Бессонница

      Европа.       Стокгольм.       Достаточно приятная теплая весна.       Глубокая ночь.       Лишь слабый ветерок проникает в комнату, прогуливается по ней, побеспокоив полупрозрачные шторы и хозяина этого номера.       Мужчина не спит уже которую ночь, хотя и знает, что потом будут ругать за это, но не может себя заставить уснуть. Что же мешает? Волнение? Беспокойство? Возможно, что все сразу.       Сергей недовольно хмурится, ему не нравится то, как гуляет в его комнате прохладный ветер, но без него будет слишком жарко, невыносимо, как и сейчас под одеялом. Правда, без него холодно, с ним душно, неприятно, а когда пятьдесят на пятьдесят, то просто что-то не так.       Золотой середины никак не найти.       Певец перевернулся на спину, после на другой бок, снова на спину и снова на бок. А сон идти, кажется, не собирается, будто он остановился где-то в другом месте и ждет Лазарева там, не здесь.       А где это там? Дома? В Москве? Мужчина этого понять не может.       Он со вздохом поднимается, садится на кровати, опираясь ладонями о мягкий, приятный матрас.       Здесь всё приятное. Комната. Отель. Города. Их жители. Сама страна. Сергею нравится тут. Возможно, шатен бы хотел побывать в этом месте ещё раз, только уже вне конкурса. Когда не надо волноваться о том, что можешь подвести свою страну, когда не надо упрямо оттачивать каждую деталь номера до идеала, не надо получать синяки, падая с декорации, из-за того, что соскользнула нога, когда не надо пытаться отвязаться от журналистов, которые так и хотят раздуть из этого что-то. Он бы хотел провести тут, пусть и совсем немного времени, но небольшой отпуск, один, без кого-либо из знакомых из России.       Прошла минута. Две. Певец поднимается с кровати, потягивается, при этом стянув одеяло и укутавшись в него, ходит по комнате, подходя сначала к двери, после к окну, все же прикрывая его, не хотелось, чтобы кто-то влез, хотя на этом этаже то. Хах, кто знает, кто на такое пойдёт. Вновь какое-то время бродит по комнате, сильнее кутается, прячется в махровой ткань с головой и выходит. Идёт тихо, почти бесшумно, чтобы никого не беспокоить, не будить, не стоит кому-то знать, что участнику Евровидения не спится. Подходит к лифту, поднимается всего на два этажа выше и вновь ступает аккуратно, осторожно, опуская голову в пол.       Подходит к одной из дверей, прячет сильнее лицо, чтобы оно не смогло попасть в камеры, принадлежащие отелю, всё же будет совсем не хорошо, если кто-то узнает про эту ночь.       Стучит.       Тишина.       Ещё раз, ещё один и вновь. Теперь эта идея не кажется такой хорошей, как казалась до этого. Сергей собирается оставить это, уйти обратно в свой номер и мучиться дальше от той бессонницы, но вдруг слышит тихий стук замка. Мгновение. Дверь открывается, а перед ним немного сонный француз, с растрёпанными тёмными кудряшками, даже брови выглядят как-то смешно, Лазарев слегка виновато улыбается, совсем тихо произнося: «Можно?», на что Амир, немного потупив взгляд, отходит в сторонку, пропуская его в свой номер и закрывая дверь.        - Не спится? – Выдыхает мужчина, проходя обратно к своей кровати, на которой так сладко дремал.       - Есть такое. Прости, что разбудил, – Приседает на край чужой постели, продолжая кутаться в своё одеяло, только уже не так сильно.       - Всё нормально, – Хаддад улыбается, как всегда мило, тепло, что становится до жути приятно, что невозможно не улыбнуться ему в ответ, правда, всё же он тихо зевает и заваливается обратно, совсем слегка накрывшись, – Только лучше ложись спать.       Кажется, этого приглашения Сергей только и ждёт, слегка кивает головой, устраивается рядом, а младший уже тихо сопит, заставляя мужчину еле слышно с него усмехнуться и лечь немного удобнее, ближе.       Может здесь сон русского и остановился? В этом приятном номере, который будто пропитался уютом, атмосферой, излучающейся этим человеком, лежащим напротив него. Да-а-а…. Скорее всего, именно так. Даже сам Лазарев с удовольствием остановился бы тут, может, и не на одну ночь. Он и не замечает тот момент, когда засыпает, когда его начинает обнимать француз, ткнувшись носом в светлую кожу шеи, и тихо-тихо сопеть.