Вкус надежды

– Как считаешь, кто-нибудь нас услышал? Судорожная улыбка, в которой таится искра света, выстраданное смирение, тень мысли о будущем, что им двоим не суждено встретить. Только ощутить его лёгкое прикосновение в воющем ветре, надсадный вопль, повисший в воздухе. Их будущее разделят другие. – Да. Кто-нибудь наверняка. Кассиан снова улыбается, глотая боль, не произносит ни слова. Молчание, спокойное и глубокое, как вспыхнувшее ярким пламенем встревоженное море, звучит громче всякого откровения, оглушает взрывом преданного, горячего сердца. Джин с жадностью всматривается в его мерцающие глаза, чувствуя, как раскалывающее пополам предвкушение чего-то неотвратимого скручивает внутренности, давит на рёбра, перемешивает воспоминания. Они не вернутся домой. Никто не вернётся. Кассиан напрасно просил Бодхи оставлять двигатели включёнными, упрямо верил в самый крохотный шанс выбраться... До безумия невозможен, пропитан вечной надеждой, что струится по венам, насыщает его непоколебимой силой и сияет в пронзительном взгляде бойца, что вырос в нескончаемом сражении. Затем Джин Эрсо видит, как бледно-голубое небо – растёкшуюся каплю мутной краски – рассекает эскадрилья, резкие выстрелы, точно расходящиеся повсюду косые трещины, отсчитывают секунды, что застревают в лёгких. Секунды последних вдохов и выдохов, по которым можно прочитать целую жизнь. Визг сирен скребёт по стенкам черепа, звенящие крики тонут в песке и грохоте взрывов, обращающих во всполохи пыли повстанца за повстанцем. Империя намерена побороть цепь мятежа, перебив звенья одно за другим, втоптав в кровавую грязь, уничтожив мощью оружия, которое создано уязвимым. Джин смотрит на то, как неумолимо разваливается горизонт, как свирепо вздыбились нарастающие волны, окрашенные в золото беспощадного огня, и думает о фатальном дефекте реактора, о тех смельчаках с непробиваемой верой, о бунтарях, что зубами выгрызут победу, не отступят перед неизбежностью, рискнут перепрыгнуть бездну и однажды попадут точно в цель. Разнесут к чертям «Звезду смерти». Земля дрожит так, словно хочет стряхнуть тебя, вытолкнуть в вакуум. В этой чудовищной дрожи раздаётся поступь уцелевшей надежды, гулкое эхо грядущих перемен, звон новой эпохи. Джин понимает: что-то в этом мире, объятом скорбью и отчаянием, уже накренилось, раскололось и стремительно понеслось в неизвестность, прочь от стискивающих оков. Дым сливается с низкими облаками, расползается, закручивается вихрем, и все их безумные дни утекают, становятся частью общей истории, одной из множества страниц. Джин помогает Кассиану выбраться из башни, они делают ещё несколько шагов вместе, оставляя на песке следы непрожитой, погребённой под обломками жизни, и падают на берег в объятья друг друга. Сжимают до изнеможения крепко, соприкасаясь стонущими душами и глядя, как ослепительное сияние обгладывает мир вокруг, выжигает без остатка, подбирается всё ближе, опаляет и выбивает из груди воздух. Что такое надежда? Это неистребимое чувство вне времени и пространства, оно не стынет в крови, не гаснет в утихающем сердцебиении, не умолкает в охрипшем голосе. Надежда – это вспышка, которая режет горизонт. Это обезумевшее солнце, что сдирает кожу живьём, испепеляет кости. Это выбор, битва, боль и спасение. Джин, задыхаясь, целует Кассиана и ощущает на губах пепел и кровь. Неповторимый, невыносимый вкус надежды, что просачивается в жилы и несёт покой. Вкус жизни, рождающейся из смерти, из неминуемой жертвы. – Это только начало. Её слова растворяются в полыхании огня.