Faceless, shameless, nameless, hopeless.

Я стоял на пороге его квартиры и чувствовал, как падаю вниз. Что как только откроется эта дверь, я шагну в бездонную пропасть, по краю которой хожу уже несколько лет. Я знал, что ждёт меня за этим куском дерева. Дверь медленно открылась, и на меня воззрились два красно-карих глаза. Они смотрели изучающе и одновременно удивлённо. Торс оголён, на бёдрах свободные домашние штаны серого цвета с зелёными вставками. Босиком. - Всё-таки пришёл? – хрипловатый голос. Этот парень всего на пару лет старше меня, но синдрома Бога ему хватит на всю свою жизнь и ещё внукам и правнукам достанется. Если кому-то придёт в голову рожать детей от такого чудовища. Я не стал выдавливать из себя улыбку – улыбки всегда мне плохо давались, поэтому мои губы остались плотно сжаты. Не говоря ни слова, я зашёл внутрь и стянул с себя кеды и толстовку. Осмотрелся. Обычная среднестатистическая американская квартира. Однотонные светлые обои, скудная, нейтральная мебель тёмного цвета. Шкаф с одеждой и зеркало на стене. Двухкомнатная. В одной, кажется, раньше жила его сестра? Милая, кстати, девушка. И почему она мне не нравится – из нас бы вышла забавная и крепкая пара. Хозяин квартиры, тем временем, закрыл за мной дверь и стоял в прихожей, скрестив сильные руки на груди – позволял мне оглядеться. Но я чувствовал на своей спине его тяжёлый взгляд. Эта сволочь следила за мной как кошка за птицей, которой она переломала крылья. С таким же интересом и уверенностью, что её жертва никуда не денется. Я был готов запустить себе пулю в рот от досады – ведь он прав. Я никуда отсюда не денусь, иначе бы меня тут не было. Я смотрел на две одинаковые закрытые двери и гадал, какая из них ведёт в его комнату – правая или левая? Он, судя по всему, заметил моё замешательство и устало вздохнул. - А я только начал надеяться, что ты не такой уж и идиот. Но, кажется, я ошибся. Такой же бестолковый, как остальные. Я пропустил мимо ушей его упрёк – мне нет дела до того, что этот парень с самомнением до самого солнца бормочет – главное, чтобы он дал мне то, ради чего я пришёл. А он даст, ведь он нуждается в этом не меньше меня. Мы прошли в комнату справа. Мрачная, на немногочисленных, но бросающихся в глаза постерах были изображены существа, которых можно было бы со смелостью назвать внебрачными детьми Зигмунда Фрейда и Ганса Рудольфа Гигера. Свет приглушённый и везде этот раздражающий грязно-зелёный цвет. От него захотелось выпустить на жёсткий серый ковролин остатки моего скудного обеда, но я благоразумно сдержался – не хватало ещё, чтобы меня потом заставили тыкаться носом в содержимое моего собственного желудка. Я глянул на то место, где мне предстояло провести следующие несколько часов – кровать. Одноместная, но достаточно широкая. Тумбочка, на ней лавовая лампа, внутри которой лениво перекатывается кислотно-зелёный парафин. Рядом уютно устроилась парочка презервативов – меня ждали? - Нравится? – промурлыкал жилец комнаты над моим ухом, и мне понадобилось приложить усилие, чтобы не вздрогнуть. - Омерзительно, - сухо ответил я, стараясь опустить вниз его не в меру поднятый нос, но, видимо, смысла в моих остротах не было – я мог его разозлить, но никак не заглушить его разросшееся, как раковая опухоль, суперэго. - Другого ответа я не ожидал от тебя, мерзавец, - с самодовольной улыбкой проговорил он, стоя за мной. Затем правая его рука опустилась мне на плечо и пошла вниз по оголённой руке. Да, мудозвон, наслаждайся – я надел спортивную майку специально для тебя. Я не испытывал ничего кроме пустоты. Пустоты, которую могла наполнить только боль. Только страх. Он обошёл меня и встал спереди. - Раздевайся, я сейчас приду. Голос его был довольным, и я не успел (да и не особо хотел) промолчать: - Цыпочка снова будет наводить марафет перед сексом? Попудришь носик и подкрасишь реснички? Ухмылку, что появилась на моём лице, смазал резкий удар в скулу. Левую щеку обожгло болью, и я дёрнулся в сторону от удара, пошатнувшись. Перед глазами заплясали тёмные круги. Губы мои вновь окаменели. Очки упали на пол. - Раздевайся, - ну хоть своего я добился – довольство пропало из его голоса. Но я чувствовал, что пожалею о своих словах. И хорошо – нежность это последнее, что мне сейчас нужно. Смуглая спина скрылась в ванной – хм, у него личная ванна. Счастливчик. Я тронул скулу кончиками пальцев – не разбита, бил в полсилы. Это даже можно принять за оскорбление. Поднял очки и отложил на компьютерный столик, честно борясь с желанием включить чужой ноутбук, лежащий так соблазнительно близко. Вздохнув, я вернулся к кровати и начал неторопливо раздеваться, начав с чёрных джинс. Рыжий ремень, затем, собственно, ширинка. Я стянул их вместе с трусами – не хотелось, чтобы бельё порвали, а то я уверен – этот маньяк может устроить мне пробежку прохладным утром в джинсах без трусов до дома. Яйца сожмутся так, что втянутся внутрь – на дворе хоть и лето, но какое-то больно прохладное. Стянул носки и чуть размял ступни. Можно долго иронизировать на тему моих волосатых ног, кстати. Какой-то я не тру педик… Затем майка. Чёрная, с фразой «Keep calm and be 20% cooler» и силуэтом мультяшной пони. Радужная грива. Нет – я тру педик. Беззвучно хмыкнул собственным мыслям, аккуратно складывая одежду и кладя на пол, недалеко от кровати. Не стесняясь своей наготы, устроился на «ложе» этого нарцисса, сев по-турецки. За просмотром постеров я не заметил, как он вошёл внутрь. На лице привычный грим, который он наносит для подобных случаев – меня от него тошнит точно так же, как от всего этого места. Смотрю на него безразличным взглядом. Он крутит в руках чёрный ошейник. - Собачкой я не буду, - сухо предупреждаю я. - Это не ошейник, – он подходит ближе, и я понимаю, что у него в руках кляп. Даже, скорее, уздечка. Желудок делает сальто, на лице не видно ничего. - Хм. - Не нравится? - Мне плевать. - Врёшь. Я безразлично пожимаю плечами, отведя лицо в сторону. Его рука не позволяет мне это сделать: - Не смей отводить от меня взгляда, щенок. - Ты старше меня всего на пару лет, - безропотно парирую я. Вижу самого себя как будто со стороны. Видимо, он не нашёл, что ответить. Резко схватив меня за горло, он толкает меня спиной на кровать, не позволяя сдвинуть ноги. Не размятые мышцы чуть заныли – я давно не делал «лягушку», и раздвинутые строго в разные стороны бёдра запротестовали. Сжимая руки на моей шее и наверняка чувствуя, как сердце перекачивает кровь по моему бледному телу, он заглядывает в мои всё такие же стеклянные глаза. Не говоря ни слова, надевает мне на голову уздечку. Не сопротивляюсь – зачем? Привкус стали на языке заводит лучше, чем любое его слово. - Теперь ты не сможешь мне дерзить, - он фыркает, - пони. В груди поднимается волна протеста, но она быстро гаснет – я не вижу смысла в том, чтобы брыкаться, хотя понимаю, что если буду лежать амебой, то нам обоим наскучит то, что мы делаем. Будто подтверждая его слова, лягаю его ногой в пресс, отодвигая от себя. Лицо, даже несмотря на уздечку, всё такое же каменное. Он морщится, но затем, ухватив меня за ногу, задирает её, кладя себе на плечо. Я кажусь таким тощим… - Ретивый жеребчик, которого надо оседлать, верно, - он хлопнул меня по ягодице, и я чуть дёрнулся от удара, прикрыв глаза. С недовольством я начал чувствовать, что завожусь – проигрываю, проваливаюсь вниз. Удерживая левой рукой мою ногу у себя на плече, правой он начал водить по мошонке, массируя её. Слава небу, что он не додумался. А, нет – додумался. Я захрипел, когда мои яйца крепко сжали. Он даже пустил в ход ногти – садист. Я выгнулся от боли, прикрыв глаза. - А это тебе наказание, жеребчик – чтобы больше не дерзил своему наезднику, - довольно промурлыкал этот сумасшедший. Я поймал себя на мысли, что в следующий раз точно укушу его, когда буду делать ему минет. Но хватка быстро исчезла – слава несуществующим богам. Вслед за ней пошёл ещё один удар по левой ягодице – её начало жечь. Я постарался восстановить сбившееся после этих сумасшедших клещей дыхание. Пальцы его медленно начали подниматься от моего затвердевающего члена до пупка и выше, до горла. Пальцы с двух сторон вновь опустились на артерии. Я невольно начал дышать глубже, мысленно готовясь к тому, что меня опять начнут душить. Метал на уздечке потеплел от моего дыхания. Во рту начала скапливаться слюна – чёрт бы побрал эти условные рефлексы. Он широко улыбался, чувствуя, как бьётся моё сердце: - Боишься? Правильно – меня надо бояться, мальчик мой. Я оставлю на тебе своё клеймо, и поверь – оно всю жизнь будет жечь тебя. Изнутри. Я закатил глаза, стараясь показать, насколько это заезженная фраза, но мою шею сжали, а пальцы, смазанные любрикантом, проникли внутрь. Я поморщился – ненавижу это начальное ощущение, будто в тебя впихивают говно, которое ты когда-то отправил в дальнее плаванье по берегам канализации. Грубые пальцы начали проникать глубже в меня, и я невольно приподнял бёдра, остро чувствуя свою эрекцию. Я ненавидел того, кто сейчас душил меня – в ушах звенело, я хрипел, стараясь захватить побольше воздуха, а сердце колотилось где-то на уровне ключиц. - Ну же, где то место, которое должно выудить из тебя что-то большее, чем просто хрип, жеребчик. Признавайся. Этот пиздюк явно наслаждался звуком собственного голоса. Вот для кого кляп во рту точно был бы самой тяжкой из всех пыток. Я закрыл глаза, и от этого ощущения только обострялись. Через некоторое время по телу пробежалась судорожная дрожь – кажется, простата всё же была найдена. Я кожей почувствовал ухмылку на губах своего «наездника». - Наконец-то. Ну что же – для начала посмотрим, на что способна твоя задница. «Она способна срать, идиот», - эта фраза осой крутилась на моём языке, но я не мог её сказать. Привкус железа сводил с ума, от недостатка воздуха начинала кружиться голова, и я как сквозь пелену чувствовал, как чужие пальцы таки выбрались из моей прямой кишки. А затем меня наконец начали по-настоящему наполнять. Пустота вокруг меня чуть пошатнулась. Раздался чужой приглушённый стон. А у него длинный «дружок», судя по всему. Хозяин кровати, на которой меня нещадно имели, двигался грубо и резко – то, что нужно. Бёдра мои были похабно раздвинуты, а руки опущены вдоль тела. Я закинул голову назад, теряя голову от удушья. Пустота, которая сжирала меня изнутри, казалось, вырывается на волю через неплотно сжатые из-за уздечки губы. Я хрипло дышал, впившись в стальной прут зубами, но не позволял себе стонать. Я знал, о каком клейме он говорил – когда тебя развращают по твоей собственной воле, ты не сможешь это забыть. Удовольствие, которое я получал, было больным. Неправильным. Но это было именно то, что мне нужно – это было лучше наркотиков. Смена позы. Мою шею выпустили, и я смог вдохнуть. В лёгких будто поселилась стая шершней, которые жалили мои бронхи пыльным воздухом. Грубым движением меня развернули спиной, и освободившаяся рука с силой прошлась по моей заднице. Ещё раз. И ещё. И с другой стороны. Я дёргался от ударов, понимая, что кожа начинает гореть под чужими ладонями и что, чёрт подери, мне это нравится. А затем, вдоволь «поиграв в барабанщика», мой «наездник» натянул на себя уздечку, заставляя меня выгнуться дугой. Я поблагодарил отца за то, что не позволял мне просиживать дома, а отправлял во всевозможные спортивные секции – тело завтра скажет мне спасибо. Его толчки стали грубее и резче, хотя, казалось, что жёстче уже некуда. Он покрывал меня отборным матом, сдабривая его ударами по ягодицам. А в конце, когда он дошёл до максимума, его рука грубо вцепилась в мои волосы, и я почувствовал, как кровь тоненькой струйкой пошла по моему затылку – на среднем пальце правой руки, которой меня схватили, откуда-то взялся железный коготь, который вспорол мне кожу на голове. От боли я, наконец, хрипло простонал. Наградой за это послужил довольный смех, а затем второй рукой мой доминант начал ласкать мой член, который, к слову, уже болел от того, что на него не обращают внимание. После того, как холодные руки коснулись моей разгорячённой плоти, я понял, что у меня нет сил контролировать собственный, вдруг расщедрившийся на стоны, голос. Как я ни приказывал себе остановиться, с моих губ срывались похабные звуки, достойные хорошего порно. Меня продолжали покрывать бранью, он долбился в меня так, будто хочет порвать, хотя это казалось мало возможным – я был хорошо подготовлен. Затем по его телу прошлась сладкая дрожь, и он осел с прерывистым вздохом, зажав мою эрекцию и не позволив кончить мне. Я тяжело с полустоном дышал, продолжая беспричинно толкаться в чужую руку, но это не приносило результатов – сперме не позволяли излиться наружу. Я громко, требовательно простонал, сжав зубами уздечку. Он меня понял: - На мою кровать – и думать не смей! – рявкнул он и свободной рукой ударил меня по горящей ягодице, от чего я только яростно захрипел. Он взял откуда-то какую-то тряпку и уткнул в неё мой член. Как только хватка ослабла, я излился в эту тряпку, вновь простонав. Затем я медленно опустил бёдра и растянулся на чужой кровати, восстанавливая дыхание. Только через пару мгновений до меня донесся чужой тихий смех. С меня сняли уздечку, но я был так обессилен, что не мог даже размять пальцами ноющие уголки рта. Когда я пришёл в себя и обернулся, волна ярости с новой силой накрыла меня: эта сволочь, смеясь, разглядывала мою майку, всю испачканную в сперме. Так вот что он мне дал за «тряпку»… *** Я принимал душ ровно две минуты сорок секунд. Именно столько времени мне потребовалось, чтобы понять, что в меня дважды кончили. Как только мой кишечник был более-менее очищен от спермы, а царапины на моей голове и бедре перестали ныть, я вылез из душа и, наскоро обтеревшись предложенным мне полотенцем, начал одеваться. Как всегда, я хотел поскорее уйти – чтобы меня ни в коем случае не удержали. - Убегаешь? – он лежал на кровати, разглядывая в руках уздечку, которая только недавно обжигала меня стальным вкусом. - Неужели хочешь, чтобы я остался, и мы по-ванильному торчали у тебя в кровати, целуясь и лаская друг друга? А я-то думал, что это я педик. - Замолчи. Признай, что ты боишься меня. - С чего бы койоту бояться петуха? – я надел толстовку на голое тело – майка была брошена в сумку. Он даже не пошёл проводить меня. - Как бы этот петух не оказался со стальными шпорами. - До встречи, – уже на пороге сказал я. - Надеюсь, она случится не скоро. Я вышел из этого дома, нырнув в туманную ночь. На остановке, к моему счастью, автобус приехал быстро. Я ехал к себе, опустошённый ещё больше, чем прежде. Внутри меня клубилась тьма, и я понимал, что мне не убежать от неё. Потому что эта тьма была мною самим. Но наша игра с этим самовлюблённым парнем только началась – он накинул на меня уздечку, но ещё не оседлал. Я только позволил ему попробовать меня. Так я приехал домой. Пустой, с каменным лицом и уставший. Я падаю в пропасть – мне не выбраться.