Звуки

Гул автострады, сразу различает он — гул за стеклами, чуть слышный, фоновый, на котором лежит пластом молчание только что выключенного радио. Рука, это сделавшая, еще не вернулась к рулю: одно мгновение в воздухе, потом — поправляя волосы, упавшую, наверное, сейчас на глаза вишнево-красную прядь, последняя доля секунды — и короткое прикосновение красивых длинных пальцев к оплетению из мягкой кожи. Хаякава почти наяву видит их движение: сжать руль, но не стиснуть. Самон полон холодной решимости. — Если ты сгинешь, мне тоже недолго останется. Слышишь, Самон? Он слышит и усмехается. У его усмешки звук битого льда — колкость и острота, но на самом деле просто льющаяся сквозь пальцы вода, когда лед тает, тронутый солнцем. Сквозь длинные красивые пальцы. Отпуская заранее жизни, свою и чужие: если все провалится на этот раз, то уже ничего не попишешь, верно ведь? И злись сколько угодно, дерево не передаст злости, а еще немое волнение, страх. Память о чашке с женьшеневым чаем, врученной сжимающей сейчас руль далеко отсюда рукой — отпечатке чужого тепла на округлом фарфоре, и «пей, а то остынет», и «холодный нынче день, возьми плед», и «да, этот план годится... Хаякава-сан, может, вы позволите угостить вас ужином?» Чужой стальной, как грозовое облако, взгляд. Какой-то месяц назад они находились по разные стороны баррикад. «Да, твоя армия мне тогда здорово удружила. В переносном значении». «Вызванная тобой летающая дрянь с глазами — мне тоже». Чужая рука на плече прощальным напутствием: «Будь осторожен». Политика — гнездо гадюк. Зная, что о тебе беспокоится кто-то, не так страшно шагать по змеиным хвостам. Упругость неуклонного нажатия ступни в черном, вычищенном до блеска ботинке на педали газа — разгон стрелки спидометра, возрастающий рокот мотора. Привычка всех, обладающих магической силой, — быстрота перемещений, перенесенная и на человеческую технику. Произойди из-за этого авария, мага она не погубит. Но Самон водит очень умело и аккуратно. Порывистый резкий взвизг ветра в опущенное тонированное стекло — он, верно, захотел отчего-то глотнуть горького прохладного воздуха. Длинной лентой свивающаяся пауза полна запахов от выхлопов бензина, полироли для подлокотников кресел, коричной пряной вишни. Звучание голоса в куске деревяшки с вбитым в нее гвоздем, которую Хаякава сжимает в руке, вдруг сметает всю его неуверенность и тревогу. — Я не умру так просто. Ты тоже. Слова звучат, как обещание. «Ты заходи еще». И пар курится над чашкой.