Джуго кажется, что в его жизни дохера боли: просто дохера, больше некуда, но каждый раз происходит то, что нагло отвергает его слова… Каждый. Чтоб его. Раз. И сейчас, стоя на нижней ступени алтаря, парень понимает, что теперь его жизнь окончательно превратится в вечную пытку: вечную и такую невыносимую. Прекрасное черное платье, усыпанное такими же черными цветами, необыкновенно идет парню — не только подчеркивает врожденную гетерохромию глаз, но и вымученную улыбку, которой его учили долгие года.
Правило первое: ты всегда должен улыбаться.
Джуго сломался уже давно: дряхлая кукла с пустым взглядом, сухими, как солома, волосами, и с мертвенно бледной кожей, которая усыпана множеством шрамов и номеров, значение и истинное происхождение которых знает только Джуго. Свои шрамы он даже не пытается спрятать — выставляет их напоказ, словно хвастаясь, пытаясь обратить внимание других людей на себя.
Его улыбка нервная, дрожащая, как струны гитары, на которой он играл еще вчера вечером, с помощью которой рассказывал костру в кирпичном камине о его боли, дальнейшей судьбе. О его сволочной и до ужаса жалкой жизни…
Правило второе: не показывать боль.
Глаза Джуго выдают все, что парень пытается или не пытается спрятать: его боль, его слёзы, его неверие в происходящее и страх, смешанный с горсткой злости.
Правило третье: делай все, что прикажут тебе.
Джуго нервно теребит платье, не показывая снаружи, как сильно он боится. А боится ли он вообще? Может он выдумал этот страх? Придумал?
Одной рукой он держит букет цветов — темно-синих фиалок, которые пахнут трупной гнилью и росой на пшеничном поле рано утром. Фиалки пахнут еще и землей: холодной и одинокой…
Его жених подходит медленно, крадущейся походкой и улыбается, показывая острые, как заточенные клыки, белоснежные зубы. Черный костюм с белоснежной рубашкой и аккуратной черной бабочкой, черные лакированные туфли и полный беспорядок на голове.
— Привет. — Кажется, будто он насмехается над ним. Насмехается над всеми этими людьми, насмехается над всем миром.
Правило четвертое: ты должен будешь смириться с тем, что твой внутренний мир будет уничтожен.
Джуго стоит на нижней ступени алтаря и молчит. Просто молчит, как молчат дети, когда в чем-то боятся сознаться. Просто молчит, как молчит его внутренний голос, уставший кричать о том, что нужно убежать, что нужно противиться тем, кто хочет превратить твою жизнь в сломанный ад — в представление, в котором ты будешь дряхлой куклой в красивом платье цвета ночного неба. Куклой с пустым и сломанным взглядом и точно с таким же сердцем: пустым и сломанным, полностью разбитым.
Парень наклоняется и Джуго видит, как его «жених» ухмыляется, облизывая от предвкушения нижнюю губу.
Джуго был сломан с рождения.
Дефектный мальчишка, родившийся от служанки и господина, не имевший право на рождение и существование.
Джуго был сломан еще до того, как стал учить правила жизни, которые ему вдалбливали в голову чуть ли не топором.
***
Джуго молчит, лежа на кровати абсолютно голый. Джуго молчит, когда «Эльф» проводит своим скользким и шершавым языком по его шрамам, обводя контуры цифр и чуть прикусывая светло-розовые соски.
Гетерохромные глаза смотрят в потолок и единственное, о чем думает Джуго — это о боли. О боли, что сопровождает его целую жизнь, о боли, что стала для него настоящей матерью, о боли, что согревала по вечерам и что давала мудрые советы в особенно тяжелые времена.
— Ты уже сломан, да? — Слышит Джуго и усмехается, делая легкий кивок головой. Даже, когда в него входит член, даже, когда его заставляют облизать этот член и отсосать, даже, когда Джуго приходится проглотить чужую сперму — он молчит, полностью повинуясь.
***
— Ты странный. Видишь меня впервые и у нас уже был оральный секс. — Эльф смеётся, кладя горячую руку на неестественно холодную грудь парня, проводя кончиком пальца по ребрам и грудной клетке, обводя пупок и мечевидный отросток. Эльф улыбается, утыкаясь носом в сухие, как солома, черные волосы с красными прядками. Кукла, которая будет только его — всю жизнь, кукла, которая будет повиноваться тебе и ощущать в себе твой член. Кукла, которая намного красивее других кукол.
— Сломанные куклы вынуждены подчиняться — заключенные в клетке вынуждены быть куклами.
