Обыкновенное чудо, или пусть пушки молчат

      Анри с трудом заставил себя открыть глаза и чуть распрямиться. Ночь была дико холодной и беспокойной, немцы лишь под самое утро прекратили свой «беспокоящий обстрел». Рядом сидел, покуривая сигарету, Маркус, со всегдашним выражением вселенского безразличия на лице. Анри просто диву давался, как этот фермер сохраняет спокойствие в любой ситуации. Оглядевшись, он понял, что все так или иначе уже проснулись. Синие шинели и вязаные шарфы прямиком из дома хорошо помогали расслабиться даже зимой, в блиндаже, в котором даже дверей нет.       – Что, Анри, как спалось? – спросил Маркус, докурив сигарету.       – В который раз вижу только серую пустошь, – сказал Анри, чуть помедлив.       – Кстати... сегодня ведь Сочельник, – сказал Маркус и вытащил из мешка коробку с печеньем, и, открыв, протянул одно печенье Анри. – Вот, с Рождеством, приятель.       Кивнув в знак благодарности, Анри откусил небольшой кусок от печенья и от наслаждения прикрыл глаза, и его взору предстали залитые солнцем поля Бретани, в которых прошло его беззаботное детство.       – Это моя жена испекла, – сказал Маркус, также с улыбкой вспоминая дом.       – Жаль, что у меня нет такой жены, – сказал Анри.       – Смирно! – в блиндаже появился командир роты капитан Мемьё. – Месьё, командование решило поднять нас в атаку.       Солдаты тотчас зашевелились, срочно хватая винтовки и гуськом выбегая из блиндажа в окопы. Анри быстро засунул едва надкушенное печенье под шинель и следом за Маркусом добрался до того места, откуда удобнее всего вылезать из их уютного окопа. Стоило им усесться, как послышался грохот орудий. Анри тотчас стал молиться, чтоб это были не немцы.       – Без паники! Это наши по бошам бьют! – крикнул сержант, осторожно выглядывая поверх бруствера.       Анри привалился спиной к стенке окопа и ещё раз проверил винтовку. Удостоверившись, что все патроны на месте, он стиснул зубы, ведь он знал, чем окончится всё это. В этот момент рядом с окопами рухнул немецкий снаряд, и французы тотчас вжали головы в плечи – немцы начали ответный обстрел. Ощущение ожидания падающего снаряда ни с чем не спутаешь – всё тело напрягается, а мозг лихорадочно возносит молитвы всем подряд, от Господа до Марса, Афины и Сатаны.       Наконец, обстрелы стихли. Маркус украдкой достал фотографию, на которой были его жена и дети, и, быстро поцеловав, засунул обратно во внутренний карман шинели. Послышался крик капитана «Примкнуть штыки!». Выполнив команду, Анри привстал и выглянул из окопа. И то, что он увидел, повергло его в шок.       Прямо к ним, через дым и снег, шёл немец. Без винтовки. С трудом, но все услышали, что он просит не стрелять.       – Что он делает? – прошептал Маркус.       – Может, у него там гранаты или динамит? – спросил сержант.       Анри не понимал. Что делает этот немец? Неужели решил сдаться? Но что-то подсказывало, что дело не в этом. И Анри решился. Внезапно он встал и полез из окопа, оставив в нём свою винтовку. Маркус от изумления сдавленно зашипел:       – Что ж ты делаешь, болван?!       Даже капитан Мемьё был в таком шоке, что выронил свисток.       Анри же шёл. Шёл навстречу немцу. И внезапно он начал понимать, что видит... самого себя. Такого же солдата, слесаря или сварщика, а может, фермера, как Маркус, или банковского клерка, как капрал Жак Бюжо. Просто одетого не в синюю, а серую шинель.       И вот они остановились друг напротив друга. Француз и немец. Анри долго молча смотрел на немца. Тот точно так же смотрел на него. И вот, наконец, явно с трудом подобрав слова по-французски, немец первым сказал с жутким, почти карикатурным акцентом:       – С Рождеством.       Эти слова словно помогли Анри выйти из транса и разглядеть протянутую руку. Француз, немного помешкав, медленно протянул свою, ответив:       – С Рождеством.       В наступившей тишине послышались шаги многих сотен людей. Анри чуть повернул голову, и увидел немцев, которые, как и их товарищ, без винтовок вылезали из своих окопов. Навстречу им выходили французы.       Немец, стоявший напротив Анри, вытащил из-под шинели шоколадку, присланную из дома, и протянул её Анри. Тот, недолго думая, в ответ протянул кусок печенья, которое ещё совсем недавно дал ему Маркус.       – Питер, – представился немец.       – Анри, – ответил француз, и два солдата снова пожали друг другу руки.       Воздух наполнился гомоном простых разговоров. Даже капитан Мемьё вступил в диалог с командиром немцев капитаном Вернером.       – Итак, может, вместо бойни устроим футбольный матч? – предложил Вернером.       – Отличная идея! – ответил Мемьё и оглянулся к своим. – Эй, ребята, нам нужны две винтовки!       – А почему две? – спросил Вернер.       – А ещё две вы предоставляете, – улыбнулся Мемьё.       Анри тотчас записался во французскую футбольную команду, а немец, подаривший ему свой шоколад, решил взять на себя обязанности судьи от немецкой стороны.       В трёх из пяти матчей победили французы, и потому именно немецкие повара предоставили большую часть котелков на нейтральную полосу. Запах железа и крови в воздухе сменился запахом снега и угощений, и даже солнце выглянуло из-за туч, чтоб почтить своим присутствием простых солдат и офицеров на этом небольшом островке мира и празднества. Солдаты угощали друг друга табаком, лакомствами, увлечённо резались в карты и шашки. Кое-где занимались борьбой.       – Интересно, а скоро ли закончится война? – спросил Питер, вместе с Анри сидя на краю воронки посреди нейтральной полосы.       – Надеюсь, что скоро, – сказал Анри. – Как надеюсь и на то, что ты выживешь.       – Странно это... слышать... от французского солдата, – подбирая слова, выговорил Питер.       – Всё же... сейчас я не испытываю вражды, – сказал Анри. – А откуда ты знаешь французский?       – Я... родился... в Лотарингии, – сказал Питер. – Моя мать была... французская.       – Понятно... – протянул Анри, глядя на закат.       После заката все собрались на общую молитву. Каждая строка её читалась двумя капелланами – немцем и французом – но суть была одна. В этой атмосфере гармонии и отсутствия всякой вражды прошли и вечер, и вся ночь. Артиллерия не стала вести никаких обстрелов, ведь и артиллеристам, далёким от передовой, хотелось отпраздновать Рождество в спокойствии. Но им также было понятно, что пусть пушки молчат в ту ночь, когда поют ангелы.