Lime and coconut

— Ты действительно так сильно боишься летать? — Заткнись, — Эрик нервно поглядывает в иллюминатор, вцепившись в подлокотники сидения, как в спасательный круг. Чарльз затыкается. До того, как самолет трогается с места, Ксавьер раз пять наблюдает за тем, как Леншерр проверяет ремень безопасности. Симпатичных молодых стюардов во время извещения правил безопасности Эрик не слушает — все равно ничего необычного и неизвестного не скажут, а в случае крушения самолета — все равно все умрут. Кроме него и Чарльза, разумеется, но от этого легче не становится. — Я не помню, когда в последний раз летал регулярным рейсом. — Телепат сжимает сухую ладонь друга, как только самолет приходит в движение. — А ты? — Последний и единственный раз я летел, черт знает, сколько лет назад из Германии в США, — сквозь зубы цедит мужчина, озираясь по сторонам, словно в любую секунду летательное средство может быть атаковано террористами, — и повторять данный рейс не планирую. В этой жизни, по крайней мере. Чарльз звучно вдыхает носом воздух и мысленно дает себе увесистую оплеуху. Германия — больная тема для Леншерра. — Извини, — Ксавьер смотрит куда-то в потолок, где его взгляд упирается в светящееся табло «don't smoke», — я не хотел… — внутренне телепату собственные слова кажутся до абсурда нелепыми и заезженными. Эрик молчит, продолжая сжимать железные подлокотники до побелевших косточек пальцев. Самолет набирает высоту. Небесное судно швыряет из стороны в сторону северными ветрами, а Магнето с опаской смотрит в иллюминатор, за которым лишь чернота, невыносимо его пугающая. Великий завоеватель мира боится лететь на самолете, боится высоты, боится ночного неба, которое создает иллюзию Пустоты снаружи. Пустота действительно пугает. Достаточно симпатичный стюард, глядя своими невинно-голубыми глазками на Эрика, спрашивает, чего он желает: воды, сока или колы. Леншерра так и подмывает ответить: «отжарить тебя в уборной, чтоб оставшиеся сутки ходить не мог», но останавливается на: «апельсинового соку, пожалуйста». Несмотря на выпитый стакан жидкости в глотке словно раскинулась Сахара. Эрик то и дело откашливается, пытаясь глядеть куда угодно, кроме Чарльза. По непонятной ему самому причине он не хочет, чтобы тот попадал в поле его зрения. Откинув спинку сидения, не обращая на возгласы сзади о том, что «придурочная мразь» придавил им ноги, Леншерр пытается отдаться во власть Морфею. Не выходит. Сон не идет — в крови бушует адреналин. Эрик почти не запоминает, как отходит в туалет, а в следующий миг грубо сжимает бедра голубоглазого стюарда, утыкая его лицом в стену и сдерживая сладостные крики. Мальчонка, прикусывая язык, буквально хрипит при каждом толчке, скользя в неудобной обуви по скользкому полу — люди бывают редкостными свиньями, однако. По телу Леншерра проходит волна непередаваемого удовольствия. Мужчина едва заметно начинает дрожать и кончает в молодого стюарда, не удосужившись даже запомнить его имени. Правая щека голубоглазого наливается красным, а скула выглядит так, будто по ней с размаху заехали кулаком, но на губах играет улыбка, словно ему вручили миллион наличкой, а не использовали для сексуальных потребностей. Мальчонка, обдавая кожу горячим дыханием, говорит на ухо Эрику что-то о том, что туалеты в аэропорту более чистые и просторные, и в них удобнее заниматься непристойными делами, но Магнето не улавливает ни слова, а выйдя из уборной, и вовсе забывает даже цвет глаз юного глупого стюарда. Сев в самолетное кресло, мужчина тут же застегивает на поясе ремень безопасности, отводит глаза в иллюминатор, но, встретив взглядом ночную Пустоту, нервным движением руки опускает шторку. Спустя незначительное время, из хвоста самолета доносится ругань. Леншерр невольно улыбается — податливого мальчонку отчитывают за бордовый синяк на скуле, страстные укусы на шее и «неподобающее поведение на рабочем месте». И когда в который раз на повышенных тонах доносится что-то вроде «не выйдешь на работу, пока не пропадут засосы», Магнето усмехается в голос, а Чарльз сверлит его осуждающим взглядом. Когда голубоглазый стюард попадает в поле зрения пассажиров самолета, многие качают головами, а Ксавьер шипит на Эрика, упрекая того в гнусном использовании невинных людей. Откуда он знает, что этот голубоглазый ангел невинен — загадка века. Пока телепат читает нотации о том, что стресс можно снимать иначе, например, играя в шахматы, Магнето думает, что уж лучше трахнет мальчонку еще раз перед сáмой посадкой, чем сорвется на Чарльза, и тут же, давя нервный смешок, отводит глаза, уткнувшись взглядом в опущенную шторку. Рука невольно тянется ее поднять, но при вспоминании о гнусной Пустоте тут же одергивает руку, даже еще не коснувшись самóй шторки. В самолете гасят свет. Внутренне Леншерр ликует — он больше не ловит упрекающие взгляды Ксавьера, поскольку попросту их не видит. Не сильно откинув спинку кресла, Эрик прикрывает глаза, пытаясь уснуть и забыть о том, что он в самолете, который в любой момент может разбиться. В ушах стоит шум самолетных двигателей, а сердце бешено стучит где-то в глотке. Уснуть в летательном транспорте кажется невозможной задачей. Глядя на то, как Магнето жмурится, сжимая подлокотники, Чарльз невольно расслабляется в лице. Как можно злиться на него в таком состоянии? Ясное дело, что никак. В конце концов, дикая усталость берет свое — Леншерр проваливается в непроглядную черноту, в которой нет ничего. Мужчина отправляется в место, где движения конечностями не дают никакого результата, а вместо звуков изо рта вырываются нежно розовые цветы вишни, которые растворяются в Пустоте, сверкнув на последок тёмно-бордовой звездой. Абсолютно неожиданно впереди чистым серебром загорается непередаваемо яркая звезда, а сам Леншерр обретает способность двигаться вперед. Время идет нещадно долго. Тянется, словно жвачка со вкусом отвратительно сладкой кока-колы. Кажется, Магнето целую вечность идет к злополучной звезде, а когда ему остается лишь протянуть руку и коснуться белоснежного «мячика», серебряная точка тут же улетает в неизвестность, словно лопнутый воздушный гелевый шарик, а затем так же резко появляется и несется прямо на мужчину, грозясь пробить череп, но… зажигается свет в салоне самолета, а между рядами сидений стюарды принимаются толкать тележки с едой. Эрик, тяжело дыша, пытается привести беспорядочные мысли в порядок. Ксавьер же, не замечая или делая вид, что не замечая, как Магнето с прикрытыми глазами восстанавливает стабильное сердцебиение, с презрением понимает, что несмотря на крики из хвоста самолета молоденький стюард с улыбкой на лице и насыщенно бардовым синяком на скуле раздает пассажирам еду. А Леншерру на него плевать. — Рыбу с рисом или курицу с гречкой? Улыбка на лице голубоглазого тускнеет, когда Эрик говорит, что после одиннадцати ночи предпочитает спать, и тут же демонстративно прикрывает глаза. Мило улыбаясь мальчонке, Чарльз берет рыбу и что-то лепечет, извиняясь за Леншерра. Больше за время полета Магнето не приходится лицезреть «побитое» лицо мелкого стюардика. Прибыв в гостиницу, Эрику отчего-то не хочется спать совершенно, хотя в такси у него так слипались глаза, словно его веки были смазаны густым засахаренным мёдом. — Чур я первый в душ, — бросает Леншерр в сторону телепата и уже открывает дверь, но Ксавьер ее тут же захлопывает прямо перед носом друга. — Ладно, первым можешь идти ты, — невозмутимо и, можно сказать, незаинтересованно, пожимает плечами Магнето. — Надо серьезно поговорить, — Мы не супружеская пара — нам не о чем серьёзно говорить! Повисает тишина. Чарльз по глазам видит, что еще немного и Эрик пробьет кулаком стену от скопившейся злости, усталости и раздражения. Ему сейчас явно не до нравоучений и замечаний по поводу его чересчур бурной сексуальной жизни. — Ты не можешь так себя вести. Ты… — телепат не может подобрать подходящих слов, глядя в серо-голубые глаза Эрика — совсем не как у стюарда из самолёта. — Что я? Ломаю жизни людей? — На повышенных тонах, срываясь на крик, произносит Леншерр, стараясь сдерживать себя в руках и не залепить Ксавьеру смачную пощечину. — Я хотел сказать, портишь жизни, не ломаешь, — Чарльз затыкается, видя, как внутри Эрика закипает масло в огне, готовое вот-вот выйти наружу, уничтожая все на своем пути — живое и не очень, словно раскаленная магма из жерла вулкана. Телепат тяжело вздыхает, решив, что зря затеял отчитывание своенравного Магнето. — В душ можешь идти первым, — Ксавьер скрывается в проходе, ведущем в гостиную, а через мгновение слышится монотонный голос из телевизора — видимо, новости. Хотя чего можно ожидать от Чарльза, который не знает, что такое «Стартрек»? Когда-нибудь повелитель металла привяжет телепата к стулу и включит все три фильма подряд. Нельзя не знать и не видеть «Стартрек», даже если ты несколько раз спасал мир от неминуемой гибели. Леншерр еще недолгое количество времени стоит в коридоре, прислушиваясь к скучным голосам из телевизора, но вскоре отправляется в душ, намеренно громко хлопнув дверью, словно разозленный на своих родителей подросток. Через пару мгновений мужчина уже стоит под прохладными струями воды, смывая со своего тела пену с запахом лайма и кокосового молочка. Эрик невольно начинает размышлять, по какому принципу Чарльз выбирал вкус геля для душа, и невольно представляет различные варианты развития событий: «Вот Чарльз с благоговением, опуская на бледные щеки ресницы, принюхивается к запаху каждого бутылька. А вот этот же самый человек берет два наиболее понравившихся гелей и на считалочке выбирает, какой взять». Леншерр, ударяясь лопатками, облокачивается о кафельную стену и заливается смехом, решив, что вариант, когда Ксавьер наугад, не глядя, хватает первый попавшийся бутылек, более правдоподобен. Не факт, конечно, но Магнето так легче считать. — Надо с этим завязывать, — едва шепчет себе под нос, имея в виду, разумеется, привычку дорисовывать себе образ Чарльза, который скорее походит не совсем на упрямого и волевого мужчину, а скорее на типичную юную леди, пытающуюся показать изысканность своего вкуса. Смывая остатки пены, Эрик касается шрамов на своем теле. Каждый рубец заставляет Леншерра дышать в разы чаще и с закрытыми глазами заново просматривать устрашающие картины из своего прошлого. Вспоминая ужасающие события, Магнето кажется, словно каждая зажившая рана снова вскрылась и вместо ледяной воды по его коже стекает горячая кровь, впивающаяся иголками в подкожное мясо… Оледеневшей рукой мужчина закручивает кран, вода перестает бежать, по коже пробегают противные мурашки, а вытяжка издает противные звуки, режущие слух. Больше всего на свете Эрику хочется лечь на прохладный кафель и уснуть, не видя снов, но он, наспех вытеревшись слишком маленьким полотенцем и одевшись, твердым шагом направляется в гостиную. — Кажется, мы не договорили, — Леншерр без церемоний выключает плазменный телевизор и буквально сверлит взглядом затылок телепата, который решает сделать вид, что не замечает Магнето. — Забудь, — спустя минут пять бросает через плечо Ксавьер, не глядя на Эрика. Давящую тишину нарушает сдавленный звук воды где-то в батарейных трубах. Леншерр и не думает «забывать». Даже не рассматривает данный вариант. Он продолжает стоять и сверлить друга взглядом, надеясь, что первым говорить начнёт Чарльз. — О чем ты хотел поговорить со мной буквально десять минут назад? — Это не имеет значения, — повышая голос, произносит телепат, — забудь. — Ты хотел отчитать меня… — Магнето задумывается, — за то, что я оттрахал того озабоченного мальчонку? — Мужчина корчит удивлённо-презренное выражение лица. — Ты использовал его, как используешь всех в своей жизни, — хриплым и подавленным голосом отзывается Ксавьер. На недолгое мгновение повисает устрашающая тишина. — Ты использовал Рейвен, ты использовал меня, — Чарльз невесело ухмыляется, — свою семью ты тоже использовал, — Эрику начинает хотеться «познакомить» лицо телепата со всеми четырьмя стенами в комнате, — ты использовал и жену, и дочь в качестве прикрытия… — Я их любил! — Леншерр подлетает к Ксавьеру и смыкает тонкие пальцы на его горле. Чарльз не сопротивляется — Эрик не убьёт его. Он ему нужен. Он его снова использует для достижения своих целей. Глаза телепата с вызовом упираются в глаза полные гнева. Губы Ксавьера плотно сжаты, жилка на шее бьётся в учащенном ритме. Леншерр чуть ли не упивается властью, чувствуя чужую, уязвимую плоть под своими пальцами. В такие моменты даже самому набожному святоше захочется прервать жизнь. Это в природе человека. Это то, что заложено в человеческих генах. Животный инстинкт. — И я люблю тебя, — сквозь зубы процеживает Эрик. Тонкие губы Чарльза приоткрываются в немом вопросе, а Леншерр, не упуская возможности, впивается в них напористым поцелуем, не размыкая жесткой хватки на чужой глотке. Власть и превосходство. Он сверху, а у телепата все больше прорисовывается схожесть с нежной и слабой персоной, позволяющей кому-то быть сильнее. Пуговицы на рубашке Чарльза оказываются оторванными. Одни остаются висеть в петлях, словно приговоренные смертники, другие — катятся по полу, словно копеечные медные монетки, и прячутся под диван. Комнату наполняют полу-стоны, в воздухе висит приторный аромат лайма и кокоса, а на бледной мужской коже появляются бросающиеся в глаза засосы и кровоточащие укусы. Ксавьер позволяет Эрику стянуть с себя джинсы с нижним бельём, со срывающимся голосом просит не останавливаться. До двух мужчин, как из-под толщи воды, доносится стук в дверь и писклявый голос: «Обслуживание номеров». Леншерр, тяжело дыша, выкрикивает, что ничего не нужно, телепат давится истеричным смехом, а через мгновение вскрикивает от незначительной боли и неожиданности. Эрик двигается несдержанно, грубо впиваясь коротко стриженными ногтями в острые плечи Чарльза, словно тот может в любую секунду обратиться в морскую пену, просачивающуюся сквозь пальцы, не планирующую обращаться обратно в человека. Когда за окном начинает накрапывать мелкая морось, когда с лаймом и кокосом смешивается запах вспотевших тел и душных стонов, когда плечи Ксавьера начинают выглядеть так, словно он выносил из пожара шесть котов с очень длинными и острыми когтями, Леншерр с несдерживаемым стоном и приятной дрожью в теле кончает в Чарльза, с чавкающим звуком выходит из него и, прижимая к себе, отправляется в мир снов без сумасшедших сновидений. На завтрак у них утренний секс и Глинтвейн с лаймом.