Закон Рождества или Двадцать желаний Ким Сокджина

- Семь часов до Рождества, господин Ким. - Знаешь, что делали с гонцами, приносившими плохую весть? – нервно шипит Намджун и, приподняв пальцами темные непрозрачные рэйбаны, трет глаза. Стык дужки случайно прижимает тонкую кожу, и вот уже двести пятьдесят долларов в пластиковом корпусе влетают в подголовник переднего сиденья дорогущей ауди и падают под ноги водителю. Тот даже ухом не ведёт, не то что рискует глянуть на взбешенного босса на заднем сидении. А Намджун вообще недоумевает, как тот сохраняет спокойствие, он-то сам при полном обзоре через лобовое стекло всей этой тошниловки в виде гирляндочек, блестящих вывесок, ленточек, имбецилов в костюмах оленей – въехал бы в ближайшую ёлку и повалил ее на радостную толпу. Хоу-хоу-хоу, мазафака. Или его водитель из тех жизнерадостных упырей, что носятся по улице с улыбками шизофреников, ищут скидки на шампанское и верят, что с этого года жизнь непременно станет лучше? Сам Намджун не из этих. Но ему срочно, совершенно срочно необходимо купить какую-нибудь хрень друзьям и сотрудникам. Желательно миновав зомби-апокалипсис в торговых центрах. Но – семь часов до Рождества. - Стоп, - гаркает Намджун. – Стоп-стоп-стоп, - повторяет он, на всякий постучав по водительскому креслу. Секретарь, которому не повезло составлять компанию в анти-рождественском рандеву, недоуменно оглядывается с пассажирского. - Выходим, - только и говорит Намджун и выскакивает из авто с такой скоростью, будто сам увидел распродажу виски семьдесят третьего. Найденное с алкоголем не имеет ничего общего, но зато может решить проблему вынужденной покупки подарков на раз два. Намджун, конечно, не очень понимает, почему эта ерунда на уличном прилавке так привлекла его глаз, но успокаивается тем, что он, вообще-то, профи по подбору талантов, и свою интуицию грех не послушать. Он указывает на небольших, прозрачных ангелов с витыми, почти кружевными крыльями, поблескивающих в сгущающихся сумерках. В них не было чего-то особенного, но Намджун никак не мог избавиться от ощущения, что они сделаны из инея, настолько тонкой, хрупкой и необъяснимой была конструкция. И, несмотря на прозрачность, фигурки будто сияли изнутри. О, к черту, потом разберется, из чего эта фиговина. - Так, мне вот эту хрень всю упаковать, - бросает он сидящему за прилавком придурку в костюме Санты. Тот ухмыляется насмешливо – ну понятно, да начнется торг. - Сынок, все отдать не могу, - ласково тянет он. Голос у него глубокий, теплый, слово дуновение воздуха, когда заходишь домой с мороза; пробирающий до дрожи. Намджун надеется, что это от отвращения. – Скажи, скольким людям тебе надо. - Бля, - констатирует Ким, - да какая разница? Мне плевать, сколько это стоит, заверни, возьми деньги и иди к черту. Мужчина почему-то даже не обижается, только улыбается шире; отеческая нежность так и сквозит в темных глазах. Да что с ним не так вообще? На него таким взглядом последний раз смотрел дедушка, когда Намджун побежал за лягушкой и шмякнулся в озеро. - Нет, сынок, правило есть правило, иначе в чем смысл Рождества, если ты просто набираешь про запас, а не для важных тебе людей. Намджун вспыхивает как петарда. - Да насрать мне на Рождество и на смысл его тоже насрать! – Орет он так, что выходящие из магазинов опасно косятся в сторону лавки. – Ты думаешь, раз надел ватную мотню, так можешь мне лекции читать?! У Намджуна был очень херовый день. Правда, очень херовый. Он бы даже хотел сказать, что не день, а жизнь, но некоторые дни он все-таки считает удачными – он тогда не совсем трезвый, точнее, совсем не трезвый, но дело не в этом. Но сегодня было рекордсменом херовых дней. Так Намджун пытался оправдать то, что дернул продавца за бороду. И то, что, когда мужчина с тихим «ай» вырвался из рук, Намджун в ужасе шарахнулся в сторону и чуть не поскользнулся. Потому что борода в руках была совсем не ватная, а очень даже настоящая. Чего только не кажется во время стресса, а. - Бля, мужик, - устало вздыхает парень, сдаваясь, - ты же должен втюхнуть мне всё, что у тебя есть, какого черта? Мужчина качает головой. Намджуна же качает от воспоминания о том, как смотрел на него дедушка, когда он сломал его удочку. - Не так это работает, мальчик. – Наму хочется психануть и сказать, что с мальчиком тот ошибся на два десятка лет, но бесспорная нажитая мудрость в добрых глазах его останавливает. Он оборачивается к секретарю и смотрит с немой просьбой о помощи. - Семь, - отвечает тот и загибает пальцы, - Юнги-щи, Хосок-щи, ваши родители и партнеры компании. - Семь, - подтверждает Намджун. Санта смотрит на него слегка неодобрительно несколько долгих секунд и начинает молча, с нежностью упаковывать семь ангелов. - А себе купишь что-нибудь? – внезапно спрашивает мужчина. - Бутылку дорогого вискаря и недельное путешествие в алко-ленд. - А как же подарки упаковать? - У меня на это менеджер есть. Намджун ёжится под странным, пронизывающим взглядом и торопливо забирает из рук продавца коробку. - Сколько с меня? - Нисколько. - В смысле? – удивляется Намджун, нервно посмеиваясь, и с усмешкой спрашивает: – Это что, подарок Санты на Рождество? Мужчина слегка поправляет шапку и таинственно улыбается. - Нет, Намджун. Для плохих мальчиков у Санты есть другие, особенные подарки. Каким образом этому мужчине в забавном, но удивительно качественном красном костюме, известно его имя, Намджун задумывается, только когда засыпает. * Джин зависает посреди улицы. До Рождества семь часов, подарки не найдены и не куплены, стол не накрыт, и зависать это худшее из того, что стоит делать при таком количестве не. Но оторваться не может; карликовые елочки у торговых центров и искусственные венки слегка припорошены снегом – и это в бесснежном обычно Сеуле! И закат так чудесно засыпает на людных улочках, окутывая ощущением безмятежной неторопливости. Если раствориться в этой уютной атмосфере, перестав думать о мелкой, но зудящей, как мелкий комариный укус, кучке проблем, можно было почувствовать тонкий сладкий запах Рождества. Взвизгнувшая шинами на резком старте дорогущая ауди дернула Джина обратно в реальность. В реальность, в которой у него семь часов до Рождества, отсутствие подарков, зарплаты и три голодных брата. Он очень любил Рождество. Но в этом году слишком сильно хотелось удавиться мишурой. - О, - восторженно шепчет он, прилипнув взглядом к небольшому прилавку с маленькими фигурками ангелов. Те выглядели безумно красивыми и в той же степени ужаса дорогими. – Подскажите, пожалуйста, сколько стоят эти ангелы? Продавец сдвигает шапку на затылок и приветливо улыбается. - А сколько штук тебе нужно? Джин вытаскивает маленький кошелек, заглядывает внутрь, потом на прилавок. Если получится сторговаться, то всем должно хватить. - У меня три младших братишки, которым я до сих пор ничего не смог выбрать. Мужчина долго смотрит на прикованный к снежным ангелочкам блестящий взгляд и вдруг задумчиво хмыкает. - Если отдам просто так, себе что-нибудь подаришь? - Да вы что, - вспыхивает Джин то ли на невероятную щедрость, то ли на глупый вопрос. – Я на эти деньги лучше еды побольше куплю. Ребята, знаете, сколько съедают? - Но в Рождество никто не должен остаться без подарка. О себе-то ты не подумал. Как же это ты нарушишь законы праздника? Джин только смеётся неловко и пожимает плечами. Ему не до законов Рождества, когда денег в кошельке только на символические сувениры братьям и совсем немного мяса на ужин, а зарплата через две недели. Санта не обижается, даже наоборот, бормочет о чем-то своем и все же запаковывает трёх ангелов, пока Джин завороженно гладит кончиками пальцев по снежному шару; его никто не тряс, но снег в нем падает словно по волшебству. - Раз ты решил себе ничего не дарить, дедушка сам выберет тебе подарок. Джин с улыбкой принимает коробку и подтягивает пушистый шарф на лицо. - Что ж, искать с утра под елочкой? - Еще бы. * - Хён! - Джин-хён! Мы есть хотим! - Эээй! Ну просыпайся! Ты обещал подарки утром! - А мне обещал бургер! - Я не буду есть бургеры, мне за них отжиматься пол дня. - Куки, свали ваще! Намджун выползает из густой токсичной дремы по частям. Сначала просыпаются уши и то, что они слышат, будет стоить целых барабанных перепонок, потому что нечто орёт в три голоса и местами возмущенно повизгивает с особенной писклявостью. Затем просыпается туловище. Еще бы оно не проснулось, когда по нему скачут тяжеловесные обезьяны. Никаких бургеров, кому-то надо худеть. Затем просыпаются глаза, обнаруживая заслон из теплого одеяла и три пары горящих глаз. - Какого хрена! – орет Намджун и подскакивает с такой прытью и силой, которой не должно быть у человека, выжравшего в одно горло бутылку виски прошлой ночью. Обезьяны, по факту оказавшиеся тремя неизвестными подростками, такой силы видимо не ожидали тоже, потому что с кровати послетали как боулинговые кегли. Сам Намджун хренеет куда больше – попробуй сохранить спокойствие, когда просыпаешься в незнакомой комнате на скрипящей однушке, а на тебя пялят три пацана – и слетает прям за ними, только куда-то вперед. Здесь его почившие перепонки умирают во второй раз. Потому что, натыкаясь внезапно подслеповатыми глазами в зеркало перед кроватью, он орёт так, что стены должны пройти трещинами. Где-то в другой стороне Сеула, в пентхаусе одной из высоток Каннама, с равнозначным ужасом орёт еще один человек. Но Намджуна это мало беспокоит. Важнее то, что за человек смотрит на него из зеркала и почему Намджун смотрит из него. Он пробует трогать лицо, тянуть за щеки, дергает конечностями, но отражение, словно насмехаясь, копирует движения в точности. Намджуна от этого открытия пробирает истерической дрожью, отражение – трясется в такт и загнанно глотает кислород. Это страшно. Страшнее, чем оказаться в толпе аборигенов-каннибалов уже обмазанным в лимонном соке и специях. Так же страшно как оказаться парализованным – двигаешься ты, а на самом деле кто-то другой. Намджун бы еще раз заорал, вдруг удалось бы проснуться, но голос за спиной отвлекает от путешествия в пучину агонии. - Я конечно помню, что хён не любит, когда его будят, но это ваще прикол. Прикол. Смешнее некуда. - Он прикидывается, чтобы не готовить бургеры, - заверяет второй, самый долговязый. - Какие нахрен бургеры… - сипит Нам не своим голосом и от этого чуть не начинает снова орать. Чужой голос - мягкий и звонкий, угрожающий тон звучит им как простое недоумение. - Домашние, - удивленно объясняет парнишка. Ему впервые за десять лет хочется заплакать. - Хён, может, ты заболел? – самый мелкий из них подходит ближе и, кажется, пытается коснуться лба, но Намджун взбрыкивает на метр назад и, вскочив, пятится. – Ты какой-то странный, Джин-хён. Джин-хён. Почти Джун-хён. Может, сознание наконец-то просыпается и вспоминает реальные факты. - Это вы все странные… - шепчет он и чуть не валится снова, спотыкаясь об порог перед коридором. Его дезориентировано мечет в незнакомом пространстве в поисках хоть одной знакомой вещи, но потрепанная маленькая квартирка не кажется ему даже смутно знакомой. - Ты в магазин за ингредиентами для бургеров? – выкрашенная в пшеничный голова долговязого высовывается из-за двери. - Какими еще… - отвечает Намджун на мутной инерции, но решает не продолжать. Судя по блестящим глазам – ответ бургерофила будет тем же. Он щупает себя по карманам, крутится по сторонам и все трое облепляют его мгновенно, один подает джинсы, свитер и пальто, второй бежит с кошельком, третий – у этого ребенка черная дыра вместо желудка – перечисляет, что обязательно требуется докупить к бургерам (как с ними сочетается сливочный чупа-чупс не очень понятно). Намджун в тумане ступора хватает все, что дают, одевается и буквально выпрыгивает из квартиры, будто это как в фильмах перенесет его в портал из этой параллельной реальности в родную, и, прижимая кошелек к груди, несется на первый этаж крайне обшарпанного подъезда с мыслью, что сейчас он закажет такси и больше никогда-никогда не выйдет из своего дома. И виски галлюциногенному устроит ритуальное сожжение, если после вчерашнего осталось чему гореть. Уже на выходе из подъезда Намджун понимает, что кошелек совершенно пустой. Тремя этажами выше от внезапного душераздирающего крика на улице вздрагивают Чимин, Тэхён и Чонгук. * Большая, вылизанная мойщиками-альпинистами высотка появляется перед глазами только через несколько часов. К счастью, в кармане пальто наскреблось мелочи на поездку в метро, иначе родной дом Намджун бы увидел в лучшем случае к вечеру. Он даже не злится, не давится желанием пустить на этот город ядерную бомбу, потому что мысль о том, что вот оно, его убежище, родное, хотя еще вчера ненавидимое, жилище и сейчас он поднимется на этаж, закопается в одеяло и всё. Матрица пойдет по пизде, жизнь в обратную сторону и этот идиотский кошмар прекратится. - Господин, вы куда? Намджун оборачивается на консьержку, та смотрит на него огромными глазами. Ну естественно! Он, может, и знает номер кодового замка, как и расположение лифтов, но есть маленькая несостыковка. И сейчас она пялится на него через зеркало за спиной консьержки. Может, если Намджун назовет девушку по имени, а заодно номер своей квартиры с кодом доступа, она его пропустит? Черт, план рушится уже на пункте имени. Голосом Хосока в голове всплывает: "Когда-нибудь твое наплевательство к людям тебе аукнется!". Аукнулось. - Я живу здесь, - беспомощно выдает Намджун свой единственный аргумент. - Простите, но я вас никогда не видела. Ваше имя? Ну конечно она знает его настоящее имя. И лицо знает, только не это. И половина Кореи вместе с ней. Нам с тяжелым вздохом опускает голову и как никогда жалеет, что "забрался" так высоко. А потом слышит со стороны сигнал лифта и самый неожиданный из всех голос. - А нам обязательно туда ехать? Свой. И, обернувшись, видит, как он сам выходит из лифта, а рядом быстрым шагом шлепает Хосок и объясняет что-то торопливо, но в пустоту, потому что "Намджун" удивленно оглядывается по сторонам. Чутье - да и логика, чего уж - подсказывают, что несчастный владелец тела, доставшегося Намджуну, сейчас тихонько хренеет в его теле. Хренеет достаточно спокойно для человека, который наутро очнулся в неизвестных туловище и обиталище. Чего не скажешь о самом Намджуне, который сегодняшнее утро провел в предистерическом состоянии и мог провалить испытание на выдержку буквально через несколько секунд, потому что... - Твою мать... - восхищенно шепчет он, не сразу замечая, что жамкает свое собственное лицо как чужое перед зеркалом сегодняшним утром, забыв, что за лицом, вообще-то сидит другой человек. И ошарашенно наблюдает за тем, как по щекам гладят пальцами, тянут за нос, за подбородок, сам успевает в ответ только растерянно ткнуть кончиком пальца в скулу, потому что его тело, точнее, Намджуна тут же оттаскивает охрана. Тот даже не сопротивляется, замирает в их руках, ни на миг не отрывая взгляд. Джин и Намджун переглядываются с благоговейным ужасом из тел друг друга. - Отпустите его, - тихо просит Джин, по-прежнему буравя себя пристальным взглядом. Охрана естественно подчиняется тут же, но обеспокоенный Хосок слегка продвигается вперед, пряча друга за плечом. Его настоящий друг только вздыхает устало: - Ой, Хоуп, ты-то куда... - и трет глаза, не замечая, как лицо Чона вытягивается от недоумения. - Не знаю, откуда этот парень знает меня, - парень оборачивается, - но давай ты разберешься с очередным ревнивым хахалем в следующий раз, Джун? И вообще: сколько раз я тебя просил не давать им домашний адрес? - Да не хахаль я! - возмущенно вопит Намджун. Хосок смеряет его кислым взглядом и, подхватив Джина под руку, обходит вторженца за полтора метра. В их индустрии незнакомых людей нужно остерегаться вдвойне. - Пошли, мы уже опаздываем на встречу, - приговаривает Хосок. Джин дергается, слабо рвется из рук, чтобы обернуться и посмотреть на себя еще раз, и ловит виноватую улыбку. - Иди, это важная встреча. Джин кивает, отворачивается, а потом вдруг вздрагивает, словно вспомнил что-то и несется к Намджуну, судорожно копаясь в карманах. - Прости, пожалуйста, - извиняется он и вытаскивает всю наличность из кошелька. То ли вспоминает пустой карман своего кошелька, то ли чувствует непонятную вину за произошедшее, потому что мнется несколько секунд и следом отдает свой шарф. Намджун берет шарф и деньги, потом замечает взгляд Чона со смесью подозрительности и отвращения на лице и пытается отмазаться стандартным "это не то, что ты думаешь", но друг уже видел его в стольких щекотливых ситуациях, что просто не поверит. Не верит и сейчас, поэтому снова хватает Джина и уже тащит к дверям. - Я тебя у входа в соседний парк буду ждать! - кричит Намджун ему в спину. Джин кидает через плечо тоскливый взгляд и кривовато улыбается. - Господин, я попрошу вас покинуть здание. Намджун смотрит на охранника в строгом костюме и даже сквозь его темные очки видит характерный взгляд. - Будешь смотреть на меня как на проститутку, я тебя премии лишу, - цедит Намджун сквозь зубы, не представляя, как пугающе искажается его миленькое личико. * В джиновом пальто очень холодно. По определению, не Намджуну – того сейчас согревает гремучая смесь из ужаса, ненависти и жажды мести. На эмоциональном топливе он пробегает несколько кварталов, потому что в ближайший час его тело будет уговаривать заказчика по стоимости аранжировок, и это время Намджун решает провести, выбивая из некоторого приколиста зубы и правду. Намджун, может быть, спятил немного, – а может и много, раз все еще видит себя в теле какого-то парня – но нехитрый откат событий приводит к дурному, но единственному выводу. Если из памяти внезапно не выпал факт того, что после виски он обожрался ЛСД и теперь колесит в галлюцинациях, то причиной может быть тот странный мужик. Вдруг он там распространяет какой-то газ, новую научную разработку? Или эти ангелы обсыпаны каким-нибудь нано-порошком, иначе какой торговец будет морозить зад на улице и отдаст товар задаром? Любишь кататься – люби и в чужом теле торчать. Нет, не нано-порошок это, а нано-мозг у Намджуна, такой же микроскопический. Отчаяние приводит к отупению. Мужчина находится на том же месте, только товары на прилавке у него совсем другие. И те чуть не слетают, когда Намджун вздергивает его за воротник шубы. - Вы чего?! - Я чего? – Намджун улыбается, но скулы неприятно сводит от напряжения. – Ты какого хрена натворил, мудилка праздничная? - Молодой человек, - с натянутым спокойствием тараторит Санта. Голос у него почему-то совсем другой, музыкальный слух не ошибается. – Я ведь ничего не сделал! Я вас вообще впервые вижу. Намджун немного подвисает, но отпускает воротник не потому что поверил, а потому что прохожие начинают испугано озираться. - Вчера я у тебя тарился, - шипит он, нависая над прилавком, - ты меня как в другое тело закинул, а? - Да вы что, я… - Ах ты ж… Он и в этот раз не может объяснить свои мотивы - борода после рывка остается у него в руке. Вся, даже резинки, разорвавшись, закручиваются серпантином. Торговец внепланового стриптиза ожидал еще меньше, потому что таращится на парня круглыми как снежные шары глазами и потом почему-то сдирает с себя шапку, тянет воротник шубы в разные стороны. - Эй, смотри, смотри, я просто кладовщик в торговом центре, вон там, - он суетливо тычет куда-то себе за спину, потом тянется за сумкой, но как-то неуверенно, будто боится дернуться со стула, - хочешь, я тебе удостоверение покажу? Первый день сегодня торгую, честное слово! Намджун смотрит на его лысоватый затылок, клетчатую рубашку под шубой, пустую коробку из-под лапши около стула и обреченно зажмуривается. Нано-порошок. Секретная, мать ее, разработка. - Простите, - тихо произносит он, растирая глаза полными ладонями. Он потом, кажется, еще раз извиняется и поздравляет с Рождеством, впервые чувствуя себя чужим, беспомощным и вовне. Не то что оказавшись в другой стране – на другой планете с таким ощущением самое место. Непонятно, кто поможет, что делать и, главное, как жить. От расшатанной стойки он пятится неуютно и вслепую бредет в сторону парка на встречу с собой. * Единственным плюсом в этой ситуации становится то, что Намджуна наконец-то никто не узнаёт. Он не то чтобы сильно известен на лицо, потому что в компании, в которой он является совладельцем и одним из продюсеров, полно симпатичных сладких мордашек, а его лицо под эти характеристики не подходит уж точно. Они даже с Юнги каждый год спорят на коробку вискаря, чьё же лицо будет ниже в рейтинге красивых людей музыкальной индустрии. Намджун иногда в рейтинг не входит вообще, но не расстраивается нисколько, потому что с его славой и деньгами всегда найдётся кто-нибудь, кто обсуждает на форумах как сильно хочет от него детей. Нет, правда не расстраивается. Ну и что, что Юнги в этом году выпустил пафосный клип и чуть не устроил всемирный потоп от текущих старшеклассниц, таким образом поднявшись в рейтинге как никогда высоко. Ну и что, что даже Намджун бы вздрочнул на красивую падлу, если бы с пелёнок не знал, что за шепелявый гоблин за ней скрывается, а на свое лицо даже при наличии мейкапа не всегда было желание смотреть. Ещё одним минусом в этой ситуации становится то, что Намджун блядски мёрзнет в чертовом пальто. И чем дольше он стоит в нём у ворот парка, тем меньше радуется тому, что люди его не замечают. - Прости, пожалуйста, я не знал, что мы так задержимся. Намджун оборачивается и вздрагивает снова. Интересно, сможет ли он когда-нибудь привыкнуть видеть себя вот так? А лучше бы вообще не привыкать и поскорее вернуть все как было. Парень подходит к нему как ни в чем не бывало и улыбается во весь рот. Ах, так вот они какие, знаменитые ямочки. На самом деле он вообще не помнит, когда последний раз так улыбался. - Как прошла встреча? - Катастрофично, - отвечает Джин и раскатисто ржет, прихватив ладонью живот. И, когда смеялся вот так, тоже не помнит. В детстве, может быть, когда не было никаких проблем, тревог и зияющей дыры в солнечном сплетении. - Но ты не беспокойся, твой друг все разрулил, - продолжает парень. - Я, правда, имени его не знаю, странно было бы его об этом спросить, - и смеется еще раз, веселее прежнего, крайне довольный своей шуткой. - О, я же твоего не знаю. Или своего. Как теперь правильно сказать? И смеется третий раз. Намджун думает, что парень какой-то не от мира сего, несет бред и сам кайфует от этого - но думает далекой, тихой частью сознания, потому что вся остальная его часть не может понять, какого черта он сам расплывается в идиотской улыбке. - Ким Сокджин, - произносит он, тыкая пальцем в чужое плечо, а Намджун, отследив движение, только весело фыркает. - Ким Намджун. Они все-таки пожимают руки, перебрасываясь глупыми шутками о том, что хоть в фамилии не запутаешься. Вздутый горький ком напряжения осторожно сдувается до той точки, когда становится можно хотя бы дышать без панических судорог. Непонятно почему, вроде бы его тело и его лицо, но в своих глазах видно другое, спокойное тепло и, заражаясь им, чувствует себя необъяснимо легче. - Слушай... - щурясь, пробует Намджун, - хрена ты такой спокойный? Джин задумчиво жует губу и весело улыбается. - Не знаю? - Почему-то спрашивает он. - Мне кажется, если я буду вести себя как обычно, все кончится. Вроде того, знаешь, как фильмах: героев меняет телами, они истерят весь фильм и торчат в другом теле целую вечность. - Джин испуганно распахивает глаза. - Нет-нет, ты не подумай, в твоем теле очень удобно, тепло и все такое, - Намджун просто лопается со смеху, - но вдруг, если я сделаю вид, что все нормально, в системе произойдет сбой, небо позеленеет, с облаков посыплются розовые кролики, и все станет как раньше. Джин видит намджуново лицо, пунцовое от смеха, и тяжело вздыхает: - Прости, это влияние моего младшего брата. На самом деле я просто стрессоустойчивый. Намджун все еще давится остатками смеха и кивает в сторону парка. Телу постепенно становится теплее, даже несмотря на дурацкое пальто. - Пошли, у меня идея есть. Идея, конечно странная, но ему покоя не дает, что он смотрит на свое-не-свое лицо и вроде бы узнает, но не совсем. Поэтому, когда они проходят глубже в парк (Намджун на всякий случай одергивает кепку Джина чуть ниже на глаза) и останавливаются около шатра с каким-то аттракционом, Ким-старший смотрит на него с недоумением. Недоумение перерастает в ступор - Намджун, по-хозяйски трогая свое тело, садит парня на ближайшую скамейку лицом к спинке и падает рядом. Джин утыкается в зеркальную стенку шатра и тут до него доходит. - Мне кажется, так проще будет говорить, пока не привыкли, - неуверенно объясняет Намджун. Джин поворачивается к нему и подтягивает его шарф ближе к носу, зарываясь кончиками холодных пальцев под ткань. - Я вижу, как у тебя открывается рот и отвлекаюсь, - улыбается он, следом вздергивая воротник своего пуховика, и придвигается чуть плотнее, отворачиваясь обратно к зеркалу. - Прости, я знаю, что в моем пальто холодно, может, так будет теплее. Намджун тоже отворачивается и внимательно смотрит. Значит, этот дружелюбный, заботливый парень - обладатель доставшегося Намджуну тела? Довольно красивого, надо заметить. Даже, пожалуй, слишком. Джин что-то лепечет под ухом, Намджун отвечает сумбурно, в воображении накладывая голос на картинку... и правда слишком красивую. У Джина черты лица, да весь он, мягкий и согревающий, от прядок нежно-розовых волос до идеальной кожи идеального лица. Намджун смотрится в зеркало раз, наверное, в третий, но только сейчас видит, что лицо ему досталось красоты фантастической, с таким бы он точно победил все споры с Юнги, да и в этих рейтингах одинаковых кукол тоже. Только когда Джин смеется, Намджун замечает, как тянется через спинку скамейки ближе к зеркалу. - У тебя просто... - начинает он скрипучим голосом и покашливает, - цвет волос классный. - А, это. Это всё Тэхён. Этот придурок принес как-то "супер-пупер-мега-классную" маску для волос и, когда начал мазать на нас, внезапно понял, что перепутал баночки и взял осветлитель. - Джин тяжело вздыхает и очень хочет отвесить себе фейспалмом, но он только привык смотреть на отражение как на собеседника... Всю магию рушит Намджун, потому что от смеха загибается так, что руки повисают за спинкой скамейки. И ведь правда, если вспомнить сегодняшнее утро, у двух ребят были крашеные волосы, но у любителя гамбургеров они отливали желтым, а у второго, чуть пониже - металлическим. Только у третьего... - Только Чонгук сказал, что он и без масок огонь, и избежал фестиваля блондинов. А мы с Чимином вообще потом покрасились. - Тебе очень идет, - тихо подмечает Намджун, не видя, как Джин радостно щурится и прячет улыбку в воротнике. Потому что сам все еще беспощадно пялится в отражение и никак не может насмотреться. - А эти ребята твои?.. - Братья, да. - Джин заметно оживает. - Тэхён с Чимином близнецы... не смотри на меня так, я не шучу. А Чонгук на год младше. - И, прикусив губу, вздыхает. - Я уже скучаю по засранцам. Вчера еще Тэхёну бургеры обещал. Вопрос вырывается раньше, чем Намджун понимает, что ответ ему известен. И действительно, Джин выдыхает тоскливое, очень похожее на тэхёново по глубине отчаяния в голосе, "домашние", не понимая, почему парня загибает снова. Только отсмеявшись, Ким-младший по дурости спрашивает: - А родители? И ментально пинает себя, да посильнее, только поздно, потому что лицо Джина - его лицо - моментально темнеет, застывает. Черт, кто тебя за язык тянул, все-то тебе знать надо. - Нет родителей. От стремления приложиться лицом об скамейку удерживает только то, что лицо все-таки чужое. Тишина повисает горькая, хоть и недолгая, потому что Джин, с которым, оказывается, болтать легко и с охотой, прерывает ее первый. - Что-нибудь знаешь про то, почему нас поменяло телами? - хрипло, немного неловко спрашивает он. Намджун, забывшись, поворачивается и смотрит. Ему все еще хочется извиниться и сказать, что он идиот, и он не совсем понимает, почему ему этого хочется - границу человечности и здоровой осторожности в общении он преодолел годы назад. Ему должно быть плевать, но не. - Намджун? - А? - Тот спохватывается, стряхивает несуществующие снежинки с рукава. - Не знаю. Последнее, что помню, как покупал игрушки у какого-то мудака, вернулся домой, выжрал вискаря и лег спать. - Класс, - комментирует Джин то ли увлекательный разнообразный досуг, то ли просто находит что-то веселое в его словах, и смеется легко и весело, - а игрушки случайно не у Санты рядом с торговым центром брал? Намджун смотрит недоуменно на то, как Джина гнет пополам. Вот тебе и волшебная пыль. - Пернатых таких педрил, да? Джин валится набок, точнее, на бок Намджуна, и смеется, схватившись за его плечо. Тот рассматривает отражение, милую искристую улыбку Джина... То есть, свою улыбку. Это он смотрит на трясущегося рядом парня, на себя застывшего под теплыми руками и улыбающегося как идиот. Может, волшебная пыль все еще действует, потому что объяснить себе маленькие искорки радости в груди и мягкую, согревающую волну такого беззаботного счастливого пофигизма не получается. Ему ведь на удивление и правда как-то без разницы. Или это Джин, не стараясь, излучает что-то такое, что, преодолевая физику, каркас из чужой плоти, просачивается в воздух и заражает Намджуна быстрее вируса. С ним, наверное, даже тонуть на Титанике было бы весело. - Слушай, а не наш ли там Санта случайно? - спрашивает Джин. Намджун тратит еще несколько секунд, чтобы оторваться от отражениях их двоих, поднимает глаза выше... И действительно, их дедок - его можно узнать по самодовольной, счастливой роже, - стоит несколько метров позади, у соседних шатров, раздает толпе детишек какую-то ерунду. Намджун даже не рассматривает, что именно, потому что в глазах мутнеет, и он с трудом помнит, как слетает со скамейки и несется в сторону Санты. Слышит визги, вопли, свой испуганный голос позади, а, когда очухивается, нехило весящий дедок прижат к стенке шатра и смотрит с отвратительной всепрощающей улыбкой. Намджуну безумно хочется макнуть этого декабрьского Иисуса в снежок лицом, но Джин виснет у него на локте и оттаскивает. - Намджун, ты чего?! - Это ты чего?! - вскипает младший. - Этот пенсионер нас телами поменял! - Да это просто дедушка в костюме, чего ты взъелся? - Я настоящий, - слегка обиженно тянет Санта. - Вот именно! Настоящий! - Кричит Намджун и, вздрогнув, оборачивается обратно к дедушке. - В смысле, настоящий? Здравый смысл подводит его и в третий раз. Он неуверенно протягивает руку и дергает за белую пушистую бороду. Санта, ойкнув, выдирает ее из его рук обратно. Намджун отшатывается как ошпаренный. - Я не пойму, где тебе еще волосы показать, чтобы ты поверил? Штаны снять? - Санта не должен так говорить... - тихо произносит он, не понимая, почему его голос звучит так обиженно, как будто ему только что сказали, что Санты нет, а не наоборот. - А ты не должен выкидывать людей из своей квартиры, после того как проведёшь с ними ночь, - фыркает Санта, - но я же тебя не отчитываю. Намджун невольно прячется за плечом Джина. Такое ощущение, будто его родной дед ругает, а стыдно так, будто он целую нацию вырезал. - Ты правда настоящий? - осторожно спрашивает Джин. Дедушка, пригладив бороду, слегка улыбается. - Самолетик в двенадцать лет помнишь? Писал же, что хочешь летать как мама с папой. - Но я же видел, как мама мне его под елку положила... - А я сделал так, чтобы она его купила за копейки. Джин кивает, до боли прикусив губу. В груди покалывает тихонько от желания обнять странного дедушку в красной шубе. Счастливых воспоминаний с родителями было не так много и найти кого-то, кто мог разделить с ним это воспоминание, было радостно и больно одновременно. - Верни все как было, пожалуйста. - Я же сказал тебе, Сокджин, нельзя законы Рождества нарушать. Ты обо всех думаешь, а о себе ни секунды. Вот пришла пора научиться. - И как же я научусь? Прям сейчас садиться и думать? - смеется Джин. - Не знаю, но шесть дней у тебя на это, - Санта пожимает плечами, - не успеете до Нового Года, все последующие проведешь в этом теле. - "Не успеете"? - Доходит до Намджуна. - Мне тоже что-то надо сделать? Санта поворачивается к нему, натягивая ту же противную, счастливую лыбу на лицо, от которой аж в костяшках зудит. Бородатый сатана, не иначе. - А с тобой я вообще не разговариваю, ты плохо себя вел в этом году. - Ну зашибись! - Вскидывается Намджун. Джин, кажется, уже готов к очередному покушению на Санту, поэтому оттесняет парня плечом еще дальше и, не дождавшись вспышки агрессии, поворачивается к нему лицом. - Мы разберемся, Намджун, не беспокойся. - Ага, разберемся, - согнувшись, бурчит тот куда-то в чужие ключицы, потом и вовсе почему-то перестает беспокоиться, пока Джин осторожно поглаживает его по спине. - Этот дед жутко похож на моего друга Юнги. - Намджун выглядывает из-за чужого плеча. - Эй, слышь, а ты случайно не... Но Санты на месте не оказывается. Намджун столько раз вопросом о смысле жизни не задавался, сколько за сегодня вопросом, а не принял ли он случайно что-нибудь расширяющее сознание. И если все-таки да: как его скукожить обратно? Надо бы все же спросить про тот виски у Хосока, когда он просохнет и вернется в себя. Джин смотрит его обеспокоенными, нехарактерно добрыми для этого тела глазами и трагически молчит. Вернется в себя, как же. Он исщипал себе всю руку; все еще стоит посреди зимнего парка, тупо пялясь на свое туловище и его нового владельца; у них пять с половиной дней до нового года и до того как мстительный декабрьский дед вспомнит о своей истинной пацифисткой миссии и вернет их обратно. Пять с половиной дней до выполнения задания, о котором Намджуну не сказали. А еще он блядски мерзнет. Или мерзнет тело Джина. Точно! - Мы едем покупать тебе одежду, - безапелляционно заявляет он. - Че? - отзывается Джин с поистине философским пофигизмом. "Стрессоустойчивости" этого парня невозможно не завидовать. * - Ты ведь не серьезно, правда? Намджун с самодовольным оскалом пялится на то, как Джин растерянно оглядывает торговый центр, фасад которого так и рябит такими брендами, что попробуй только произнеси не заикнувшись. Да их, наверно, даже произнести бесплатно нельзя. Намджуну кажется, что было бы весело показать Джину количество нулей на счете, чтобы завершить образ растерянного парнишки эффектным падением в обморок. Нет, Намджун отнюдь не из тех, кто горделиво выворачивает карманы с миллионами, просто в растерянности Джина есть что-то настолько беспощадно очаровательное, что ловит себя он на странном желании удивлять его каждую секунду. Вместо ответа уверенно заходит внутрь, вынуждая Джина семенить рядом. - Я отсюда вещи не надену, - с легкой дрожью в голосе предупреждает тот. - Ты уже в них. И тормозит Намджуна за рукав, как раз когда они оказываются в опасной близости от дверей в магазин, чей логотип смутно напоминает какую-то там дольчегабану (Джин что-то по телевизору слышал). - Я серьезно. - Хорошо, хорошо, - обернувшись, успокаивает Намджун. Старший облегченно расслабляет плечи и, только сейчас заметив свой жест, поспешно отпускает руку парня, пристыженно потупив взгляд и не замечая, как Намджун расплывается в улыбке. - Ты не наденешь, потому что надену я. Тело-то твое! - Господи, Намджун! - вспыхивает он, даже не подозревая, сколько еще раз ему придется произнести эту фразу на каждую из взбалмошных выходок Ким-младшего. Джин еще упирается несколько секунд, но так неуверенно и устало, что Намджун вскоре все-таки затаскивает его в бутик, где парня тут же облепляют хорошенькие девочки-консультанты, а сам как ни в чем не бывало отплывает в сторону. На атаку куколок стрессоустойчивость видимо не распространятся, потому что Джин неловко вертится между ними волчком, тонет в вопросах и смотрит на Намджуна с панической мольбой утопающего, а тот как последний засранец стоит в стороне и с широкой лыбой кайфует от страданий. Только когда парень окончательно захлебывается в своей гипер-вежливости (даже по корейским меркам это просто подвиг), Намджун все-таки подходит и кисло скалится консультанткам - на деле мило улыбается, потому что светлое личико Ким Сокджина на иное не способно. - Ты бы себя видел, - сквозь смех произносит младший, стоит только девочкам отойти. - Да я чуть с ума не сошел. - Джин задыхается словно кросс пробежал. - Не делай так больше, я же вообще в этом не шарю. - В чем именно? В одежде или в девушках? - ухмыляется Намджун. - При такой-то милой мордашке, как у тебя, девчонки, наверно, толпами за тобой бегают. - Я учился в школе для мальчиков, за мной больше парней, чем девчонок, бегало, - шутит Джин. - Могу их понять. Намджун тут же захлопывает рот, слишком поздно осознавая, что он только что ляпнул, потому что Джин смотрит с немым удивлением, и одна из зависших рядом консультанток тоже поглядывает довольно... неоднозначно. И самое страшное, что он все еще не решил, чего испугался больше: что его лицо может быть с утра во всех новостях ("Ким Намджун провел своего любовника по магазинам", или как там любит писать Диспатч) или... Что? Чего он испугался? - Брось, все в порядке, - ласково улыбается Джин, очевидно заметив панику на чужом лице. - Ты тоже очень красивый. Или что Джин действительно кажется очень, очень красивым, а повсюду зеркала, куда ни плюнь. - Да ты смешной, - огрызается Намджун, но совсем не со зла, просто он пока не придумал как скрыть смущение. И не дай бог Джин начнет его сейчас убеждать и попутно топтать хрупкое равновесие, поэтому он тут же спрашивает: - Что ты предпочитаешь носить? - Ну не знаю. - Джин растерянно оглядывает секции. - Вещи? - Потрясающе, - вздыхает младший и оборачивается к девушке, тыкая в себя пальцем. - Подберите зимний гардероб вот этому парню. Девушка даже не морщится - и не таких экстравагантных личностей обслуживали. - Предпочитаете что-то конкретное? - Просто ткни в любую вещь, - просит он старшего через плечо. Тот крутится, нервно хлопая губами и указывает на странный и безразмерный, но очень милый свитер. Пара комплектов одежды подбирается влет - Намджун без разбора хватает то, что ему подносят, даже не смотрит особо, на комментарии от Джина не надеясь и подавно. Тот один раз в общей суматохе рискнул глянуть на ценник, понял, что две его почки не стоят пары рваных джинсов, и теперь стоит в сторонке, сжавшись всем существом, и не дышит почти, будто тариф на воздух здесь тоже есть. - Плечи у тебя широченные! - слышит он восхищенное со стороны примерочной и пробирается внутрь. Намджун обнаруживается за шторой в брендовых джинсах и с ладонью, гуляющей по животу. Своего странного жеста он не замечает или не замечает Джина за спиной, потому что мягкую кожу поглаживает так беззаветно, будто ничего странного в этом нет, и сотрудницы магазина зря с таким подозрением смотрят в сторону странной парочки в примерочной. Намджун на самом деле нифига не замечает и по обыкновению относит себя к кинестетикам, просто он редко считает кого-либо достаточно приятным, чтобы прикасаться. А тут Джин - мягкий, гладкий, почти что плюшевый, и кожа у него нежная, словно у подростка, хотя ведь парень старше на год. Руки сами тянутся к мягким линиям живота, даже крупицы мысли о неправильности происходящего не появляется в намджуновой голове. Пока он не замечает чужие глаза над плечом. - Выйди! - просит он слегка истерично. - Но... это мое тело... К счастью для них обоих, Намджун быстро берет себя в руки. - Я оденусь и тогда ты выберешь, окей? - Но... - снова начинает Джин. У него в голове полно всяких но, начиная от того, что Намджун ему не должен совершенно ничего, тем более тратить баснословные суммы на одежду для него, ведь внешний вид Джина не поможет им быстрее вернуться обратно. Заканчивая тем, что он, черт возьми, без понятия как отплатить парню за доброту. - Джин, - просит Намджун с преувеличенным спокойствием в голосе и садит старшего в кресло около примерочной, - ты ведь помнишь, что сказал этот старый мудак? Ты должен думать о себе. Вот и думай. Это твое задание, выполни его. Девушка, которая приходит к примерочным с вопросом, все ли размеры подошли, краснеет и, судорожно извиняясь, сбегает. Еще бы: Намджун стоит топлес и держит сидящего в кресле парня за плечи, да еще и смотрит с такой горячей решимостью, что осталось только титры пустить и закончить сцену поцелуем. - Молись, чтобы она меня не узнала, иначе в свое тело я точно не вернусь, будешь сам с журналистами разбираться. Сокджин, проводив взглядом опустившуюся за парнем штору, широко расслабленно улыбается и обмякает в кресле. Легкость и спокойствие, которые он чувствует рядом с Намджуном, совершенно непостижимы, парень даже в его теле излучает такой силы надежность, что шесть дней до окончания испытания и стоимость джинсов, на которую он с братьями может жить несколько месяцев (даже при учете прожорливого Чонгука), перестают беспокоить в принципе. Выживший после всей мистической ситуации кусочек здравого смысла кричит о том, что ему не стоит так доверять незнакомому человеку, но... Намджун крутится перед ним в трех комплектах одежды, показывая, что вот тут мягко, вот тут достаточно длинно, чтобы поднять руки, вот тут удобная посадка. Как будто они действительно выбирают одежду Джину. - Ты правда думаешь, что у нас все получится? - Получится, - мгновенно отвечает младший, не отрываясь от зеркала в кабинке, - но для начала тебе надо выбрать комплект. Мне нравятся все три. - Мне тоже. - Намджун недовольно хмурится. - Нет, правда нравятся! Но как представлю, сколько это стоит... - А ты не представляй. Лучше передай девчонкам, что мы берем это всё, пусть посчитают. Переодевшись, Намджун вываливает два комплекта на кассе, один оставив на себе, и подходит к Джину. - Нам бы еще в Пуму и взять тебе пуховик, а то эта тряпка, в которой ты...Джин? Но парень не отзывается и как приклеенный пялится на висящее наверху розовое пальто. Огромное, безразмерное розовое пальто. А Намджун уже смекнул его страсть к большим, милым и странным вещам. - Нравится? - А? - Джин оборачивается, осоловело хлопая ресницами. Намджун просто улыбается. - Девушка, посчитайте нам и пальто, пожалуйста. - Ты с ума сошел! - вопит старший на весь магазин. - Ты цену видел? Даже не думай! И...и... и вообще его нельзя зимой носить, оно слишком легкое! Намджун! А тому вообще до лампочки, он спокойно топает до кассы - насколько можно топать с якорем в виде Джина на локте - и проверяет покупки. Девушка за аппаратом щебечет про замечательный выбор, что пальто в единственном экземпляре и вообще с последнего показа, что таких в Сеуле всего штуки три, и Джину с каждым ее словом хочется удавиться брендовым шарфом от стыда и едкой смеси из обязанности и благодарности. - Отдай мне мой кошелек, там карточка. - Нет. - Джин хватается за карман как за последнюю надежду. Намджун вздыхает и произносит сквозь зубы, чтобы было слышно только им двоим: - Если не отдашь, я тебя поцелую и ускорю встречу с репортерами. Джин давится вдохом и, шокированно уставившись на парня, протягивает кошелек. Намджун не успевает избавиться от еле слышной, противной мысли о том, что перспектива поцелуя с ним могла показаться Джину настолько отвратительной. Ему вообще должно быть все равно - как только они вернут тела, то разойдутся и вряд ли когда-либо встретятся снова. Какого черта ему так обидно? Когда Намджун заканчивает оплату, Джин сжимает его запястье. - Я все тебе верну, - решительно обещает он. - Правда. Не сразу, но... я все отдам. - Натурой отдашь? - кисло шутит Намджун. Обида видимо не отступила. - Если возьмешь. Джин смотрит на него с такой серьезностью, что Намджун слегка теряется и даже на какое-то мгновение забывает, что смотрит на свое лицо. У его лица глаза совершенно другие, другой взгляд - джинов взгляд. Намджун его там действительно видит. - Всё, всё, я пошутил, - улыбается он. - А я нет. - Хорошо, ты всё мне отдашь, я понял. Только пойдем уже отсюда, на нас странно смотрят. Когда парни все-таки выбираются из-под обстрела подозрительных взглядов консультанток, Намджун продолжает свою пытку: - Что бы ты хотел сделать? - Господи, ты что, серьезно... - вздыхает Джин, пряча лицо в ладонях, на которых висят пакеты с обновками. - Абсолютно. - Намджун пожимает плечами. - Считай, я твоя фея-крестная, только без подставы и комендантского часа. Выполню любое желание. - Какой же ты... - Офигенный, знаю, спасибо. - ...самоуверенный и невыносимый. Намджун поворачивается уже готовый сказать что-нибудь убедительное и очень громкое, но давится комом запланированных слов, когда видит, что Джин на самом деле улыбается. Шикарно улыбается. Это все, конечно, ямочки и красивые белые зубы... а если совсем честно, то теплый, затопленный нежностью взгляд, от которого внутри сжимает и покалывает легонько. Намджуну приходится вдохнуть глубоко, чтобы сбить непонятную судорогу. - Ну кто бы тебе так предложил исполнение желания, а? - Что, прям любое выполнишь? - щурится Джин. - Любое. Старший неверяще фыркает и оглядывается вокруг, словно может увидеть что-то, что подскажет ему, как утереть нос наглецу. Придумать желание оказывается очень сложно. Джин отчасти понимает, почему его наградили таким испытанием - он ведь и не помнит, когда думал о себе в последний раз. - Что, даже если я, например, скажу, что никогда не катался на американских горках, ты и такое можешь выполнить? - Дай телефон, - вместо ответа просит Намджун. - Эй, ты что задумал? Намджун? Эй! Но парень только молча набирает смс Хосоку и улыбается, чем заставляет старшего изрядно нервничать. Чон, со своей стороны, устраивает ему не меньшую истерию и бомбардирует сообщениями вроде "Джун, ты с ума сошел? Нет, ты спятил. Возьми трубку! Ты что придумал, а!", но Намджун убирает телефон в карман и ослепительно улыбается. - Пошли купим тебе пуховик, пообедаем и пора ехать. - Не к добру это, - тихо произносит Джин, пока плетется за парнем вглубь торгового центра. * "Ты точно договорился?" "Да, там всего десять мест в салоне, я попросил друга вас подобрать. Какого черта ты сбрасываешь вызов?" "Я простыл" "Джун, я знаю, когда ты мне врешь. Так вот: ты врешь" "Как мы проедем внутрь?" "Я скинул карту проезда водителю, вам откроют ворота и направят к месту" "Спасибо, бро" "Не за что, мудила. Я тебе это припомню." - Намджун, когда ты мне скажешь уже, куда мы едем? - Увидишь, - отвечает он с распирающей щеки улыбкой. Джин тяжело выдыхает и, прикрывая глаза, откидывает голову на сиденье. Намджун будет торчать Хосоку, черт возьми, целое тысячелетие за такую выходку. И почему-то это даже не пугает. А должно бы пугать, потому что, чем больше времени проходит, тем чаще он ловит себя на мысли, что испытывает непонятный кайф, выполняя желания Джина или думая о том, чем еще можно его удивить. И если все остальные его желания настолько же эксцентричные, тогда Намджуну никаких связей не хватит. И нет, снова не испугало. - Где мы? - сонно отзывается Джин, когда машина останавливается, и Намджун открывает ему дверь на улицу. - Осмотрись. Старший выходит из машины оглядывается. И, кажется, понимает, куда они приехали, потому что в паре десятков метров от них, вдалеке от здания аэропорта, стоит...самолет. И Джин готов кричать. - Я не полечу, - тихо произносит он, едва выплевывая звуки пересохшим горлом, а затем смотрит на Намджуна полными ужаса глазами и белеет до неживого оттенка. - Ты чего? - пугается младший. Джин дергается от него неосознанно, врезается спиной в машину. - Я не полечу. Джина трясет с каждой секундой все сильнее и сильнее, он обхватывает себя руками и едва не опадает на ослабших коленях, но Намджун хватает его за предплечья, держит крепко, объясняя как можно осторожнее: - Я договорился, что мы полетим в самый лучший парк в Азии, думал, что тебе понравится... Прости. Джин кидает еще один взгляд через его плечо и, тихо заскулив, прижимается лбом к ключице, прячет глаза; они у него стеклянные, непроницаемые, словно он видит по ту сторону что-то совсем другое. - Мне...мне нравится, - произносит он, задыхаясь, - просто...я просто... - Прости, я хреновая фея-крестная, давай просто выберем тебе другое желание. - Намджун прикусывает губу и давит в себе желание коснуться его волос. Выходит ненадолго, потому что в следующую секунду он неловко поднимает руку и медленно, едва касаясь, кладет ее на джинов затылок, почти неощутимо проводит большим пальцем. Ему вообще хочется обнять покрепче и это желание оказывается страшнее истерики Джина, которую он так неожиданно, так глубоко ощутил сам. Но старший вымученно смеется в его плечо, заметно расслабляясь. Чувство юмора Намджуна спасает их обоих. - Нет, давай полетим. Я... - Сокджин бросает еще один нервный взгляд в сторону самолета, - я справлюсь. Только можно тебя попросить кое о чем? - О чем угодно, - выдыхает Намджун жарче, чем планировал, и слегка кусает себя за нижнюю губу. Ладно, это просто стрессовая ситуация, чего тут только не наговоришь. - Не отпускай мою руку, пока мы не приземлимся. Намджуну к чертовой матери перекрывает кислород. Он просто кивает и Джин, криво улыбнувшись, сам берется за его руку своей похолодевшей ладонью. В самолет заходит с трудом на дрожащих ногах, и в какой-то момент уже на последних ступеньках, Намджун перехватывает его поперек спины и сжимает ладонь другой рукой, даже не думая о том, что идти так не совсем удобно, потому что чужие пальцы сжимают его руку до боли в сведенных костяшках до тех пор, пока они не проходят к креслам, на которые им указывает стюард. Джина от страха тошнит в буквальном смысле, на кресло у прохода он оседает медленно, с трудом сгибая колени. Салон маленький, едва ли на дюжину человек, а заполнен так вообще наполовину, но низ живота скручивает чувством близким к клаустрофобии. Намджун пристегивает их обоих, замечая как на двух щелчках старший крупно вздрагивает, смотрит на него с беспокойством. Стюард что-то объясняет про правила, ремни, аварийную посадку, но сиплый еле разборчивый джинов голос заполняет каждую клеточку в его голове. - У меня родители были летчиками, все рейсы вместе, - хрипит Джин куда-то в колени, а Намджун цепляется за страшное "были" и уже предчувствует продолжение. - Крушение давно было, я даже не вспоминал почти, только самолеты все тринадцать лет избегал и вот... - Не нужно, - тихо обрывает Намджун, поглаживая тыльную сторону ладони большим пальцем. - Прости, я должен был тебя предупредить. - Все нормально, спасибо. - Джин старательно давит улыбку. Сердце Намджуна душно заходится в грудной клетке. Когда самолет начинает движение и поворачивает на взлетную полосу, Джин зажмуривается и съеживается так сильно, что плечи едва не касаются ушей. - Смотри, что мы сделаем. Намджун снимает с себя пуховик, сдвинувшись ближе к иллюминатору, тянет Джина к себе на колени и, когда голова парня ложится ему на ноги, накрывает пуховиком до самых ушей. Джин не сопротивляется, поддается в слепом доверии, прижимаясь к чужому животу затылком и сбивчиво выдыхает. Намджун сгибается на мгновение и, может быть, позволяет себе лишнего, но обнимает парня, насколько это возможно в его положении, шепчет под теплый кокон: - Я не отпущу тебя до приземления, хорошо? - И в подтверждение находит его руку у себя на коленке и сжимает. - А ты попытайся уснуть. Я буду рядом. Джин медленно кивает и закрывает глаза, сковывая его ладонь еще крепче. Может, перенервничал, или так волшебно подействовали слова младшего, но Сокджин действительно проваливается в сон вскоре после взлета. Намджун, как и обещал, не отпускает его ни на мгновение, перебирает волосы свободной рукой, наблюдая за движением облаков в иллюминаторе. Возможно, это даже эгоистично, потому что совсем не соответствует их плану выполнять желания Джина, но... Намджуну очень-очень хочется защитить его от всего. * Пробуждение Джина приходится на момент, когда самолет паркуется в дальней частной секции аэропорта. И в этот же момент он подскакивает с места, будто только сейчас осознавая, откуда у него вмятина на щеке, идентичная складочке на намджуновых джинсах. И даже отодвигается немного, потупив взгляд. И хуже всего: отпускает руку. Намджун тяжело сглатывает пару раз, но чувство разъедающего липкого комка в горле не уходит, и ладонь, согретая двойным теплом, слегка зудит. Да, это его промах, Джина здесь можно понять, он в паническом колпаке не соображал ничего, а Намджун-то чем думал? Гладил, волосы трогал, на колени положил, хотя ясно же попросили только за руку держать. Которую ужасно хочется вернуть обратно на место. - Что? - спрашивает он, когда старший поднимает на него смущенный взгляд. - Хочешь сказать, у нас плохие новости и мы все еще не в своих телах? Джин несколько секунд глупо хлопает сонными глазами и рассыпается смехом. * Намджун и не представляет, что его хотелка претворится в жизнь так быстро. С самолета их снова забирает водитель (Чон Хосок, предусмотрительный ты менеджер-засранец) и отвозит в парк-аттракционов. Как только они заходят внутрь, успешно преодолев испытание в виде японской кассы, Джин хватает за руку чуть пониже запястья и, переливаясь всеми холодными цветами, хрипит: - Скажи, что мы туда не полезем. Горка тянется чуть ли не через весь парк, страшная, изгибистая, как дорога в ад. Намджун улыбается и хочет сказать, что все будет в порядке (он правда так думает, потому что страху не хватает места в голове, которую, словно шампанским, залило искристым ощущением восторга от прикосновения кожи к коже), но тут вагончик проносится мимо них, неся за собой шлейф из душераздирающих воплей. Если все и будет в порядке, то не в этой жизни, потому что с путешествием на адской колеснице она точно закончится. Джин, обреченно вздохнув, тянет к горке, а Намджун и не сопротивляется. Он же, мать ее, фея-крестная. Проорав весь запас голосовых связок, выжившие сползают с аттракциона. Точнее, сползает Намджун, потому что Джин висит на нем всем туловищем до соприкосновения с землей. Они молча покупают кофе в автомате, падают на ближайшую скамейку и, глядя на закат, переосмысливают промелькнувшую перед глазами жизнь. - Твоё следующее желание? Намджун готов поклясться, что Джин хочет отодвинуться от испуга. - Я уже понял, что ты совсем без башки, так что... - "Кто меня таким делает, знаешь?", хочется спросить Намджуну, но он одергивает себя. - Я хочу просто лечь. - Это лучшее желание за сегодня, - улыбается Нам. * Когда они приходят в отель, Джин естественно начинает традиционный курс лекций на тему того, как плохо тратить деньги. Намджун успешно отмахивается. А что еще делать? Лететь обратно в Сеул не рационально и даже немного опасно, потому что остаться в домах друг друга, не спалившись или не вызывая хотя бы минимальных подозрений, у них не получится. То, что Намджуну придется разгребать по возвращению в свое тело, выглядит гораздо опаснее. Потому что отклонение от расписания и сброс звонков Хосока могут повлечь за собой неприятности в виде очередных лекций от Чона и пиздюлей от Юнги. Мозг Джина работает слегка замедленно, - видимо важные его части вылетели из ушей на последней мертвой петле аттракциона - потому что он только в конце длинного обоснования их ночевки в Японии вспоминает: - Черт, я же мальчишек не предупредил! - Не волнуйся, я попросил Хосока присмотреть за ними, - объясняет Намджун, когда они поднимаются на лифте в номера. - Ты только подумай, они ему даже твой паспорт отдали. Его обаянию невозможно сопротивляться. Джин смеется. - Я заметил. Возможно, он все-таки говорит про паспорт, но Намджун все равно украдкой стреляет в него ревнивым взглядом. - Может, у нас получится выйти в скайп? - То есть, с ними придется говорить мне, да? - хмуро спрашивает младший. Джин шкодливо улыбается, прикусив губу, и Намджуна обдает кипятком вдоль позвоночника. Эй, чувак, проснись, это твое тело, ты смотришь на свое тело и течёшь, опомнись! - Будем считать это моим желанием? - хитро предлагает Сокджин. - Засранец, - тянет Намджун ласково, улавливая в своем голосе опасные в избыточной нежности нотки. - Хорошо, будет выполнено. И тут Джин выкидывает такое, от чего Намджун едва не спотыкается на выходе из лифта и не собирает мордой ковер: крепко обняв его предплечье руками, парень прижимается всем телом и подпрыгивает совершенно по-детски, радостно повторяя "спасибо, спасибо, спасибо". Дорога в ад начинается здесь, а не на аттракционах. Намджун отдает старшему ключ-карту от его номера, но предлагает выйти на связь из своего. Пока распаковывает вещи, осыпая благодарностями божественного менеджера, которые резко переходят к причислению Хосока к лику святых, когда на дне чемодана оказывается ноутбук - Джин носится по шикарному номеру, осматривая крохотные лампочки с теплым светом, мягкий ковер под ногами, откровенно визжит, замечая потрясающий вид из панорамного окна. - Нравится? - не без удовольствия спрашивает Намджун, не отрываясь от ноутбука. Иначе прилипнет к Джину, как тот прилип к стеклу. - Очень. Только ты ведь не купишь мне это окно как пальто, правда? - Джин улыбается и с разбегу падает на кровать позади Намджуна, с мечтательным вздохом бросая неосторожное: - Блин, классно было бы, как в фильмах, заказать всякие вкусности в номер, есть в кровати... Намджун не глядя бросает в него меню, стоящее книжечкой на прикроватном столике. - Это твое следующее задание от феи. Закажи так, чтобы мы завтра из номера выкатились, а не вышли. Джин почему-то молчит и, оглянувшись, Намджун видит хмурую, сморщенную мину. - Я вообще при тебе молчать буду, понял? - А я тут ни при чем, - улыбается младший, - я всего лишь помогаю нам вернуться в наши тела. И лучше бы Джину не знать, что истинный мотив совсем не такой пацифистский. Джин почему-то сникает, кивает едва заметно, прячет лицо в меню, раскрывая его сумбурно и торопливо. Ну да, ему-то, наверно, осточертело это тело и вообще таскаться с Намджуном не самая радужная перспектива и... Вздохнув, Намджун утыкается обратно в экран, пытаясь сбросить странное чувство - желание чего-то такого, что ты не готов озвучить даже себе. И, чем сильнее ты пытаешься от него отгородиться, тем большую силу оно набирает, распирая тебя изнутри. - Я все настроил, логинься, - говорит он, когда Джин, на удивление, без споров и упрямства, заказывает им еду самостоятельно и садится рядом перед экраном. - Они бывают немного странными, не пугайся, - предупреждает старший, начиная вызов. - Если что, я буду подсказывать. У Намджуна от ужаса потеют ладони, и он нервно вытирает их об новые джинсы. На экране появляется лицо самого младшего, но смотрит тот не в камеру, а куда-то в сторону, нервно бегая глазами по экрану. - Хён, ты не вовремя, у меня захват территории, - объясняет он. На фоне свистят пули и гремят взрывы. Джин объясняет шепотом: - Это Чонгук, он за Overwatch готов продать всю нашу семью и... - он внезапно замолкает, потому что картинка проясняется и происходящее за спиной младшенького обретает цвет, а следом звук. Намджун огромными глазами наблюдает за тем, как два джиновых брата скачут по лежащему на той самой однушке Хосоку и, немыслимо заламывая его конечности, щекочут. Намджун эту манипуляцию видит нечетко, но догадывается по тому, как гогот Чона перекрывает звук взрывов из игры. - Бля, мелкий, сворачивай игру живо и этих двоих сюда за шкварник, - требует он. Джин поворачивает и шипит: - Эй, помягче, я так не разговариваю. Видимо, действительно не разговаривает, потому что все в комнате одновременно замирают и шокированно смотрят в экран. - Хён! - кричит Чимин, подлетая к столу. За ним подтягивается и Тэхён, вернее, Тэхён на спине Хосока - обвивается он длиннющими конечностями намертво, и Чону только и остается, что обреченно сидеть перед камерой с мелкими. - Это...ну... - теряется Намджун. - Простите, что не предупредил, но я уехал в небольшой отпуск в Японию. - Да ничего, - улыбается Тэхён, - можешь не возвращаться, нам тут с Хоби-хёном весело! - Эй, да вы охренели! - взрывается Джин. Намджун самодовольно косится. Ага, не разговаривает он так. - Хён, а это кто? - спрашивает Чимин, рассматривая в экране тело Намджуна и, конечно же, не подозревая подставы, которая случилась с братом. - Это мой хороший друг, - объясняет Нам. Хосок так ядовито ухмыляется, что хочется съездить по идеальным зубам. - Твой новый парень? - Тэхён сияет. - Здорово, давно пора было начать встречаться с кем-нибудь. А то хватит уже с нами нянчиться. Джин краснеет до кончиков ушей. - Он не... точнее, я не... - и получает тычок локтем в бок. - Мы правда просто хорошие друзья, - заверяет Намджун. Чонгук гаденько улыбается и вздыхает фальшиво: - Жаль, а я уже хотел занять твою комнату и комп. Ким-младший наклоняется к камере. - Если ты не будешь следить за своим пакостным языком, мелкий засранец, я приеду и выстегаю тебя. Чонгук невозмутимо пожимает плечами. - Не знал, что ты фанат извращений, хён. - Чонгук! - Джин рычит так громко, что его приходится слегка оттаскивать от ноутбука за шиворот. - Короче, с нами все в порядке, спасибо за беспокойство, - говорит Намджун язвительно. - Мы пойдем ужинать и спать. - Осторожнее там, Джун. - Хосок широко улыбается, но в глазах опасно поблескивает. - Говорят, японцы очень трепетно относятся к подозрительным шумам за стенкой. Чонгук на эту шутку заливисто ржет странным гаркающим смехом и шлепает Чон-старшему пятюню. - Ты тоже осторожнее, Хосокки, - нежно тянет Намджун, глядя на то, как прилипчивый и совершенно невинный Тэ беззаветно трется об его голову щекой. - Мы же знаем, как ты любишь мальчиков помладше, а тут такой широкий выбор. Хоуп зависает с открытым ртом и глупо хлопает ресницами. Еще бы, откуда такая информация известна чужому человеку? - Какого хрена?! - изрекает он за секунду до того, как Намджун сбрасывает вызов. Джин заразительно хохочет, привалившись к младшему боком, хлопает себя по коленке. Намджун улыбается против воли, смотрит на трясущегося парня и... Ему не хочется хотеть смотреть на него бесконечно, смешить его, выполнять сумасшедшие желания и просто быть рядом. Но он проигрывает, потому что Джин как снежная лавина, которой плевать на выстроенные тобой бастионы, которая накрывает собой, лишает всего и становится всем. Ему не хочется, не хочется, правда, пожалуйста - но он неощутимо касается носом затылка, едва ли верхних волосков, замирает на секунду и отстраняется незамеченный. - Не бойся, Хосок не причинит мальчишкам вред, - успокаивает Намджун. Джин поднимает голову и расплывается в ехидной улыбке. - Как бы они сами ему не навредили. За ужином Джин еще много рассказывает про братьев - исключительно для справки, чтобы не спалиться, а не потому что у него рядом с Намджуном рот не закрывается - и совсем немного про себя, даже не смущается почти, когда говорит о предыдущих и единственных отношениях, которые закончились, не успев начаться. По мнению Джина - к счастью, потому что забота о братьях у него всегда стояла на первом месте, да и вообще влюблен он не был никогда, если честно, о чем тоже слегка смущенно сообщил Намджуну, кинув быстрый непонятный взгляд. Намджун, на удивление, его понял. Или понял только с перспективы военных действий в своей голове, что реальности могло не соответствовать от слова совсем. Но расставались они действительно неловко. Уже далеко за полночь Джин немного мялся на пороге, много раз желая спокойной ночи и уговаривая Намджуна доесть ужин, потому что нужно восполнить силы, которые он потратил на выполнение желаний. А тот только улыбался слегка, кивал в невозможности произнести хоть слово онемевшим ртом. Джин пожелал спокойной ночи еще раз, завис снова, набрал побольше воздуха, чтобы что-то сказать... Намджун смотрел в его темные, задумчивые, совсем не свои глаза и боялся, что сейчас скажет сам и, возможно, скажет то же, что хотел Джин. Если Джина съедало такое же бурное желание поцеловаться прямо сейчас. Но Джин ведь нормальный, а Намджун точно нет, раз в его голове глухая пустота с одним красным, мигающим опасностью маячком, поэтому он из последних сил открывает Джину дверь и желает спокойной ночи. Прикусив губу, старший кивает и выходит из номера. Намджун выключает свет и падает на огромную кровать лицом вниз, мечтая провалиться сквозь матрас прямиком в ад. Возможно ли сойти с ума за сутки? Несмотря на долгий насыщенный день, Намджун не может уснуть. Вертится на простынях, думает бесконечно долго и закручивается вместе со своими мыслями в такую тугую спираль, что голове становится больно. Ему нельзя. Все, что ему можно, это выполнять желания Джина, помочь вернуться тело, забыть его и влачить свою однообразную жизнь дальше. Потому что Джин нормальный, а нормальным людям хочется вернуться в себя и домой, а не целовать малознакомого парня в своем теле. Нормальные люди спят, а не думают о том, как подарить человеку весь мир и плевать, поможет ли это вернуться обратно. Джин, оказывается, немного отклоняется от нормы. Намджун узнает об этом, когда слышит робкий стук в дверь и, открыв, видит его в футболке и белье, заботливо уложенных Хосоком в чемодан. - Мне... - Джин решает играть по правилам и сглатывает стандартное "можно?..". - Я хочу ночевать с тобой. И краснеет в такие глубокие оттенки алого, что Намджун думает, а не включили ли над парнем лампочку аварийной подсветки. А догадавшись про смысл формулировки, поощряюще улыбается и пропускает парня внутрь. Джина за порогом накрывает еще сильнее, будто смелости хватило только на первое предложение. - Прости, я не люблю спать в незнакомом месте, комната очень большая, я не мог заснуть, а ты меня так быстро усыпил в самолете, что я подумал, может быть... - отчаянно лепечет он. Намджун давится смешком, но не говорит ничего, просто молча подталкивает его к кровати, обжигаясь - спина под ладонью и тканью футболки словно кипяток. Они ложатся на кровать по разные стороны, отвернувшись, и между их спинами добрые сорок сантиметров, но Намджун чувствует, как тело старшего резонирует теплом. Тишина тянется долго, достаточно долго, чтобы подумать, что уснуть Джин все же смог. - Ты... - внезапно говорит он и звучно глотает. Намджун вздрагивает. Свой, сейчас его голос, глубокий, хриплый, другого мягкого оттенка, пробирает до кончиков пальцев. - Ты... - Давай, скажи это, - подбадривает Нам, стараясь даже дышать беззвучно, чтобы не сбить неожиданную смелость. Джин резко вдыхает и выпаливает на выдохе: - Обнимименяпожалуйста. - Что? Господи, Намджун хочет себе врезать. Нет, он слышал, понял, разобрал, но у него от Джина такая мишура в ушах, аж мозгам щекотно, что кажется, будто он ослышался. И он себе никогда не простит, если Джин сейчас не... - Обними меня, - медленнее просит старший и добавляет четче: - Пожалуйста. Намджун подчиняется слишком быстро для человека, который просто выполняет желания, потому что так нужно. Придвигается ближе, сгребая Джина в объятья, обжигая об горячую спину еще и грудь, и ложится на подушку, закопавшись носом в волосы. Он не видит своего лица и, когда закрывает глаза, тела тоже не видит, потому чувствует в десятки раз сильнее Джина в своих руках, его сбивчивое дыхание у себя на запястье, а следом и руку, которая проползает под ладонь и там же остается. Намджун, понимая, сжимает её. Тихое джиново "спасибо" он уже не слышит, провалившись в самый сладкий сон за последние десять лет. * Утром он просыпается от тяжести на груди. А, открыв глаза, видит темную макушку под подбородком. Джин прижимается к нему всем телом, почти навалившись сверху, обнимая поперек живота. Без футболки. Какого черта?.. Намджун судорожно перебирает в памяти события ночи, догоняет, что перебирать нечего и ему повезло уснуть, так и не сделав ничего из списка желаемого. - Твою мать, - тем не менее шепчет Намджун. Старший от звука начинает ерзать, обтираясь обнаженным торсом, и в голове Нама на повтор включается мантра "это мое тело, мое тело, мое тело". Джин все-таки просыпается и резко поднимает голову с его груди, обнаружив, что она, в общем-то, тоже не совсем одетая. Потом поворачивается к Намджуну и зависает от того, как близко оказываются их лица. - Доброе утро, - говорит тот с трагичной улыбкой. Джин, замерев, окидывает комнату быстрым взглядом. - Мы не вернулись обратно, да? - Как видишь. Джин тяжко вздыхает, и Намджун уже предчувствует, как тот неловко слезет с кровати, неловко уйдет и вообще все это будет неловко, странно - и тут Джин ложится обратно, и словесная мешанина взрывается в намджуновой голове как фейерверк, оставляя приятную пустоту. - Что будем делать? - спрашивает Джин. Его дыхание приятно тает на коже, а Намджун благодарит свой возраст и регулярный секс за то, что уже редко мучается утренними стояками. - Не знаю. Видимо выполнять твои желания и дальше, пока не сработает, - отвечает он, рассеянно поглаживая старшего по волосам. После вчерашнего трогать его стало гораздо проще, кажется, для Джина тоже, потому что тот не дергается и тихонько нежится под прикосновением. Его, оказывается, приятно трогать просто так, без контекста, и он обязательно коснется его, когда они вернут себе тела. - Может, займемся твоим заданием? - предлагает Джин. - Я не знаю, какое оно. Видишь ли, - неловко тянет Намджун, - мы слегка повздорили при встрече с Сантой, и я не удивлюсь, если моим заданием будет поцеловать пятку пингвина на южном полюсе... Смех Джина катится по коже словно шарики с ватой, отзываясь щекоткой по нервам. - Так что придется тебе страдать, - добавляет Намджун. Джин поворачивается, упирается об его грудь подбородком и светло улыбается. - Начнем же мои страдания с завтрака. Намджун с улыбкой кивает, чувствуя как у него в животе и первое и второе и десерт заполняют маленькие влюбленные бабочки. * Обещанные страдания обретают первоначальный смысл гораздо позже, когда они покидают Японию и летят в Индонезию, потому что Джин случайно роняет, что никогда не пробовал экзотической кухни. А потом растягиваются чуть ли не на половину карты восточной Азии - у Намджуна действительно съехавшая крыша остается в Сеуле, а Джин каждый раз нарушает свое правило следить за языком. Они болтают без остановки, узнавая, наверное, все, насколько можно узнать друг друга, застряв неотрывно на несколько суток подряд. У них разные интересы, разные цели в жизни и разное к ней отношение, но они упиваются общением с такой жадностью, будто нашли способ заполнить в себе пустующую противоположную половину. Намджун свою работу выполняет с блеском - если работой можно назвать то, от чего удовольствие получаешь фантастическое - и делает все, что Джину заблагорассудится: прыжок с тарзанки, поиск дурацкой книжки про кухню Малайзии, океанариум, коралловые рифы и прозрачные до нереального, теплые, лазурные воды тропиков. Джин больше ничего не говорит про то, что ему все еще страшно неудобно, словами не передать, но с каждым разом будто хочет переплюнуть предыдущее желание по уровню безумства, словно это сможет наконец-то вернуть их в свои тела. Намджун с улыбкой зачеркивает восемнадцатый пункт в списке выполненных желаний, смотрит на счастливое лицо Сокджина, уплетающего огромное и, наверное, самое калорийное в истории мороженное и млеет с внутренним трепетом. Но ничего не происходит. Когда они просыпаются в своих телах двадцать девятого декабря, энтузиазм доходит до своей финальной точки. - Ни черта не получится, - вздыхает Джин, выходя из ванны с мокрыми волосами. - Мы просто спустили кучу твоих денег без толку. - Намджун открывает рот, но его тут же обрывают. - Я знаю, что это твоя инициатива, просто... За эти несколько дней они и правда словно научились читать мысли друг друга. Намджун даже иногда ловил себя на мысли, что отсутствие Джина выносимо только первые пятнадцать минут, потом начинается ломка, поедание себя и желание вломиться к нему в ванную и спросить, какого черта он так долго. Возможно, поэтому Намджуна охватывает холодной дрожью, когда Джин желает девятнадцатое: - Давай купим ребятам сувениры и вернемся в Сеул? И, может быть, не желание это, а вопрос, потому что Джину возвращаться не менее страшно, потому что он хотел бы услышать, что плевал Намджун на этот Сеул и на сувениры, и они останутся здесь вдвоем и будь как будет. Но этой мысли Нам прочитать не может - пугается и отгораживается здравым смыслом. - Хорошо. Они закупаются для мальчишек таким количеством подарков, будто брат им на самом деле Намджун, берут несколько бутылок дорогого виски для Хосока (по одной за каждый день, когда он нянчил несносных чертят), и на всякий случай одну для Юнги, чтобы Намджун прикрывался ею вместо щита. * Прикрыться он ей банально не успевает, потому что Юнги встречает их в аэропорту, а Хосок - предатель. - Что-нибудь хочешь мне сказать? - сухо спрашивает Мин, сложив руки на груди. Джин теряется, потому что про этого парня он слышал только общую информацию и то, какой он классный, но этого было недостаточно для того, чтобы подготовиться к своей возможной смерти. Тёмные глаза Юнги метали молнии. - "Рад тебя видеть, хён"? - Неправильный ответ. - Ну... - Джин оборачивается на Намджуна, тот взглядом указывает ему на чемодан. - Отметим мой приезд и нажрёмся? Юнги удовлетворённо хмыкает и, натянув капюшон пониже, уходит, точно зная, что оба парня побегут за ним с чемоданами. Про второго он даже спрашивать не будет, Хосок и так ему все уши прожужжал тем, что Рэпмон впервые в истории, кажется, завел серьезные отношения. Пока Юнги везет их домой к Джину на своем джипе под орущую "Agust D", двое на заднем сиденье выстраивают тактику поведения, потому что такой подставы не ожидали. Получается откровенно хреново, ведь Намджун, если и знает характер Джина, чего ждать от пацанов - не представляет, а сам Джин при всей мягкости не может вести себя как свэг-падла перед Юнги с Хосоком. Доезжают они минут за двадцать и столько же раз нарушенных правил скоростного режима. Намджун аж мокнет от волнения, и старший, почувствовав, привычно сжимает его руку и выбирается из салона. Они оба знают, что значит этот жест, а на Намджуна он действует магически. Дома их встречает тройной тайфун, под которым Нам, разумно отпустивший ручку чемодана, валится прям в коридоре. Его тискают, обнимают, тянут за щеки и он бы даже не сказал, что это совсем неприятно. Даже немножко наоборот - он и не помнит, когда последний раз чувствовал себя дома, в месте, где его ждут. Джин смотрит на безумный комок из тел на полу с нескрываемой нежностью. - Ну все, женись, забирай приданное в виде трех спиногрызов, поднимай демографию Кореи, - хмыкает Хосок за спиной, на входе в кухню. - Очень смешно, - бросает Джин очень вхарактерно и то только потому, что помнит, как Намджун часто это говорит. - Я же вижу, как ты на него смотришь. Джин пожимает плечами и по привычке идет на кухню делать кофе. А у самого руки трясутся. Конечно смотрит. - Вы что, давно встречаетесь? - Юнги заходит на кухню следом и подпирает бедром столешницу. - Смотрю, знаешь, где у него что находится. - Мог бы и сказать друзьям. Джин съеживается от липкого страха и чувства уязвимости, гадкого, колючего под кожей, и не поворачивается. Это глупо до ужаса и вообще нельзя было привыкать к Намджуну до такой степени, чтобы сейчас ощущать себя абсолютно беспомощным. В коридоре все еще слышатся крики и визги, Намджун что-то говорит про то, что ушатает всех по очереди, потом сдается и предлагает пойти в комнату открывать подарки и не слышит как Джин его мысленно зовет. Конечно не слышит, с чего бы, это Джин, идиот, привязался, прилип, ощущая Намджуна ближе всех остальных, ближе, чем самого себя - вот ирония. - Мы не встречаемся. - Боже, это что, очередная твоя безумная интрижка? - вздыхает Хосок и садится на подоконник. - А я-то думал на этот раз всё серьезно. - Тогда тем более, - жестко говорит Юнги, - зачем он тебе? Это не твой уровень, Мон. Понимаю, что тебе интересно, журналистам вообще понравится история про Золушку, если все вскроется... - Ты бы головой подумал, прежде чем так палиться, твою морду все равно знают! - встревает Хосок. Джин до скрипа сжимает ручку кипящего чайника. - ...но если нет ничего серьезного - завязывай. Если есть - тем более. Оба потом проблем огребете, а парню еще жить. - Нет ничего серьезного, - тут же обрывает Джин и разливает кипяток в чашки, слегка промахиваясь дрожащими руками. - А вы что тут уже... - весело начинает Намджун, заходя на кухню, и замолкает. Ему достаточно секунды, чтобы увидеть горечь в чужих глазах, а больше Джин не позволяет, отворачивается, стоит ему только заметить, как лицо Намджуна опасно перекашивает. - Что здесь происходит? - Кофе пьем. - Юнги пожимает плечами. Намджун смотрит на сгорбленную спину Джина и тяжело вздыхает. - Надо поговорить. - Намджун! - взрывается старший, тут же поворачиваясь. Он нутром чует, о чем хочет рассказать Намджун. - Какого черта? - Хосок удивленно осматривает обоих. - Это у вас игры такие? - Не надо... - Джин нервно прикусывает губу и ловит ободряющую улыбку младшего. - Ты же кофе делал? Ну вот, я бы сейчас очень хотел кофе. Сделаешь? - ласково просит тот. - А я здесь разберусь. Юнги фыркает. - Рэпмонстр на побегушках, сенсация, зовите репортеров. - Рэпмонстр это я. Парни смотрят на друга в теле Джина, молчат драматически несколько секунд и возвращаются к кофе. - Интересный юмор у твоего парня, - бросает Юнги через плечо. Джин направленного на себя жеста не видит, прожигает Намджуна взглядом, полным отчаяния, в надежде, что он, черт возьми, услышит его панику. - Я знаю, как это тупо звучит, но нас поменяло телами. Санта... - Нам вздыхает. Господи, какой идиотизм... - Один мужик сделал так, что, если мы не выполним определенные задания до Нового Года, то останемся в телах друг друга на всю жизнь. Такой глубокой и тяжелой тишины не бывает даже на кладбище. Парни зависают с кофейными кружками в руках, потом переглядываются и взрываются таким хохотом, что кофе едва не расплескивается на пол. Намджун наблюдает за тем, как их скручивает от смеха, и тихонько просит Джина добавить в его кофе виски. - Завязывай с галлюциногенными грибочками, парень, - смеется Юнги вместе с висящим на его плече Хосоком. - Вот это приход! А лучше просто виски без кофе. - Ладно, тогда откуда я знаю про шрам на твоей спине? - Да может ты моя фанючка, на форуме даже длину мизинца найти можно. Джин позади них тяжело вздыхает, а затем просто достает стаканы, сбегает за бутылкой виски из чемодана и молча ставит все на стол, присаживаясь рядом с Намджуном. Где-то на пятом аргументе тот не выдерживает и зачитывает свою часть из последнего трека, который они так и не успели доделать. Дикция совсем другая, рот не привык к такой скорости читки, но Намджун зачитывает слово в слово да так четко, что немеет кончик языка. Джин смотрит на него с нескрываемым восторгом, - эту часть парня он не видел - а у ребят так резко отпадают челюсти, что у Хосока аж кофе проливается по подбородку. - Да быть этого не может, - шепчет Хосок. Юнги неуверенно добавляет: - Мон тебе, наверное, текст скинул. Вы специально это подстроили, чтобы нас разыграть. Или...ну... да такое просто невозм.... - Да насрать, - решает Намджун и, откупоривая бутылку, щедро разливает по стаканам. - У нас осталось два с половиной дня, мое задание до сих пор неизвестно, так что мне плевать, поверите вы или нет, потому что скоро вы останетесь с моим туловищем, которое вообще не шарит в рэпе. - Намджун озлобленно опрокидывает в себя содержимое и криво ухмыляется. - Так что, надеюсь, вы будете считать этот прикол очень смешным до конца моей жизни. Ебись оно всё. Джин понуро опускает голову и допивает свой виски до дна. Вкуса не чувствует. По всему телу словно пустили анестезию и оно ватное, обмякшее, чужое. Его не пугает оставшийся срок да и перспектива провести жизнь в "туловище, которое вообще не шарит в рэпе", но почему тогда так гадко и затхло на душе? Почему он корчится от ощущения гниющего в желудке чувства вины и боится даже просто рот открыть, будто его, как харкающую кошку, будет бесконечно выворачивать отвратительными комками не раскрывшихся чувств и надежд. Намджун сжимает его руку под столом и улыбается со светлой грустью в глазах, словно обещает как раньше, что все будет хорошо. Теперь - что все будет хорошо, даже если случится плохо. И Джин, наплевав на все еще шокированных парней, ложится головой к нему на плечо. От шока Юнги с Хосоком отходят после второго стакана и даже разговаривают практически как обычно. Неловкость все еще висит в воздухе, потому что оба периодически заводят темы, которые поддерживает незнакомый им парень. С появлением мелких все становится гораздо проще или все дело в том, что появляются они, когда к завершению подходит первая бутылка. Кухня набивается как автобус в час пик, а уровень шума приобретает - как очередь за пять минут до закрытия кассы. Чонгук с невозмутимой мордой тянется к стакану брата, за что по какой-то причине получает от его парня, на что Намджун, вспомнив, что брат-то он, с пьяной леностью снова обещает ушатать, если мелкий будет пить до совершеннолетия. Тэхён с Чонгуком опять облепили Хосока и ждут, пока тот потеряет бдение за своим стаканом, и у первого почти получается его схватить, потому что он занимает выгодную позицию на коленях старшего, пока Чимин висит сзади на плечах. - Тэхён, я же тебе еще в прошлый раз сказал, что тебе нельзя пить, ты крышу теряешь, - ворчит Хосок, вырывая стакан. - Какой еще прошлый раз? - щурится Джин. Чон неуверенно улыбается. - Я купил вина для мяса, вышел за специями, вернулся, а этот паршивец выжрал пол бутылки, - объясняет Хосок и треплет обесцвеченную макушку, на что Тэхён радостно скалится и ноет "ну хёооон". - Это всё Чонгук виноват! - подскакивает он. - Сказал, что для храбрости надо выпить! - Выпить, а не ужраться в сопли, - хмыкает самый младший. - Стоп, какой еще храбрости? - внезапно доходит до Хосока. - Чтобы соблазнить тебя, конечно же, - объясняет Тэ с такой невозмутимостью на лице, будто все уже давно всё поняли. Все и правда поняли, потому что младшие откровенно ржут над происходящим вместе с Юнги. - Я же сказал, я не буду с тобой спать, - цедит Чон сквозь зубы. - А встречаться? Мне уже можно, хён! А до двадцати так вообще четыре года всего! Хосок мученически стонет. - Какого черта тут происходило, пока нас не было? - с ужасом спрашивает Джин. - То есть вам с Джин-хёном можно строить личную жизнь, а мне нет? Намджун смеется и прижимает пышущего родительским гневом Сокджина к себе за талию, дожидаясь, пока тот перестанет швырять ментальные метеориты в сторону младшего из близнецов и обмякнет на его плече. Ему хорошо. От выпитого или от тепла тела рядом с собой - неважно, но он обнимает Джина с такой привычностью, будто его нахождение рядом - установленный факт. И ему даже без разницы, получится ли вернуться обратно. Да, было бы неплохо, это сразу минусует несколько щекотливых моментов и время на привыкание к новой жизни, но Намджун ловит себя на мысли, что, может быть, даже согласился бы оставить все как есть из страха нарушить хрупкую неоднозначную связь между ними, которая стала так необъяснимо важна. Они все еще никто друг другу и, возможно, этот статус никогда не изменится, их ведь и друзьями не назовешь, настолько поверхностным и простым стало это слово. Он дружит с Юнги, дружит с Хосоком и не может дружить с Джином, которого просто чувствует всем существом. При очередной нелепой попытке флирта от Тэхёна Хосок вздергивает его за шиворот, а заодно хватает Чимина как подстрекателя, и тащит в комнату, правда, не с первой попытки вписавшись в проем. Чонгук убегает за ними, чтобы позлорадствовать над тем, кто же все-таки огребет, братья или Хосок от невыносимого дуэта придурков. Юнги фыркает им вслед и...смотрит. - Что? - спрашивает Намджун недоверчиво. Он вообще на Джина прозалипал все это время. - Чем тебе помочь? Ему хочется спросить, какую именно помощь он имеет в виду, но они так давно знакомы, что он просто по взгляду может прочитать, что что-то не так. А потом понимает, что Юнги смотрит на него. Действительно на него. - Хочешь сказать, ты мне поверил? - При всей ванильности твоей душонки, я не представляю, как ты даже по большой влюбленности будешь так липнуть к кому-то, - бросает Юнги, кивнув на Джина. Его щека в ту же секунду просто обжигает плечо Намджуна, но ненадолго, потому что старший резко выпрямляется и допивает очередной стакан. - И, зная твой дух разрушения, готов поспорить, что с тобой бы и не такая херня могла приключиться. - Между прочим, он все еще со мной. - И ты чуть не разнес нам бунгало, - напоминает Джин, и они вдвоем пьяно хихикают. Юнги выуживает сигарету из пачки и заправляет за ухо. - Короче, если я могу как-то помочь вот этому...всему, - Юнги неопределенно взмахивает рукой, - обращайся. Когда парень уходит на лестничную площадку, Намджун с широкой улыбкой предлагает тост за "вот это всё" и допивает, наконец, и свой виски. А потом вспоминает: - Черт, у меня же для тебя тоже подарок. - Опять?! - обреченно вопрошает Джин, но не сопротивляется, когда его поднимают и тащат за руку в комнату мелких, потому что в джиновой комнате сейчас пришествие апокалипсиса. Намджуна туда едва не утаскивают, когда он заходит, чтобы забрать пакетик из чемодана. Джин дожидается его на одной из кроватей, нервно скребет по коленям и грызет губы. Ему почему-то жарко (виски, наверное), страшно и беспокойно. Особенно, когда Намджун закрывает за собой дверь и с обычной нежной улыбкой присаживается на краешек кровати. И почему ему именно сейчас - вот так? Рядом с Намджуном, с которым каждую секунду было настолько спокойно, что хоть в шторм на плоту выходи - теперь нервно и боязно и хочется сбежать, спрятаться, отгородиться. Намджун медленно берет его за руку, ощутимо сжимает на мгновение и отпускает сразу же, а у Джина такой дробью заходится сердце, аж саднит под ребрами. - Я знал, что ты разозлишься, но ничего не мог поделать. - Намджун улыбается и протягивает пакетик. Джин трепетно достает содержимое, смотрит неверяще. У него на ладони браслет: простой, нелепый, камушки да ракушки, такие продают дети на берегу за бесценок. Джин тогда даже не сказал ничего, просто смотрел, завороженный, на прилавок, хотел себе ужасно, только вслух не сказал. А Намджун смотрел на него. Всегда. - Зачем, я же не... - Не просил, я знаю. - Намджун подцепляет браслет пальцами и надевает Джину на руку. Тот даже не сопротивляется, смотрит огромными глазами куда-то сквозь, вглубь и повсюду, и Намджун даже в ответ посмотреть боится, когда его от одного взгляда жаром прошибает. - Это мое желание, а не твое. Джин рассматривает крохотные ракушки на своем запястье и давится горечью. Юнги прав, они совершенно разные. Джину нечего дать взамен на то огромное и бесценное, что дарит ему Намджун. Прекрасный, удивительный, чудесный Намджун, которому Джин не имеет права подарить даже себя, пустоту, что за столько лет так и не обрела наполнения. Может быть, он даже счастлив будет не вернуть свое тело обратно, а подарить его, которое Намджун так открыто любит больше своего. Джин хочет, правда очень хочет сказать или, может, даже пожелать, чтобы Намджун ушел с единственным возможным подарком прямо сейчас - но младший касается его щеки пальцами, и Джин позорно прикрывает глаза, тая от прикосновения. Просит противоположное: - Поцелуй меня. Намджун не удивляется, улыбается ласково и едва различимо спрашивает: - Это желание? Намджун прекрасный и отзывчивый, таким людям нужно дарить мир или же спасать от себя. Но Джин - эгоист. - Это требование. Тихонько хмыкнув, Намджун шелестящим, будоражащим шепотом просит закрыть глаза и Джин подчиняется, все еще видя как мажет краски тоненькой полоски между почти сомкнувшихся век, когда чувствует на своих губах сухие и горячие. Намджун поначалу целует медленно, слегка неуверенно, будто привыкая, или потому что Джин глупо застывает с закрытыми глазами. У него - губы Намджуна. Он - в его теле. Это его легкие стягивает спазмом, его сердце оголтело колотится в груди, его пальцы сжимают покрывало. И он же целует его сейчас. Джина накрывает так резко, словно он на грани передозировки, и он неожиданно для себя тихо, с придыханием стонет. Для Намджуна это - зеленый свет, и он валит старшего на кровать, придавливает сверху с таким нажимом, что у парня выбивает весь воздух, а глотнуть нового ему не позволяют, целуют жадно, пока у Джина под веками не высыпают разноцветные конфетти. Он и тогда ничего не говорит, отвечает на поцелуй с не меньшим отчаянием, обнимает его крепко, до сведенных костяшек. - Ты чего? - испуганно спрашивает Намджун, когда чувствует пальцами влажную скулу. Джин задыхается, глотает воздух мокрыми всхлипами и бормочет скомканное: - Я...я просто...я тебя... Намджун целует снова с оглушающей нежностью, гладит по волосам, мокрым вискам, а у самого горько распирает в горле. Он и сам чувствует, знает, что может услышать, но не хочет этого, не сейчас, потому что сейчас - неправильно и пьяно. Он скажет сам, когда они со всем справятся. Когда, а не если. Джин развязно стонет ему в рот и потом еще раз в тишину комнаты, когда Намджун ныряет лицом в сгиб между шеей и плечом, мокро выцеловывает кожу, уплывая в судорожном шепоте около уха, что обвязывает его словно горячая цепь. Джин шелестит бесконечное "намджунамджунамджун", прижимается всем телом, которое младший гладит широкой ладонью сквозь одежду. И сам же до боли жмется лбом в плечо, чтобы хоть немного вернуться в рассудок, потому что его ни капли не волнует, что он стопроцентно готов трахнуть свое тело. И хуже всего - открыть глаза и понять, что своего тела он больше не видит. Только Джина, светлого, ласкового Джина, который гладит его спину под свитером горячими руками и трется об бедро. - Останься со мной, - просит Намджун на волне захлестнувшей любви, мажет губами по виску. Джин до дрожи обнимает его всем телом, и Намджун немеет, глохнет и слепнет, потому что ему каждую клеточку, каждый атом забивает Джином, что становится не так страшно быть им снаружи, сколько наполненным им изнутри. Поэтому, когда старший отталкивает его от себя, опрокидывая на спину, Намджун на несколько секунд теряется в пространстве. - Не могу, - хрипло произносит Джин. Он садится на кровати, подтянув колени к груди, дышит куда-то между них с надрывным сипением. - Нельзя, не могу так... Намджун поджимает губы и дышит сквозь те самые слова, которые хотел сказать ему, но вместо этого только тихо говорит: - Не хочешь. Джин мотает головой, так и не поднимая ее от колен. Хочет. Ужасно хочет, больше, чем что-либо в жизни, больше, чем все желания, которые кажутся ему исполненными в количестве нескольких сотен. Хочет настолько, что не имеет права хотеть. - Не получится ничего. Вот так, - он показывает на них обоих, - не получится ничего. А вернемся - не получится тем более. Это... - и прочищает горло, вспоминая слова Юнги. Зацепило-то как, а... - не твое это, Намджун. Намджун не говорит ничего. Ему есть, что сказать и чем убедить, и он даже без присущей ему самоуверенности знает, что смог бы переубедить Джина, но вместо всего этого... смеется. Сокджин смотрит на него, хохочущего, с недоумением, но младший так и трясется от смеха, пока принимает сидячее положение. Просто он понял, зачем это все, и даже немного благодарен старому бородатому деду, но лишь немного, потому что понял-то он, а не Джин. - Ты просто трусишь, - с широкой улыбкой говорит Намджун. Джин вздрагивает. - Так же гораздо удобнее, живешь себе во благо человечества, весь такой отдающий, самоотверженный... Классная оборона. - Намджун... Он придвигается к старшему, притягивает его к себе, жмется лбом, и шепот горит на губах: - Вместо того, чтобы жить своей жизнью, а не чужой. Вместо того, чтобы сказать: "Это мне надо. Я хочу". Это же больнее, страшнее. Ты не готов бороться даже за себя, не говоря уже о нас обоих. Дверь в комнату неожиданно распахивается, и трое младших вваливаются в комнату. - Ну я же говорил, - самодовольно хмыкает Чонгук. Тэхён раздосадованно дуется. - Наш брат и правда сверху. - И он уходит, - говорит Намджун, вставая с кровати и протискиваясь мимо ребят в коридор. - Намджун останется здесь ночевать, а у меня есть дело. Мальчишки провожают его удивленными взглядами, натыкаются на сникшего Джина и как никогда тактично тихонечко прикрывают дверь в комнату. Разлом видимо почувствовали все, потому что в ту же секунду с кухни выглядывают Юнги с Хосоком и, увидев кивок в сторону двери, молча выходят вслед за Намджуном из квартиры. Смена тел теперь волнует их меньше всего. * Предпоследний день года Намджун просто спит. Пить у него не получается. Хотелось страшно, особенно, когда, отделавшись от друзей, он впервые за такой долгий и короткий период зашел в квартиру в полном одиночестве и испугался до крайности. Даже пару раз ловил себя на жутком факте, что обращается к Джину, которого рядом нет и вряд ли когда-нибудь будет. И так как вариант токсической отключки не зашел, - виски полезло обратно после второго глотка - он не нашел ничего лучше, чем спать. Легче не становилось, потому что во сне он снова был с Джином на белом песке, в аэропортах, гостиничных номерах. Память банально отказывалась воспроизводить картинки, где он был без него. Юнги дает ему отсрочку в сутки, прекрасно зная обо всех раскладах, которые мог выбрать его друг в период отчаяния. А по истечению срока заходит в квартиру со своим ключом, сразу же двигается в комнату и сдирает покрывало с лежащей под ней гусенички. - Я сделаю нам кофе, у тебя пятнадцать минут, - бросает он. Намджун нехотя соскребается с кровати, потому что сопротивляться Юнги себе дороже. Он попробовал лишь однажды и решил больше так не делать, когда пришлось выкинуть любимый матрас, который Мин залил фонтаном шампанского, предварительно растормошив бутылку. Поэтому Намджун приводит себя в порядок уже за десять минут и то, только потому что лицо Джина волшебным образом не страдает от суток бесперебойного сна и выглядит даже красивее. Намджун насильно отлипает от зеркала и решает не смотреть в него как можно дольше. - Что будешь делать? - спрашивает Юнги, когда ставит бокалы с кофе - все последние кружки Намджун случайно разбил. - С чем? - С этим. - Мин легонько тычет его в руку, словно та может раствориться как дым, и отстраняется, буркнув под нос тихое "ой пиздец". Намджун чертовски хотел бы раствориться вместе с ней. - А что я с этим сделаю? Задание Джина мы провалили, свое я не знаю. - Ты конечно адовый красавчик в этом теле, но я предпочел бы, чтобы ты вернул гоблина-губошлепа. Намджун хрипло посмеивается и идет закрывать окно позади Шуги с тихим "тебя ж продует". Юнги удивленно оборачивается и чуть со стула не падает, когда Намджун лезет в полупустой холодильник и спрашивает, не голоден ли он. - Слушай, Мон... - задумчиво спрашивает Юнги, - а какое у Джина задание было? Намджун закрывает холодильник, впивается глазами в "31 декабря" на сенсорной панели и делает глубокий вдох. - Ну, если коротко... что-то вроде "жить для себя". Что он успешно провалил. - Не надо только вот так делать при мне. - Как? Юнги небрежно тычет его пальцами в обе щеки, и Намджун обнаруживает, что улыбается. Неестественно, широко, аж немеет в уголках губ. И в следующую секунду едва не ломается прям так, от того как сильно сжимает, выворачивает под ребрами. Глотает горькое с языка и прячет лицо в сложенных на столе руках. - Чё ж так хреново-то, а... - надломленно спрашивает в пустоту. Юнги хмыкает. - Не знаю, насколько тебя это успокоит, но... Мне кажется, свое задание ты выполнил. Намджун высовывается из своего ограждения одними глазами. - Самая твоя большая проблема, Мон, это то, что ты мудак. Редкостный. Прям иногда придушить хочется и скормить тебе все, чем ты насрал на свою жизнь и окружающих. Ты мудак, точнее, был им. - Юху-у, - бесцветно произносит Намджун. - Не вижу, чтобы мне от этого стало легче. - И не будет, - соглашается Юнги. - Но закон Рождества сработал почему-то именно на тебе. Многие люди лишь мечтают о том, как станут лучше с нового года, а у тебя это действительно случилось. - И что теперь? - хмуро спрашивает Намджун. - В чудеса верить? - Ну, можешь попробовать. - Юнги безразлично пожимает плечами и делает пару глотков кофе из бокала. - Сегодня как раз отличная и последняя возможность в этом году. * Вторых суток взаперти Намджун не выдерживает. Он бережно запаковывает купленных ангелов в праздничную обертку, бросает их в рюкзак и, оставив консерьежке последнюю бутылку шампанского из запасов как раз за ту самую обертку, выходит на улицу. Ближе к вечеру на маленьких улицах почти нет людей. Все ожидают праздник дома: готовят еду, надевают самое красивое из гардероба, надеятся на лучшее и ждут чудес. Намджун не ждет - становится им, потому что впервые сам звонит родителям, поздравляет от души, обещает приехать через пару дней и привезти подарки. Ему горько, насколько может быть горьким вкус свободы, которая досталась такой ценой. И, впервые не пряча лицо, он шагает по сверкающей разноцветными огнями улице, и ловит снежинки ртом. Он сам не знает, как ноги приводят его к этому месту, но, наверное, так нужно. - С наступающим, - улыбается он Санте за прилавком. Мужчина, кладовщик из торгового центра, испуганно вздрагивает, чуть на падая на стуле спиной назад. Еще бы он его запомнил. - В-вы что-то хотели? Намджун оглядывает прилавок и цепляется взглядом за снежный шар. В котором снег падает сам, словно по волшебству. Намджун поднимает его на уровень глаз, рассматривает заснеженную Фудзи, тонкие петли американских горок и крошечные, пластмассовые высотки и знакомую вывеску того японского отеля. И смеется. - Сколько это стоит? - Две тысячи, - отзывается все еще испуганный продавец, но купюры все же принимает. Намджун крутит купленный шар перед лицом, тихонько вдыхает сладкий декабрьский воздух и протягивает сувенир продавцу. - Это вам. - Ч-что? Вам что-то нужно? - То, что мне нужно, у меня никогда не будет, - произносит Намджун с тоскливой улыбкой и трясет шаром перед мужчиной. - Правда, возьмите. Это подарок. Бороду дергать не буду, честное слово. Продавец недоуменно хлопает глазами и потом все же расплывается в робкой улыбке. - С Новым Годом. Намджун кивает ему с благодарностью и, спрятав нос в поднятом воротнике своего огромного розового пальто, двигается дальше по улице. Его хватает всего на несколько метров, когда знакомый голос, свой, зовет его совсем близко. - Намджун! Он теперь верит во что угодно, даже в то, что у него на пустом месте могут быть галлюцинации. Только в реальность этого голоса верить не может. Боится. И, сжавшись всем телом, все-таки поворачивается. Джин стоит рядом с лавкой, запыхавшийся, с красными щеками и расстегнутым пуховиком. - Господи, я думал не успею... Намджун смотрит на него и верит в свое сумасшествие. Это безумно и неправильно, это невероятно и неописуемо - ему в трех шагах, так близко и так далеко, тепло и радостно. Ему ничего не нужно, когда даже видеть его рядом с собой кажется достаточным. И когда даже от этого он готов отказаться ради него. - Я хочу быть с тобой, - твердо заявляет Джин. В его голосе больше нет той трепетной дрожи и неуверенности, и Намджун, чувствуя вес и истинный смысл этой фразы, цену, которую Джин заплатил, чтобы произнести ее, - расплывается в идиотской улыбке. - Это твое желание? - спрашивает он, делая несколько шагов навстречу. - Да. Последнее. Двадцатое, думает Намджун и с облегчением вздыхает, словно джин, завершивший свой контракт и наконец получивший свободу. Такую свободу он чувствует сейчас - настоящую. - Будет исполнено. И, сделав еще пару шагов, мягко привлекает парня к себе и целует холодные губы. Закрывает глаза, не потому что странно целовать свое лицо, а потому банально боится захлебнуться накатывающим ураганом чувств, но рискует вопреки. Обнимает крепче, прячет замершие руки под пуховиком и целует отчаянно. Его словно раскачивает, ведет до легкого чувства головокружения, но он не замечает ничего, кроме горячих поцелуев Джина на холодных щеках, скулах, веках, кончиках красноватых ушей. Смеется и, открыв глаза, видит, что это действительно поцелуи Джина. - Джин, - зовет он тихонько, но парень затыкает его отрывистыми поцелуями, собирает языком тающий теплом смех. - Джин, у нас получилось. - Замечательно, - безразлично бросает тот и утягивает младшего в еще один не по-декабрьски жаркий поцелуй. - Джин! Намджун отстраняет его за плечи и давится вдохом. Сокджин ирреально красивый, - наверно, с ума сойти можно, если долго смотреть - красивее своего отражения в тысячу раз, потому что поистине красивым он делает сам себя изнутри. И Намджун видимо уже обезумел, раз все-таки смотрит на чудный оттенок розового на скулах, пляшущие цветные огоньки на волосах и сияющие ярче любых фейерверков глаза. Джин наконец-то понимает, что случилось, и под пристальным любящим взглядом заливается краской. - У нас правда получилось, - бормочет он в воротник пуховика, когда стискивает младшего в объятиях. - Ты молодец, - хвалит тот, зарываясь носом в волосы и долгожданно вдыхая. - Это было отличное желание. Джин отстраняется и, хитро улыбнувшись, спрашивает: - Насколько это будет эгоистично сейчас пойти встречать Новый Год на площадь, а потом пожелать, чтобы ты отвел меня к себе, и встретить рассвет в твоей кровати? Намджун счастливо смеется, переплетает их пальцы и молча ведет Сокджина исполнять его желание. Интересно, насколько это будет эгоистично выполнять еще тысячи, сотни, миллионы его желаний много-много лет подряд?