Amnesia

      День 1       Не уверен, что стоит писать приветствие, да и вообще маловероятно, что кто-то прочтёт этот дневник, но начну, пожалуй, с основного:       Привет, меня зовут Драко Малфой и я ничего не помню.       Когда я пишу «ничего» — это значит действительно абсолютно ничего, даже своего имени настоящего не знаю. Почему настоящего? Мне просто не хочется верить, что кому-то в здравом уме пришло в голову назвать ребёнка Драко.       Медиведьмы посмеиваются над моими откровениями, искренне считая, что помимо памяти пострадала и моя адекватность. Глупости. Я вполне осознаю себя — взрослый парень, маг (как ни странно, эта мысль принимается вполне легко) и вообще потрясающий человек. Да, самооценка у моего прошлого «я» не страдает, посему не вижу смысла отрицать своё превосходство и сейчас.       Колдомедик Джексон, как только отошёл от шока — не каждый же день маги после годичной комы просыпаются — сразу завалил вопросами. Не услышав ничего адекватнее нескольких саркастичных замечаний — и откуда они только берутся? — оставил меня на попечении медиведьм и дневника.       — Пиши, Драко, о погоде там или о цвете потолка в стандартной палате.       Ну, я и пишу: день не задался с самого начала — приехали родители. Такую ненормально-прямую осанку увидел впервые, а взгляд у отца был настолько властный, что я мигом осознал, да… эти люди точно могли назвать ребёнка «Драко».       Узнавания не произошло, тёплых чувств к этим людям я не питал, воспоминания не стучались в «закрытые двери подсознания», а на попытки разузнать, что же такого случилось год назад, я раз за разом натыкался на молчание. Атмосфера здоровой не казалась не только мне, и спустя полчаса бесполезных попыток установления семейных уз родители отчалили из палаты. На пороге отец (понятия не имею, как его зовут, представиться он не посчитал нужным) обернулся и сказал, если «станет плохо», всегда можно вернуться в мэнор. Видимо мой многозначительный взгляд послужил ответом, Малфой-старший отчалил, а я так и продолжил сидеть, упрямо уставившись в стену, — по всему выходило, что сейчас у меня всё «хорошо»?       День 3       Второй день я удачно проспал. Точнее попытался, но настырная практикантка с растрёпанными волосами растолкала меня, заставляя подняться в несусветную рань — одиннадцать утра. На мои комментарии отмалчивалась, на каждый резкий жест косилась, нет, ну, а как я должен управлять телом после года сна? Видимо поняв, что пялиться на пациента не лучший способ стать хорошей медиведьмой, дама ретировалась, оставляя меня с головной болью, всё тем же отсутствием воспоминаний и невозможностью самостоятельно сходить отлить. Интересно, это уже можно считать тем мистическим «плохо»?       Остаток дня слился в неразборчивое пятно. Кто-то приходил, махал палочкой, уходил, снова приходил… Головную боль так и не сняли, кормили отвратительно, а где моя палочка — она ведь должна быть? — никто не говорил. Растрёпанная девица периодически посматривала в проём палаты, словно ожидая, что я в любой момент вскочу и… На «и» моя фантазия отказывала, ибо о Драко Малфое все вокруг знали в разы больше меня.       Этот день отличался лишь тем, что появился сияющий колдомедик Джексон и радостно сообщил, что они понятия не имеют, что со мной. Это был первый и явно не последний раз, когда я пожалел, что не помню ни единого заклинания. Возможно, найди я палочку, получилось бы стереть отвратительную улыбку с его физиономии. Но, видимо, прочитав всё по моему лицу, что тоже было достаточно раздражающе, он клятвенно пообещал разобраться во всём в ближайшее время. Внутри меня росло подозрение, крепло и пробивалось неприятными ассоциациями с чем-то забытым, и лишь сейчас, пока пишу, я начинаю осознавать, что смотрел он на меня как на мешок с деньгами. Не самый приятный факт, но теперь хотя бы знаю, что Малфой-старший (ну, а как мне его ещё звать?) явно позаботился о лечении сына.       День 5       Здравствуй, дневник, я жив. Несмотря на все старания практиканток, журналистов, медиведьм, авроров, просто мимо пробегавших идиотов — я таки не умер. Они пытались, правда, пытались, но Малфои стоически держат оборону, даже если не помнят ни одного Малфоя кроме себя.       Стены всё такие же страшные, еда такая же отвратительная, радует лишь то, что гигиенические процедуры я провожу теперь сам, а та самая кучерявая практикантка пялится в несколько десятков раз меньше. Но видимо занятие это ей доставляет удовольствие, ибо она всё подозрительно часто записывает.       Днём нагрянули авроры, пытались узнать у меня многое:       «Где мои сообщники?»       Это те, что в соседних палатах в коме валяются?!       «Как я это сделал?»       Опять же, как в кому впал? А колдомедик Джексон вам пока не поведал? Да вы у него уточните, да, Джексон, очень подозрительный тип, господа.       «Где моя палочка?»       Ох, если бы я знал, вас бы здесь не было. И не надо так смотреть, господа хорошие, это здоровый сарказм выздоравливающего организма.       «Хочется ли мне убивать?»       Вот тут честно ответить им я не мог. Ибо мозги у меня есть, а давать честные и подробные ответы на подобные вопросы, даже с учётом сарказма, всё-таки не стоит.       В общем, скучные авроры попались. Шуток не оценили, информацией не поделились, пялились, опять же, странными взглядами. Решили оставить меня в покое «на время», а я вот всё чаще и чаще задумываюсь, моя жизнь сейчас уже достаточно плохая или есть что-то хуже?       День 6       Сегодняшний день запомнился тем, что я таки узнал фамилию практикантки-сталкера. Мы, оказывается, вместе ходили в школу для волшебников, где она постигала азы волшебства, а я безжалостно третировал её и её друзей. М-да… Не то чтобы мне не верится в такую возможность, верится — конечно — но не уверен, что дело там было именно в ней. Зачем мне доставать девчонку? Понятия не имею. В такие моменты мне особенно сильно хочется настучать по голове себе прошлому.       Вот так и спросить:       — Эй, парень, да что с тобой не так?       Но даже если предположить настолько абсурдный диалог, у этого гада обязательно была бы палочка, а вот моя… Эх, не будем снова о больном.       Сей диалог я, кстати, услышал, пока бессовестно подслушивал за медиведьмами. И у меня есть оправдание — они орали! Орали на весь этаж моё имя. Я не мог не подслушать… Даже если потом они шептались… Даже если разговор потом был вовсе и не обо мне.       День 10       Ем, сплю, читаю. И больше ни-че-го… Как скучна и бесполезна моя жизнь.       Джексон — а колдомедиком называть его я отказываюсь! — загуливает ко мне каждый день, только толку от этого нет никакого. Меня не лечат, не отпускают, а только диагностируют по несколько раз на дню и обсуждают все кому не лень. Кажется, я лишь сейчас до конца осознал, почему мне не отдают палочку. Ибо желание убивать растёт ежесекундно.       Разбавляют эту картину лишь утащенные у Грейнджер записи.       «Драко Малфой и сто симптомов его лицемерия».       Ну просто мастер эпистолярного жанра! Смеялся до слёз, на смех прибежала та самая Грейнджер и отхлестала меня теми же самыми записями. Не быть ей колдомедиком, пророком буду, но не быть.       День 11       Сенсация, «Пророк» и другие магические издания будут трепать эту новость несколько лет, но мне плевать. Пусть знают все! Драко Малфой спит даже днём.       Мне настолько скучно, что я читаю магловские книги по психологии, утащенные, как обычно, у заучки Грейнджер. И сплю, всё свободное время просто сплю.       Поэтому, когда во сне я почувствовал чей-то неотрывный взгляд, решил, что всё — здравствуйте первая страница во всех изданиях.       Мои мечты на порочную славу развеял симпатичный аврор, стоящий в дверях моей палаты. Смотрел он как-то подозрительно обиженно, как будто я взял и вычеркнул его из своей жизни, что, конечно, немудрено, учитывая, что кто это есть, я понятия не имел. А может, это просто фантазия разыгралась, ибо стоило мне открыть глаза, аврор ретировался за дверь, высовывая свою очкастую морду в проем с абсолютно ошарашенными глазами.       Это было бы очень забавно, не будь настолько странно. Я ему помахал, он поскользнулся и развалился посреди коридора, медленно уползая подальше от моей палаты. До чего же милые и пугливые авроры!       День 13       После памятного разговора с аврорами колдомедик Джексон стал диагностировать меня активнее. Палочкой тычет, куда можно и нельзя, щупает и прослушивает… Это, конечно, новые приключения, но толку от них как не было, так и нет.       Милый аврор ходит периодически, появляется в коридоре, абсолютно не умея соблюдать конспирацию: то лекарства на себя уронит, то медиведьм своим видом очарует. Наблюдать за этим забавно, но, опять же, не слишком продуктивно. Ко мне сей объект не приближается, на улыбки не отвечает, глазами испуганными только зыркает и всё.       Порадовала лишь Грейнджер, видимо, не увидевшая украденные записи ни в одной газетёнке, а может просто смирившаяся с моим существованием. Теперь она уже добровольно мне книжки по психологии таскает, и даже, кажется, придумывает ритуал. Разумеется, опасный, болезненный и жутко необходимый. Неизвестно кому. Но это, оказывается, незначительные детали.       День 14       Он — Гарри, мать его, Поттер.       Я — Драко, сынок Упивающегося, Малфой.       Практикантка — Гермиона, герой, черт её дери, Грейнджер.       Комментарии излишни, а медиведьмы правда должны лучше прятать журналы с его рожей на обложке.       День 21       Мы иногда разговариваем:       — Привет, Гарри.       — Э-э, привет.       — Как дежурство, Гарри?       — О… м-м… хорошо.       — Гарри, как тебе погода?       — Отлично… Э-э… а тебе?       На вопросе о Пушках Педдл он сдался, чему я, конечно, был безумно рад. Не знаю, почему так жаждал его внимания, зачем постоянно спрашивал о всякой ерунде, из-за чего доставал расспросами Грейнджер или перечитывал ту несчастную газету снова и снова. Это был первый раз со дня моего пробуждения, когда я действительно понял, что потерял что-то очень важное.       Кажется, мой «лечебный» дневник давно превратился в мемуары. Ну и пусть. Главное, что Джексон увидит его лишь перед смертью. Его смертью, ибо эти летописи не должен увидеть никто из ныне живущих. Никто.       День 26       Каждый наш шаг сопровождается двумя шагами назад.       Я помахал ему — он сбежал.       Пригласил сесть ко мне на кровать — заторопился на сборы.       Обнял дружески на прощание — он пятился так долго и упорно, пока, чуть не упав, снова не сбежал.       Сегодня я его поцеловал. Он остался со мной до отбоя, рассказывая счастливые моменты из хогвартских будней. Развалился, как у себя дома, на моей койке и даже не снял кеды. Растрепал мне все волосы. Придурок.       Сейчас я отчаянно трусливо боюсь закрыть глаза. Даже не представляю, насколько же шагов назад нас откинет сегодняшний день.       «Драко Малфой — трус».       Оказывается, даже в тех газетах была доля правды.       День 28       Гарри Поттер боится темноты, теряется в толпе и мило краснеет. У него ужасные очки и одежда, но потрясающие ямочки на щеках, стоит ему лишь мельком улыбнуться.       Гарри Поттер не любит говорить о войне, но любит о ней молчать, смотря пустыми глазами в противоположную стену и сжимая мою руку, пока она не заболит. Я не уверен, что он плачет, слишком сильным Гарри бывает даже в такие минуты, но мне отчаянно захотелось разреветься. За всех и обязательно за него.       Гарри Поттер уже аврор, несмотря на возраст и заслуги, получивший должность за силу магии и жуткую жажду справедливости. Когда он говорит о службе или школе, меня съедает зависть, такая горькая, что сил хватает лишь чтобы сохранить лицо. Тогда он ещё сильнее сжимает мои плечи, в неловких объятиях, будто чувствуя, насколько отвратительно жалким я могу быть.       Гарри Поттер не умеет говорить «Драко». Он стесняется, краснеет, подбирает синонимы, уходит от вопроса. Моё имя, как и прошлое, наше табу. Их просто нет. Есть безымянный мальчик, со странной семейкой и отвратительным прошлым, и Герой магического мира, с непроходящими кошмарами и неловкими поцелуями. Я почти поверил, что это лучшее, что нам дано, он же достаточно сильный для того, чтобы смотреть правде в лицо.       Гарри Поттер ищет ответ, пытается всех спасти и верит в чудо. Грейнджер и Поттер строят планы, плетут интриги, готовят похищение, а я просто жду. Чего-то очень долго и упорно жду.       Гарри Поттер мне не поверит, да и я ему никогда об этом не скажу, но, кажется, я его люблю. Давно и сильно, слишком, чтобы забыть, даже если я не смог вспомнить своё чёртово имя.       День X       Сбежали мы из больницы впопыхах. Зачем это нужно было делать, я до сих пор не знаю, но счастливое лицо Гарри, как будто он исполнил свою детскую мечту — выкрасть принцессу из темницы — не позволяло мне раскритиковать эту идею. Сам факт наличия у принцессы неких органов героя не смущал, что, конечно, очень радовало, учитывая наше то самое прошлое. Как на это согласилась горе-практикантка, не имею ни малейшего понятия, но хочется верить, что ей за это ничего не будет.       Посоветовал Грейнджер, пока Гарри не видит, податься в журналисты. Нет, ну, а что? Те записи мне до сих пор не дают покоя. Получил оплеуху. Видимо, общаться с женщинами я не обучен, или навыки растерял.       Когда мы всей честной компанией завалились в мэнор, отец был явно не рад. Пришлось напомнить про «станет плохо» и театрально пожаловаться на несчастного Джексона. Почему со мной тот-самый-Поттер объяснять не пришлось, видимо отцу хватило моего пятнадцатиминутного монолога о качестве работы Мунго. А может ему просто плевать, что, собственно, будет большей правдой.       Ритуал запланировали на завтра. Грейнджер мгновенно исчезла исследовать библиотеки мэнора — пока злой Драко не проснулся, — а Гарри так и остался со мной, сверля меня грустно-обречёнными глазами. Зачем мы вообще это делаем? Спрашивать не решился: того и гляди, мне бы выдали тираду в духе «лучше знать о себе всё, ты должен принимать решения, зная всю историю…»       Пришлось долго и усердно забываться и прощаться. Гарри старался изо всех сил, я тоже не отставал, а в итоге к нам ввалился папочка с орами про заглушающие чары. Кажется, в этот момент моё будущее определилось окончательно: с ритуалами или без, но назад пути нет. Ещё бы хоть кто-то верил в это вместе со мной. Было бы, правда, очень здорово…       Последний день       Ритуал я запомнил плохо. Разве что перед этим мы всё очень тщательно и потрясающе проспали. Не знал, что Гарри может так материться. Не знал, что Грейнджер умеет так материться. Отец, очевидно, тоже хотел присоединиться к обсуждению, но, посчитав это ниже своего достоинства, промолчал.       Гости на пару долго и упорно вливали в меня свои воспоминания, зачитывая какой-то латинский стих. Голова болела адски, а под конец я просто упал в спасительную темноту. Того, что увидел мельком, хватило, чтобы задаться вполне логичным вопросом: что же эти люди здесь вообще делают? После чего моё подсознание охватила блаженная пустота.       Передо мной склонились две озадаченные головы. Честно признаю, у Грейнджер любопытства было в разы больше, чем беспокойства, но зато Поттер не подкачал. Стоило мне открыть глаза, как в лицо тут же вперилась очкастая морда и стала пристально меня рассматривать, в заключении выдав:       — Ну как ты? Малфой?       Малфой? То есть сейчас он мою фамилию произносит спокойно?! Всё решил за нас давно, что мы теперь типа станем «бывшими врагами»? А вот не дождется, герой недоделанный. Я собрал весь свой сарказм и пренебрежение и постарался сохранить лицо.       — Прекрасно, По-оттер. Ничего не помню.       Он чуть отстранился, теперь я любовался на его потерянную физиономию. Было странное чувство, что этот придурок мне не поверил.       — Что не так? Поттер?       Он ещё раз глупо хлопнул глазами, а затем шёпотом спросил:       — Точно ничего? Драко?       Судя по лицу Грейнджер, именно так и говорил с ним старый я. Поттер, что, мазохист? Именно это, собственно, я его и спросил, и, кажется, только после этого вопроса он расслабился. Не знаю, кто из нас всех больше боялся, чтобы всё получилось. Я? Гарри? Грейнджер? И кто теперь был самым счастливым…       Поттер (не могу отучиться теперь его так называть), потеряв последние силы на эту нервотрёпку, уложил свою растрёпанную башку мне на колени. Идиллия. Если бы не лицо Грейнджер и почти открытый рот, видимо, для обсуждения новых попыток.       Я жестами, насколько возможно культурными, показал ей, что хватит. Правда, хватит. Гарри завозился и улёгся поудобнее, закинув свои ноги в грязных кедах на мои сатиновые простыни. Плебей.       Она плотно прикрыла дверь моей спальни, а я не знал, что ещё я мог сказать. Было глупо даже пытаться изменить ситуацию. Сейчас, спустя эти два часа ада, после того как я увидел столько страха в его глазах, осознание всей бредовости моего положения пришло незамедлительно. Руки продолжали перебирать спутанные пряди, а вытащенный из-под подушки «медицинский дневник» теперь пестрел свежими записями.       Может быть, когда всё устаканится и уляжется. Когда Гарри станет самым главным аврором, а Грейнджер будет колдомедиком. Когда родители окончательно сдадутся и переедут во Францию. Когда я смогу каждое утро целовать своего трусливого аврора и буду знать, действительно знать, что он смирился, не пряча затаившийся страх в глубине глаз. Может быть тогда я и скажу умнице Грейнджер то, что сам прочёл на первых же неделях моей жизни в клинике:       «Нельзя помочь тому, кто не хочет помощи».       А я — не хочу. Кто знает, может это амнезия, самая банальная магловская амнезия, скрывает мои болезненные воспоминания. Может, неразделённая любовь к лохматому придурку, проснувшаяся во мне с первого взгляда на его полёт-падение, довела того Драко до какого-то безумного ритуала. Я не знаю, и самое главное, в чем я уверен настолько твёрдо, насколько это вообще возможно — знать не хочу.

На сей прекрасной ноте, я заканчиваю свои лечебные излияния. Ибо я — самый счастливый человек, обнимающий сонного Гарри Поттера. Драко (чёрт знает, как же его таки зовут) Малфой