийся рассвет подсвечивает тёмное небо лёгким багрянцем, скоро горизонт начнёт светлеть и наступит утро, но пока время есть, дым со Славиных сигарет плавно растворяется в воздухе, а Юля смотрит в небо и греется-греется, так сильно сжимая пальцами края курточки, будто это её единственная надежда.       ***       То ли курточка у Карелина и правда волшебная, то ли он своим прикосновением какие-то чары наложил, но впервые за долгое время ей по-настоящему тепло, хорошо и спокойно. Неужели льдинка растаяла? Неожиданная гармония внутри. Слава совсем не похож на Герду, но с её миссией справляется на «отлично».       Её почти-идиллию нарушает подозрительный звук, напоминающий цоканье зубов, и она не может удержать улыбку, рвущуюся с губ точно так же, как новогодние фейерверки.       — Дурак, ты же теперь сам замёрз! — смеётся она, глядя на его тоненькую водолазку, в голосе веселье, а в глазах — благодарность.       — Вот, значит, и пришло время вернуть мою курточку назад, — он делает наступательное движение, будто готов отобрать её силой и прямо сейчас.       Киви с неожиданной ловкостью отскакивает и с шуточным: «Ещё чего! Может, лучше обменяемся? Тебе моя больше подходит по цветовой гамме!», начинает собирать снег для снежка.       — Э-э-эй, она же голубая, чё за наезды, я не понял? — кажется, он забывает о том, что минуту назад трясся от холода, и с энтузиазмом включается в снежную перестрелку.       Спустя пять минут под клубом разыгрывается нешуточная баталия: и Киви, и Слава весело хохочут, швыряются комками снега, словно какие-то школьники, подшучивают над неуклюжим противником, пытаются согреть дыханием отмороженные ладони и упорно стараются выяснить, кто же лучший снайпер и тактик.       В конце концов, Слава таки одерживает верх и роняет Киви прямо в снег, с торжествующим видом занося над ней снежок. А потом, в последнее мгновение передумав, целует.       ***       А заболели они таки оба.